Овердрайв - Diamond Ace

Громко выдохнув, шеф откинулся в кресле. Пару сигарет завесило тяжелое молчание. Взгляд его блуждал по столу, заваленному журналами, захваченными рыжей дивой. 'Джесска исчезла, оставив свое последнее слово!', 'Гениальная поп-звезда призналась, что ненавидит своих поклонников', 'Где же Джессика: пиарход или..?', 'Фан-клуб в поисках своей героини'…

— Это неплохая новость для канала, куколок ты порядочно раздолбал, чтобы доказать. Но если мы облажаемся и настоящую притащят в студию конкуренты… Проверь все. Каждую сучку. Следы за тобой заметут.

'Трудно… Слишком трудно… Когда ты видишь, как катишься вниз, когда ты даешь им, чего они хотят, забыв, что хочешь петь ты… Им нравится, надо делать то, что им нравится. Пусть тебя тошнит от этого, надо раздвигать ноги и петь с микрофоном в заднице… Главное, им весело. Главное, меня любят…'

— Это? Ах, да это Даша Морозова. С этой, из сетей, никакой связи. Близнецы может… Мы-то знаем Дашу. Она учительница, год тут живет.

— Спасибо. — кивнув женщине, сунул в губы сигарету.

Ветер гоняет пыль серого городка. Который это уже? Мне кажется, помощник подкидывает уже просто адреса рыжих, плевать, поют они или нет. Самое забавное, ни продюсера певички ни студии будто не существует. Просто сетевой фантом. Хотя для сети это тоже тема для восторга.

Взгляд выделил, наконец, школу. Стадо детишек едва не снесло, пока дошел до кабинета. У стола склонилась стройная девушка, рыжие волосы в целомудренном пучке.

— Вы чей-то родитель? — скользнула изучающим взглядом — Я не помню Вас на собрании.

— Я работаю на 'промо плюс'.

Глаза тут же расширились, она дернулась, громыхнул задетый стул.

— Сеть? Я не Джессика! Нет! Я Даша! Дарья Сергеевна! Оставьте меня! Сколько можно!

'Нет! Я не могу так больше! Я исчезну, да-да, я забуду эту грязь… Я сдеру ее вместе с кожей, я застрелюсь…'

Два голоса слились и я вынул наушник.

— Ваш голос? — протянул ей.

— Мой! — цвет кожи стал похож на снег. — Но… Это не я! Не я! Я не Джессика, я видела ее только в сети!..

Выдохнул. В ее голосе паника, но ни капли фальши. Раздвоение личностей? Днем я учительница из захолустья, а ночью сетевая поп-звезда?

— Поверьте мне!.. Это… Началось давно… — она привлекла мое внимание всхлипом.

Что ж. Я готов слушать.

— Она появилась, когда я выпустилась из школы. Сначала просто в русскоязычной сети. Мне все говорили, не я ли это. Но мы решили, просто похожа… — женщина всхлипнула, пальцы до побеления сжимают чашку с чаем.

Мне в качестве пепельницы предложили блюдце, взгляд скользнул по серому пейзажу за окном ее квартирки.

— Потом, начали говорить, что я вру… У нее мои родинки, мой голос… Меня пытались изнасиловать… Снять на камеру, взять интервью… Но я не она! Не она! Чем дальше, тем хуже… Потом, она начала давать концерты. И от меня отстали. Я переезжаю часто… Я не думала, что меня найдут. — взгляд встретился с моим. — Вы хотите взять интервью?

— Весь разговор и так записывается. — окурок раздавило в белый фарфор. — Вы пели в школе? Сейчас?

Она замялась и глотнула чаю.

— Пела иногда… Но в десятом классе перестала, сорвала голос.

— Вот как. Расскажите об этом подробнее. Что пели, как сорвали голос, какой была Ваша жизнь.

Затлела новая сигарета.

'Я наплевала… Я не хотела такой быть… Я хотела немного признания… Хотела петь…'

Новый город, но такие же серые дома.

— Нет! Я не буду больше петь! Застрелите меня! Оставьте! Я ненавижу Джессику! — истеричный мужской голос среагировал, едва скрипнула взломанная дверь.

— А Дашу? — плечом привалился к косяку двери в комнату.

Запах покруче, чем в иной подворотне, во главе хлама музыкальная установка и комп. Небритое с нового года существо сливается с обстановкой, только лихорадочно блестят белки глаз.

— Даша… Мой ангелок… Я подарил ей ее мечту, знаете? Она всегда хотела петь, но… — он жмет собственную майку.

— Она не хотела петь. Она хотела стать учительницей.

— Нет. — мотает головой — Она должна была петь. Я смотрел на нее и видел… Как она становится звездой. Со мной, понимаете?.. Я и она…

— Но она была не согласна. — пальцы потянулись за сигаретой, но возникла мысль, что тут все от одного пепла вспыхнет.

