Это его дело - Ежи Эдигей

Обстановка, да и сами комнаты резко разнились друг от друга. Одна, которую, судя по всему, занимала хозяйка, была обставлена ультрасовременной мебелью с претензией на шик, на полу яркий ковер, на окнах — пестрые занавески. На стенах — ручной работы коврик, репродукции картин наиболее известных художников-импрессионистов с бессмертной «Жнецы на пшеничном поле» Ван Гога. Огромный гардероб буквально набит тряпьем. Вторая комната выглядела куда скромнее: большой стол, заляпанный тушью всех цветов, простой «канцелярский» стул, тахта, полки с книгами, преимущественно техническая литература по строительству, хотя много было классики и неплохой выбор детективов.

В квартире царил образцовый порядок, в кухне, в ванной все сверкало. Никто не сказал бы, что здесь жил «соломенный вдовец», у которого жена уехала на курорт. Пол натерт, окна вымыты.

— Хозяин был очень порядочный человек, — не скрывая своего огорчения, объяснял дворник, — и жилец хороший. Нос не задирал. По ночам пьяный не возвращался и шуму не поднимал. Когда у них скандалы бывали, как обычно у супругов, только ее голосок доносился. Он никогда не кричал, говорил тихо. Хоть чаевые от него я редко получал, но уж на Новый год и на пасху всегда сотню положит. Она совсем другое дело. Часто пьяная возвращалась, мужчины разные ее провожали. Сколько их было, не упомню. Иногда с трудом до квартиры добиралась.

— Неужели пьяная?

— Молоденькая она совсем, любит повеселиться, — уходя от ответа, пробурчал пан Ксаверий, решив, что сболтнул лишнее о своей жиличке и не мешало бы смягчить вырвавшиеся слова. — Да и что тут такого? Красивая женщина.

— Они давно женаты?

— Года три будет. До того инженер жил здесь с родителями. А когда женился, старики переехали под Варшаву. В Вёнзовную, у них там домик. Перед тем как туда переехать, загородный дом утеплили, чтобы зимой можно было жить, а квартиру оставили сыну.

— Она работает?

— Вроде да. Вначале в той фирме, где и ее муж. А потом устроилась официанткой.

— Где?

— Работала недалеко отсюда, в «Гранд-отеле», в кафе, потом перешла в другое место. А где сейчас работает, не знаю.

Эксперты произвели тщательный осмотр. Все счета за квартиру, радио, электричество, газ были аккуратно сложены. Нашли две сберкнижки. На одной, на имя Зигмунта Стояновского, лежало около пятнадцати тысяч злотых, на книжке Ирены — всего лишь семьсот шестьдесят. Кроме того, была еще автомобильная книжка тоже на имя Зигмунта Стояновского. К ценным вещам можно было отнести недорогие украшения хозяйки дома, шубу из нутрии и золотое обручальное кольцо. В карманах всех трех костюмов ничего не нашли. В ящике письменного стола лежала готовальня и какие-то чертежи — видимо, инженер подрабатывал дома.

Собрали разбросанные по квартире около двух десятков разных открыток, такие обычно шлют из отпуска, туристских поездок, из-за границы, несколько ничего не говорящих писем.

Осмотр квартиры ничего не дал. Почему был убит инженер, так и осталось непонятным.

— Быть может, узнаем что-нибудь от жены? Или от родителей? — с надеждой в голосе сказал подпоручик, когда они выходили из квартиры. — Надо срочно позвонить на милицейский пост в Вёнзовную, пусть сообщат старикам о смерти сына.

— А вслед за этим, завтра рано утром, подпоручик Шиманек направится туда сам и поговорит с родителями. Может, они кого-нибудь подозревают.

— Если надо, поеду, — без всякого энтузиазма проговорил Шиманек.

— Я же попробую поговорить с директором объединения, где работал Стояновский.

Шиманек вместе с экспертами отправился в управление, а Чесельский задержался, зашел в дворницкую — решил не откладывать свой разговор с дворником.

— Пан Ротоцкий, до того как вас пригласят в управление милиции, давайте с вами поговорим по душам. Без свидетелей, протокол составлять не будем.

— Я ничего не знаю! — начал отпираться дворник.

— Любой человек всегда что-нибудь да знает. — Поручик удобно устроился на одном из стульев, достал пачку «Зефира» и предложил пану Ксаверию.

— Спасибо. Три года, как бросил.

— Счастливый вы человек. Так сразу взяли и бросили?

— Сразу. Докурил пачку «Спорта» и больше ни одной в рот не брал. Лет сорок курил, совсем еще пацаном — двенадцати еще не было — начал потягивать.

