Это его дело - Ежи Эдигей

Чесельский два раза перечел результаты последней экспертизы.

— Да, тут мастерства особого не надо, чтобы установить, чьи волосы и кровь на гире. Это и без экспертов ясно. А белый порошок при чем? Значит, явных следов пока никаких. Ох, и темное дело досталось мне.

— Мне кажется, что-то забрезжило, — пытался успокоить товарища Шиманек.

— Это ты про угрозы Стояновской? Но ведь убил-то его мужчина.

— Мужчина-то мужчина, но ведь любимая женщина могла и подослать.

— Значит, пойдем по этому следу, — согласился с ним Чесельский.

Домик в Вёнзовной

На следующий день поручик Чесельский с утра места себе не находил: его друг и подчиненный Антоний Шиманек опять опаздывал. Прошел уже час с начала работы, а того как не бывало.

«Опять проспал. Он у меня получит, пусть только явится. Больше никаких поблажек, и перед «стариком» не буду его выгораживать. А уж если его полковник засечет, то пусть сам выкручивается. Хорошо бы «старик» всыпал ему по первое число, может, наш Антек забудет, как опаздывать». И, ругая в душе своего друга, Чесельский листал, наверное, в сотый раз папку с надписью «Убийство на Вильчей улице», где лежало всего лишь несколько листков. И чем больше он вчитывался в скупые строчки, тем все больше убеждался, что нет никакой надежды найти убийцу. Устав ждать Шиманека, он позвонил полковнику Немироху и попросил принять его. Собрав бумаги, Анджей вышел.

У полковника в кабинете находился майор Выдерко. Секретарша Кристина попросила Анджея подождать.

— Вы случайно не знаете, где Шиманек? Полковник никуда его не отправлял? Антек до сих пор не появлялся. А нужен он мне позарез.

— Подпоручик Шиманек вчера взял разрешение на поездку в Вёнзовную, я сама носила на подпись. Сказал, что поедет туда прямо из дому. Я даже посоветовала ему взять служебную машину, но он отказался.

— Кажется, от убийства на Вильчей я совсем отупел. Ведь сам же велел ему ехать туда, поговорить с родителями. Как же я мог забыть?

Из кабинета вышел майор Выдерко, и полковник пригласил Анджея.

— Что нового? — спросил он.

— Пока ни с места, — искренне признался Чесельский. — Ума не приложу, что делать?

— Нет никаких улик? Убийцу никто не видел?

Только Болецкая, об этом вы знаете, ее показания есть в деле. Кроме нее, никто не видел.

— Кого-нибудь подозреваете?

— В какой-то степени. Дворник и соседи показали, что супруги Стояновские не очень между собой ладили. Часто ссорились, дело доходило до скандалов. Стояновская грозилась убить мужа.

— Дальше что?

— Не можем найти Стояновскую. Отдыхает где-то в Бещадах. Объявляли по радио и телевидению. Но до сих пор не появилась. Квартира опечатана. Обыск ничего не дал.

— А как насчет угроз?

— Не очень верится в это. Чего не наговоришь в ссоре. Стояновский не давал ей развода, но ведь сейчас не те времена, чтобы обретать свободу с помощью двухкилограммовой гири. Не даешь развод? Можно обойтись и без этой бумажки. Сколько супружеских пар живут без судебного вердикта. И детей заводят. Через какое-то время та или другая сторона уступает, а суд ради благополучия «внебрачных» детей расторгает давно не существующий брак. Ирена Стояновская — с нашего знаменитого Таргувека, из семьи, которая, мягко говоря, далеко не всегда находилась в добрых отношениях с уголовным и семейным кодексом. Думаю, она не пошла бы на убийство только ради того, чтобы освободиться от постылого мужа и соединиться с другим.

Полковник не перебивал Чесельского.

— Естественно, такие улики нельзя не принимать во внимание. Поэтому в этом надо тщательно разобраться. Но нюх мне подсказывает, что по этому следу мы далеко не уйдем.

— Поручик, я вам советую полагаться не на свой нюх, а на материалы следствия. Так будет лучше и для дела, и для вас.

— Стояновского убили не просто так и не по ошибке. И на психопата не похоже. Если бы знать мотивы преступления…

— Ищите.

— Вот и проверяю все улики против Ирены Стояновской, хотя не верю, что она замешана в убийстве мужа.

— Займитесь прошлым убитого. Как можно больше узнайте о его прошлом. И о прошлом его жены, с кем она поддерживает знакомство. Я не стал бы предвосхищать события и утверждать, что она невиновна. Логично, что она не стала бы рисковать, чтобы таким способом освободиться от нелюбимого мужа. Но могло быть все по-другому.

