Спор с безжалостной судьбой: Собрание стихотворений - Кирилл Померанцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Не Горбачёв страною правит…»
Не Горбачёв страною правитИ не Центральный комитет,И «перестройка» не исправитИтог семидесяти лет.
И «гласность» делу не поможет,Трубя хоть тысячами труб,Когда над всей страной вельможитНабальзамированный труп.
1988«Не дай мне, Боже, впасть в отчаянье…»
Не дай мне, Боже, впасть в отчаянье,Но посоветуй — как не впасть,Какому ввериться мычанью,В какую провалиться пасть.А дни летят. Не стало Брежнева,В Париже правит Миттеран,Но всё решительно по-прежнему —Кабул, Варшава, ТегеранИ прочие фантасмагории —Мир «без руля и без ветрил»:«Господство разума в истории»,Как Гегель некогда сострил.
«Не дивно ль в солнечном закате…»
Не дивно ль в солнечном закате,В сиянье или в полумглеУвидеть чёрное распятьеОгромной тенью на земле?
Увидеть всю судьбу людскую,Где каждый путь есть крестный путь,И эту логику стальнуюОчеловечить как-нибудь.
«Не оттого мне отвратительно…»
Не оттого мне отвратительно,Что жизнь — тупик, тоска, тюрьма,Что это даже удивительно,Как, не сойдя ещё с ума,Я что-то делаю, работаю,Чего-то жду, кому-то вру,Хоть и не верю ни на йотуВ осточертевшую игру,Хоть знаю сам неукоснительно —Надежды все свелись к нулю, —Но потому мне отвратительно,Что я и эту жизнь люблю.
«Не удалась. Совсем неважно…»
Не удалась. Совсем неважно,По чьей вине не удалась.Лишь первый раз признаться страшно,Что жизнь напрасно пронеслась.
И до сих пор напрасно длится.А для того, чтоб умереть,Совсем не стоило родитьсяИ уж тем более, стареть.
1955«Нет, Михаил Сергеич, нет…»
Нет, Михаил Сергеич, нет,Беда отнюдь не в хулиганстве,Не в разгильдяйстве и не в пьянстве,Но в том, что коммунизм отпет.
Отпет всемирно и всеславно,На Красной площади, державно.Но цел ещё его скелет —Итог семидесяти лет.
1988«Ни на кого не обращать вниманья…»
Ни на кого не обращать вниманья,Ни с кем не спорить и не говорить,Хранить тебе лишь вверенное знаньеИ за него Творца благодарить.
Оно подобно глади океана,Чуть внятному шуршанию травы,Безоблачному торжеству МонбланаНа фоне первозданной синевы.
1988«Ну вот, приближаются сроки…»
Ну вот, приближаются сроки,Прошедшее строится в ряд,И жизни «печальные строки»Всё ярче и ярче горят.
Они, словно глыбы, нависли:Ни выжечь, ни смыть, ни стереть.Они — неотступные мысли,Державно ведущие в смерть.
1988«Ну вот. Я никому не нужен…»
Ну вот. Я никому не нужен.Прошла зима, пришла весна,Но не сверкнёт мне «ряд жемчужинАпрельской ночью» у окнаИ не появятся, как раньше,В уставшей бредить головеМечты о будущем реванше,О встрече в будущей Москве.
Бесчинствует парижский вечер,Сады цветут наперебой…И вот — не за горами встречаПоследняя: с самим собой.
«О ласкающей грусти, о свете…»
Я спросил старика у стены…
А.Блок
О ласкающей грусти, о свете,Притаившемся в утренней мгле…Что вы знаете, взрослые дети,О кружащейся в небе планете,Нам доверенной Богом Земле?
Летний зной был прозрачно беспечен.Я спросил золотого юнца:«Чьей безумной мечтой искалеченНимб открытого солнцу лица?»
Но он даже не бросил мне взгляда,Улыбнулся и канул в рассвет, —Тот, откуда неслась канонада,Вой штурмующих небо ракет.
«О, сколько их за эти годы…»
О, сколько их за эти годы,Презревших смерть, забывших страх,Дыханье каторжной свободыСмело и превратило в прах.
Нас уверяют: это средствоДля светлых дней, для дней иных…Но что за страшное наследствоДля нас, оставшихся в живых!
«О, страшный мир! Не тот, что с содроганьем…»
О, страшный мир! Не тот, что с содроганьемГотовится к неслыханной войне,А тот, иной, что в мёртвой тишине,Как черви, точит тёмное сознанье.
А этот мир, чей каждый день и часПропитан злобой, завистью и мщеньем, —Лишь бледное земное отраженьеТого, другого,дремлющего в нас.
«О, этот город, этот холод…»
О, этот город, этот холод,Осенний ветер, вечер мгла,«Блажен, кто смолоду был молод»,Блажен, кто верил в силу зла.
И разуверился под старость.И вот не верит ничему;И нежно смотрится усталостьВ его светлеющую тьму.
«Одни надеются на Бога…»
Одни надеются на Бога,Другие слушают Москву.А я в бессмысленной тревоге,В тупом отчаянье живу.
Так бьётся в зыбком непокоеПустая лодка. Где причал?..Любовь? — А что это такое?Друзья? — Простите, не слыхал.
«Он в задыхающихся строфах…»
Он в задыхающихся строфахПророчил о Господнем Дне,О небывалых катастрофах,О третьей мировой волне.
Он в ночи дикие, глухиеСлова бессвязные шептал,И страшным именем — РоссияГрядущий хаос заклинал.
«Осенний дождь стучится в окна…»
Осенний дождь стучится в окна.Хочу заснуть и не могу.А мыслей липкие волокнаУпрямо клеются в мозгу.
Всё те же мысли, всё о том же,На ту же тему, в ту же тьму:«О Боже, Боже — почему?Зачем, о милостивый Боже?»
«От пораженья к пораженью…»
От пораженья к пораженью,От униженья к униженью,Из тупика в другой тупик, —И так от самого рожденья,«До тошноты, до отвращенья»,До боли, перешедшей в тик,До боли, ставшей монополией,До белены. Чего ж вам более?
«От снега поднимается сиянье…»
От снега поднимается сиянье,Как будто звёзды на снегу горят,Как будто розы, затаив дыханье,Чуть слышно меж собою говорят:Проникни в тайну, скрытую от века,Склонись к истокам первозданных рек.Бог человеком был для человека,Чтоб Богом стал для Бога Человек.
Памяти Георгия Иванова
Всё в прах превратится, исчезнет,Взорвётся, провалится в сон.И я от такой же болезни,Наверно, умру, как и он.
От рака или от простуды,Назначенных нам по судьбе…Почти отвращения к людямИ жалости к ним и к себе.
1964Париж
Осенним вечером парижским,Когда, совсем как наяву,Дома, соборы, обелискиБесшумно рушатся в Неву,
Когда в волшебном «как попало»Плывут туманы и мечтыИ отражаются в каналахВенецианские мосты…
Парижским вечером туманным,Вдоль Сены, у Консьержери,Где расплываются нирванноНеоновые фонари, —
И снова веет от лагуныПотусторонним ветерком,И Невский в мареве двулунномБезлюдным стынет двойником, —
Люблю под пологом каштановым,По набережной в огонькахБродя с Георгием Ивановым,Поговорить о пустяках.
«Парижская сутолка, вечер…»