— Значит, вы волевой человек… Я три раза бросал, и ничего не получилось. Хорошо, вернемся к нашему делу. Так что вы можете сказать?

— Я ничего не знаю, — упрямо повторил дворник. — Понятия не имею, кто его мог убить.

— Кто его убил, это я знаю.

— Кто? — удивился дворник. — Значит, поймали?

— Убил тот, кому это выгодно. Только вот вопрос: кому Стояновский мешал и поэтому его надо было убрать? Вы, поскольку давно работаете здесь, знаете всех жильцов, и Стояновского знали.

— Конечно, жильцов знаю, — подтвердил пан Ксаверий. — А Стояновского помню еще мальчишкой, помню, как в школу бегал. А потом учился в Политехническом. У него есть брат и сестра, но они намного старше его. Зигмунт еще в школе учился, а Марыся уже замуж вышла за француза и уехала во Францию. Несколько раз приезжала навещать родных. Богатая дама, собственный автомобиль имеет. Старшая Стояновская говорила, что дочка удачно вышла замуж, у мужа собственное предприятие.

— А брат где?

— Учился в Кракове в горном институте, после окончания в Варшаву не вернулся. Работает в Силезии на шахте. Редко приезжал к родителям, так что Зигмунт один воспитывался. Сам Стояновский работал в трамвайном депо. Вышел на пенсию, а когда сын женился, решил уступить ему квартиру. Я даже помогал старикам перебраться в Вёнзовную. Не очень-то им хотелось уезжать из Варшавы, но старик не скрывал, что невестка ему не по душе, так что он предпочитает жить в деревне, чем здесь, с ними.

— А вы ведь говорили, что она очень красивая.

— Красивая-то красивая, только, когда идет по улице, ни один мужчина мимо нее спокойно не пройдет. Кажется мне, не все у них гладко шло. Не такая ему жена была нужна.

— Почему?

— Он был человек спокойный. Когда еще в школу ходил, не было с ним никаких хлопот, не то что с другими пацанами. Ведь те то окно разобьют, то лампочку, то в подъезд грязи натаскают, только успевай убирать. Зигмунт хорошо учился, окончил Политехнический, на хорошей должности работал и зарабатывал хорошо… Машину купил.

— А она?

— Говорят, работала секретаршей или машинисткой, только у меня собственное мнение на этот счет, один мой знакомый живет на Таргувеке и знает всю ее родню. Она из тех, которые как птицы небесные — не сеют, не жнут, а урожай собирают. Папочка довольно частенько в тюрьме посиживал, да и мамочка не лучше, а братец кого-то пырнул ножом. Ирена окончила среднюю школу и устроилась на работу на небольшой завод по производству смазочных масел. Работала она там простой работницей. А так как кое-что понимала в своей красоте да еще в кое-каких делах разбиралась, то и стреляла своими зелеными глазищами, пока не подстрелила нашего пана инженера, он на ней и женился, хотя был старше ее на пятнадцать лет.

Такие браки часто бывают удачными. Разве для любви есть преграды.

— Так-то оно так, только если говорить о любви, то в данном случае влюблен был пан инженер. А ей только надо было вырваться из своего окружения. Такое замужество открывало перед ней все пути.

— Какие пути? Официантки в кафе «Гранд-отеля»?

— Смазливая официанточка в людном кафе далеко может пойти. Сколько возможностей для нужных знакомств, не то что в «смазочной» на Таргувеке.

— Что это за «смазочная»?

— Да небольшой заводик. До войны там производили смазочные масла для машин, для телег, разливали в бутылки, еще какие-то химикаты изготовляли. Называли тогда «смазочная», так это и осталось. Хотя сейчас этот заводик включили в производственную кооперацию, а название осталось старое.

— На какой же улице эта «смазочная»?

— На улице Князя Земовита. Возле самой железной дороги.

— По-моему, Ирена должна быть только благодарна Стояновскому, так как он вытащил ее из такого окружения. А за благодарностью часто следует любовь.

Пан Ксаверий только рукой махнул.

— Видел я Ирену, когда она сюда въезжала с одним маленьким чемоданчиком. А сейчас… Сколько у нее импортных тряпок. Вы ведь видели, чем ее шкаф набит? Зигмунт безумно любил ее, столько денег на нее тратил. Только недавно глаза у него открылись, понял, на ком женился.

— Изменяла?

— Этого не могу сказать, не знаю, но повеселиться любила, плохо, что еще и любила выпить. Когда они только поженились, у них часто бывали гости. Кому, как не дворникам, известно, кто и когда веселится. Вот уже второй год никто к инженеру не заходил. И родители перестали бывать. Он сам стал к ним ездить в Вёнзовную, почти каждое воскресенье. Ездил один, без Ирены.