Нельзя сбрасывать со счета эмоции.

— Слушаюсь. Все изучим и проверим.

— Чем занят Шиманек?

— Поехал в Вёнзовную к родителям.

— Понятно. Если будут какие новости, немедленно докладывайте мне.

Антон Шиманек, как и следовало ожидать, проспал. Установка будильника на расстоянии вытянутой руки результата не дала. Когда он открыл глаза и пришел в себя, стрелки часов неумолимо приближались к девяти. Быстро одевшись, он выскочил на улицу. Ехать на автобусную станцию, откуда отправляются загородные автобусы, не имело смысла, лучше с пересадками добраться до Лазенковской трассы. Там почти на ходу он вскочил в автобус 182, который довез его до остановки экспресса «П», на нем добрался до автозаправочной станции «Атип» и уже оттуда на попутной машине поехал в Вёнзовную, объяснив шоферу, что получил «срочное служебное задание».

Поблагодарив хозяина «фиата» за оказанную любезность, подпоручик вышел в центре поселка, а точнее говоря, возле местного ресторана. Было около десяти. «Ох, и всыпал бы мне Анджей, мой любимый начальник, за столь позднее прибытие на место выполнения задания. Ох, и всыпал бы! Но, слава богу, он никогда об этом не узнает».

Но не везло сегодня Шиманеку — он вышел из машины совсем не в том месте. Надо было, не доезжая до ресторана приблизительно с полкилометра, свернуть с шоссе влево и проехать еще не менее километра. Вот с такими осложнениями Шиманек наконец-то добрался до участка Кароля Стояновского. В глубине сада виднелся аккуратненький небольшой домик. Дорожка, ведущая к крыльцу, была обсажена цветами. Чего там только не было: розы, мальвы, георгины, астры. А в саду фруктовые деревья, густо усеянные плодами: яблоки, груши, сливы, абрикосы. Судя по всему, пан Стояновский был хорошим садоводом, наверное, и вагоновожатым в свое время был образцовым.

Родители уже ждали Шиманека, предупрежденные о его приезде. Нельзя было без боли смотреть на убитых горем пожилых людей. Обрушившееся несчастье придавило их, они сидели притихшие, молчаливые, с трудом сдерживая слезы.

— Когда милиция сообщила нам о том, что сын убит, я сразу же поехал к нему на квартиру, на Вильчую.

Хотелось самому узнать, как все произошло. Квартира сына была опечатана. Дворник, пан Ротоцкий, рассказал мне все, сказал, что Зигмунта убили, когда он выходил из машины. Как такое могло случиться? Почему его убили?

— Пока мы мало что знаем, ищем, — искренне признался Шиманек. — Подтверждается только то, что вы уже знаете. Нет никаких улик. Вы никого не подозреваете?

— Нет.

— Были ли у вашего сына враги?

— У Зигмунта? Что вы! — удивилась пани Стояновская. — Он был очень добрым, отзывчивым человеком. Готов всегда последнюю рубашку отдать другу… И ребенком был таким же. У нас трое детей. Зигмунт младший. Старались детей воспитывать в любви и доброте. Старшие подрастали и уходили, своим домом обзаводились. А Зигмунт все с нами жил, самый нам близкий… Марыся далеко, во Франции. Мацей в Забже. Вчера позвонили ему, сказал, что никак не сможет приехать, так как какую-то вышку на шахте монтируют, пообещал, что его жена завтра утром приедет.

— Когда вы видели сына последний раз?

— Как всегда, он приехал к нам в воскресенье около десяти. Провел здесь целый день, вечером уехал к себе домой. Весь день работал в саду, очень любил садом заниматься. Еще шутил, что должен отработать за те фрукты, которые мы ему даем…

— Не обратили внимания, не был ли он расстроен? Подавлен? В каком был настроении? Не был ли раздражителен?

— Да нет, был такой, как всегда. По его внешнему виду никогда не догадаешься, даже если он чем-то расстроен. Виду никогда не подаст, все в себе держит. Говорил, на работе что-то не ладится, осложнения с выполнением плана. Сказал так, между прочим, не похоже, что этим он был сильно огорчен или обеспокоен.

— А как Ирена? — поинтересовалась пани Стояновская. — Зигмунт, когда был у нас последних! раз, ни слова о ней не сказал, а мы не решились спросить.

— Говорят, уехала отдыхать в Бещады, — ответил Шиманек, — пока не вернулась, наверное, ни радио не слушала, ни телевизор не смотрела, милиция дважды передавала обращение с просьбой срочно вернуться.

— Ведь и мы не обратили на это внимания, хотя радио все время включено, — объяснил Стояновский.

— В супружеской жизни вашего сына не все, кажется, было в порядке? Не так ли?