Эрнестин (сборник) - Елена Федорова

«Прошу у тебя прощенья…»

Прошу у тебя прощеньяВ день прощеного воскресенья.Я не мог извиниться раньше,Я не смел. Было много фальши

В наших мыслях, в делах, в поступках,Даже в видимых всем уступках.Я тебе уступать пытался,Но опять и опять срывался.

Я метался в злобе бессильной,А тебе приходилось быть сильной,Улыбаться, просить прощеньеС понедельника по воскресенье.

Но однажды чудо свершилось,Ложь сама собой испарилась.Сразу стало легко и ясно,Без прощения – жизнь ужасна.

Ты прощаешь и я – прощаю,Честным быть всегда обещаю,Обещаю просить прощеньеС понедельника по воскресенье.

NET

Как паучки, за ниточки цепляясь,Болтаемся меж небом и землей.Все это удивительною жизньюПотомки назовут поверь, друг мой.

– Вы когда-нибудь задумывались над тем, что английское слово «NET» – сеть, по-русски звучит, как предостережение, запрет: НЕТ? – спросила она, пристально глядя в его глаза. Он покачал головой. Она улыбнулась.

– Понятно, вас такая гениальная мысль еще не посещала. В этом нет ничего удивительного. Мысли рождаются только тогда, когда есть предпосылки для их появления на свет. Давно известно, что из пустоты ничего появиться не может. На то она и пустота. Но мы отвлеклись от темы. Итак, NET – сеть, в которой нет, и не может быть ничего хорошего. Вам, современным людям, трудно в это поверить. Вы запутываетесь в этой сети, как мухи в паутине, которую сплел гигантский паук, – он поморщился. Она усмехнулась – Сравнение не из приятных, я знаю. Но оно как нельзя лучше характеризует все, происходящее с вами. Попав в сеть, вы теряете свою индивидуальность, становитесь рабами чужого мнения, безропотно выполняете все приказы паука. Простите, по-другому я его назвать не могу. В моем понимании паук – это сгусток черной энергии, стремящийся поглотить весь мир. Его замысел осуществляется с невероятной скоростью. К счастью, в мире кроме черной краски есть еще и белая. Силы света, любви и добра предостерегают людей мыслящих, предупреждают их о том, что в сети NET нет ничего хорошего. Запомните, попасться в сети зла – пропасть!

Он вспомнил этот разговор несколько лет спустя, и с сожалением подумал о том, что зря не воспринял тогда всерьез слова Матильды.

– Что умного может сказать древняя старуха, которая ничего не смыслит в современных технологиях? – подумал он тогда. – Она просто бредит. Если ей хочется, пусть называет интернет паутиной и сравнивает людей с мухами. Я не стану возражать и вступать в спор, чтобы не началось извержение Везувия. Матильда – взрывоопасный человек, но отказываться от общения с ней я не могу, потому что она – мой педагог, а по совместительству еще и борец с безграмотностью. И пусть говорят, что быть грамотным сегодня – немодно, пусть называют грамотность – пережитком прошлого, я останусь при своем мнении: современный человек должен грамотно писать и говорить!

Матильда для меня – великая ценность. Реликвия! Мне пришлось приложить немало сил, чтобы найти такого замечательного учителя, и я не собираюсь отказываться от ее помощи. А раз так, мне нужно внимательно слушать все ее странные высказывания и не возражать. За время нашего общения я понял, что Матильду лучше не раздражать.

Матильда

Мария Львовна Оболенская не подозревала о том, что Павел Гринев зовет ее Матильдой. Раз в неделю она принимала у себя милого мальчика, которому в ту пору исполнилось двадцать пять лет. Для Марии Львовны он был мальчиком, ведь ей шел уже восемьдесят второй год. Почему она согласилась заниматься с Гриневым, было непонятно даже ей самой. Поначалу Мария Львовна пыталась найти ответ, а потом решила считать Павла подарком судьбы. Занимаясь с ним, Мария Львовна умножала череду добрых дел, которые ей предназначалось сделать.

Павел был прилежным учеником, горел желанием проникнуть в тайные глубины русской грамматики. Они не только повторяли правила, но еще и занимались исследованиями: разбирали древнерусские письмена, выстраивали диаграммы, по которым можно было проследить, какие изменения произошли в языке, и как он трансформировался за несколько столетий.

Благодаря Павлу, Оболенская наконец-то занялась той работой, к которой никак не решалась подступиться. Если бы не Павел, она бы вряд ли подняла гигантский пласт информации, который они с легкостью сдвинули вместе.