— Да… Да! Мне ничего не оставалось, кроме как помочь ей! Переделать ее записи со школьных концертов и пустить в сеть! А потом я просто вывел в компьютере ее голос, для себя… Она не была со мной… Я стал ею…

Выдохнул, взгляд скользнул по плакатам Джессики на стенах, по присоскам с проводками, считывающими движения, каким-то пультам.

— …А потом я понял, чем стал… Я сделал своего ангела шлюхой… Я стала продажной певичкой… Я… Я не хочу больше этого.

Тут я отметил в хламе шприцы. Еще и смещающие личность колол… Не заметил, как пальцы начали яростно тереть лоб. Взгляд скользнул по детищу техники, настоящей Джессике. Не такая красивая, как предыдущие боты, но…

Рукоять пистолета легла в ладонь под панический вскрик больного.

…

' — Знаете, я только устроюсь в новой школе, как меня опять находят. Я слышала последние новости об исчезновении этой Джессики, господи, ну пусть уже это закончится. Представляете, прямо посреди урока заходят и в лоб и спрашивают. И потом месяц дети только об этом и думают!

— А Вы что преподаете?

— Физику. Всегда ее любила… Хочу преподавать в ВУЗе, но пока плотно заняться нет возможности.

— Из-за Джессики?

— Я могу жить только в некрупных городах… Муж говорит, скоро тему ухода этой Джессики обмусолят и станет легче… Может, хотите попробовать мой сырный пирог?'

— Грег! — заорал в трубку хрипловатый голос. — Там вообще не ловит или ты опять в наушниках?

Перевел взгляд в окно поезда. Унылые города сменяются такими же, только украшенными новогодним неоном.

— Я слушаю Вас. Простите.

— Я жду новость о Джессике! Это должна быть бомба! Что ты нашел?

— Как я и говорил. Все Джессики — шлюхи с пластикой или боты. Настоящей не существует.

Diamond Ace. Adagio. Adagio. Розовый шум

Темным комнатам с их едва колышущимися шторами.

Розовый шум океана вскрывает сознание. Его шипение эхом разливается в небольшой пещере, улыбающейся бесконечной глади тусклым костром — суррогатом тепла, которым я спасаюсь от бриза.

Когда лунная облатка повисает над островом, становится не так холодно, и я замираю в ожидании помех, издаваемых радиоприемником вот уже неделю. Я засыпаю огонь песком и, словно мальчишка, которому не терпится залезть под елку, отдаю каждый фотон своего внимания Чарли. Он привычно начинает:

— Эй, приятель…

Хриплый голос уставшего от жизни старика, прошитый тысячами трагедий, которые с ним не случались. Чарли говорит очень медленно, спокойно. Он никогда не останавливается, чтобы соткать новую мысль из неизвестного опыта. Изредка откашливаясь, Чарли просит прощения, с трудом делает глубокий шершавый вдох и продолжает.

А я слушаю его, порой оглядываясь на лавровых голубей, разбивающихся об останки лайнера «Виктория».

В момент, когда спикерфоны заговорили с пассажирами, я лежал в своей каюте и перебирал в руках таблетки валиума. Тогда они казались панацеей.

«Говорит капитан круизного лайнера „Виктория“».

Что ты будешь делать, если даже подделка бога на судне впадет в истерику? Дрожащий баритон на время затих, чтобы мы приготовились к плохим новостям. Пауза для перорального принятия правильного решения.

Спикерфон беспомощно трещал, позволяя разобрать одно единственное слово.

«Ураган».

Должно быть, где-то ему уже присвоили имя. Элтон, Отис, Кармайкл, Чарльз. А я распечатал трамадол и направил его по тому же маршруту, что и диазепам мгновением ранее.

«Сохраняйте…»

Что мы должны были сохранить, капитан? Здравомыслие? Спокойствие? Имущество? Трезвость?

Сотни коров и панд шли к эпицентру своего личного апокалипсиса. Страшные крики несчастных животных бесперебойным сигналом накладывались на рваный погребальный инструктаж человека в фуражке.

«…паникуйте…создавайте…давку…не…не…надевайте…спа…жилеты…»

Валиум помог трамадолу.

Оставалось лишь ждать, когда кипящая пучина примет меня — счастливого и обдолбанного — в свои объятия.

Чарли упоминал о том, как они познакомились. Для кого-то Портобелло-роуд всего лишь свалка недостаточно модных безделушек, вызывающих аллергию у достаточно современных старлеток — таких же дряхлых, как их представления о работах Бэнкси, или Уорхола. Но каждый человек, побывавший на рынке антиквариата, знает: главное здесь — не пыльные вискозные платья, шотландские каменья или черный веер из страусовых перьев. Нет. Если ты оказался на Портобелло, попробуй отвлечься от тех сокровищ, что предлагают тебе Филлипс или Клеантос, и посмотри на окружающих тебя людей.