В доме Марии Львовны хранились берестяные грамоты тринадцатого века, которые она давно хотела расшифровать, но по каким-то непонятным причинам все откладывала и откладывала эту работу. Наконец, она решила показать грамоты Павлу. Он долго смотрел на сплошной текст, написанный на бересте, а потом воскликнул:

– Эврика! Я понял, чего здесь не хватает!

– Ну, и чего же здесь не хватает? – Мария Львовна посмотрела на него с любопытством.

– Пробелов, промежутков между словами! – ответил он. Схватил лист бумаги, переписал старинный текст по-своему, протянул Марии Львовне.

– Вот, полюбуйтесь теперь.

– Да, теперь текст выглядит лучше, – сказала она.

– Давайте разобьем слова на слоги и будем читать их так, как они написаны, – предложил Павел.

– А что вы скажете по поводу ошибок? – спросила она.

Он ответил тоном знатока:

– Мария Львовна, не стоит считать наших предков безграмотными людьми. Давайте на миг представим, что все они были людьми образованными и любили свой язык.

Это предположение ей показалось весьма разумным. Она улыбнулась, взяла послание, кое-что подправила, воскликнула:

– Павлуша, мы с вами, действительно, сделали открытие! Мы открыли новое направление в лингвистике. Эти берестяные письма – семейная переписка, из которой мы можем узнать о привычках людей, писавших их, воссоздать мир, в котором они жили. Вот, смотрите, что пишет автор послания: «изумелася есве» – мы все удивились астрономической сумме, которую с нас запросили. А дальше написано пятнадцать кун. Это, по всей видимости, очень большие по тем временам деньги, раз они есве изумелася.

– Вы, Мария Львовна, как синхронный переводчик, с налета письма тринадцатого века читаете, – похвалили ее Павел.

– Богатый опыт, Павлуша, – она улыбнулась, разгладила берестяную грамоту. – Это письмо от Жизнедуба к отцу. Посмотрите, как он красиво свое имя вырезал. А дальше короткий текст, похожий на современное телефонное послание.

– CMC, – подсказал Павел. – Совсем маленькое сообщение.

– У вас оно – совсем маленькое, а у них не совсем, – проговорила она с изрядной долей сарказма. – Посмотрите сколько здесь слов. А главное, берестяные письма дошли до нас с вами, пролежав под слоем земли несколько столетий. Полезные слои почвы помогли им сохраниться. А что будет с вашими мобилесками? – развела руками. – Исчезнут навеки, и никто не узнает, о чем писал Павел Гринев своему отцу, как менялись его привычки, как упрощался его язык, какие слова – паразиты губили его речь. А здесь все перед нами, – она положила ладонь на свиток, улыбнулась. – Почти все. Обычно часть прочитанного текста отрезали и выбрасывали. Но бывали случаи, когда берестяные послания сжигали, чтобы сохранить секретность.

– А вот интересно, как эти письма попали к вам? Почему вы их в музей не сдали? – спросил Павел.

Мария Львовна ответила не сразу. Она вообще никогда моментально не отвечала на вопросы, придерживалась своего жизненного кредо: «чуть позже!» Павел об этом знал, но все равно сердился на Матильду за затянувшуюся паузу, мысленно поторапливал Оболенскую:

– Матильда, сколько можно обдумывать свой ответ? Не придумывай ничего, выкладывай все, как есть. Будь честна со мной, Матильда.

А она нарочно медлила, перекладывала с места на место тетради, книги, сворачивала берестяные письма. Их у нее было десять. Все они лежали в берестяной коробке, украшенной рисунками, напоминающими наскальную живопись. Эта коробка тоже была старинной. Матильда называла ее коробом. Короб стоял в книжном шкафу за стеклянной дверцей, не привлекая к себе внимания. Хотя, если бы в дом Матильды явился человек, знающий толк в исторических ценностях, он бы короб увидел сразу.

Павел же узнал о коробе только тогда, когда они решили заняться исследовательской работой. Матильда достала его из шкафа, поставила в центре стола, сказала:

– Этой старинной вещичке, этой коробушке, несколько столетий. Достался он мне в наследство от прабабушки. Если вы, Павлуша, внимательно посмотрите на смешных пляшущих человечков, то увидите цифры: 1,2,1,5. Это – дата рождения короба, год 1215. Невероятно, да? Мне рассказывали, что 1215 год был голодным годом. В ту пору из-за неурожая чуть не погиб Великий Новгород. А эта коробушечка каким-то чудом уцелела. Каким? Непонятно. На многие вопросы ответов нет. Зато, – хитро улыбнулась. – Зато есть сказка, которую в нашей семье предают из уст в уста. Вы готовы ее услышать, Павлуша?