Мартин ничего не украл! - Альваро Юнке
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Другие следовали за ним, делясь своими впечатлениями.
Сауль заметил:
— А какой у него внучек! Знаешь, Гервасио, уверяю тебя, когда я увидел этого малыша, я пожалел, что мы съели все конфеты…
Хустино ответил:
— Видишь ли, если бы это были мои конфеты…
Хоакин остановился, разъяренный, и пристально взглянул на него. Хустино смутился.
— Если бы это были твои конфеты, то что бы было? — спросил Хоакин и со всей силой ударил Хустино по лицу.
Тот пошатнулся, закричал, потом заплакал.
Гервасио стал его утешать:
— Не плачь. Давай зайдем в этот магазин, я попрошу воды и оботру тебе лицо.
Хоакин, не оглядываясь, быстро зашагал дальше один. Он прошел уже почти два квартала, оставив товарищей далеко позади, как вдруг услышал за спиной чьи-то торопливые шаги и пронзительный, насмешливый голос Сауля:
— Бедный учительский внучек! Не пришлось ему конфеток попробовать!
«Ах так, он дразнится!..»
Хоакин обернулся, готовый к схватке. Но противник, оказывается, был вооружен: угрожающе подняв в воздух огромную палку, он бесстрашно ждал атаки.
Хоакин не решился сражаться безоружным с вооруженным противником.
Он крикнул:
— Я больше с тобой не разговариваю! Я больше тебе не друг!
И бросился бежать…
ПОНЧО
I
— Вы мне его отдаете, да? Правда отдаете?
Мальчик смотрел на шофера широко открытыми, круглыми глазами и весь дрожал от радостного возбуждения. Шофер кивнул:
— Ладно, бери.
Мальчик был так счастлив, что шофер даже растрогался и доверительно посоветовал:
— Ты с ним поосторожнее. На голове у него, по-моему, лишаек небольшой, так ты его подлечи. Серы приложи. Хозяева-то, конечно, велели его выбросить. Но собака хорошая, породистая… Ну, будь здоров!
Он повернул баранку, и автомобиль отъехал — большой автомобиль, пожалуй даже побольше той комнаты, где живет Пончо… Мальчик прижимал к себе щенка, и руки у него дрожали от волнения. Ну и собака! Уродец, а хорош, ничего не скажешь. Кургузый и лапы колесом, а глаза большие, выпученные и нос курносый. Хитрющая морда! А хвостик-то куцый какой…
Надо было дать щенку имя, чтоб понимал, что он не бездомная какая-нибудь собака, чтоб привыкал к хозяину.
— Слушай, песик: меня зовут Пончо. Ты тоже будешь Пончо. Ладно?
Щенок даже не взглянул на нового хозяина. Его сонные, бессмысленные, выпуклые глаза были устремлены куда-то вдаль.
Пончо продолжал:
— Я тебя вылечу, знаешь? Мы сейчас зайдем к Хуану. У него папа — ветеринар. Ладно, Пончо? Он нам какое-нибудь лекарство даст. Ну, пошли!
И так как на голове у собачки был лишай, мальчик поцеловал ее прямо в черный мокрый нос.
С этого дня они были неразлучны. Когда собака попадает в богатый дом — это, конечно, большая удача для нее. Но разве не лучше быть верным другом и товарищем маленького бедняка, его единственной игрушкой? Разве плохо делить с ним его привольную жизнь, бегать целый день по улицам, где тебя на каждом углу подстерегают опасности, завлекательные приключения, отчаянные драки?
У Пончо-мальчика и Пончо-собаки не только имя было общее — жизнь их тоже стала общей. Чтобы удовлетворить ненасытную жадность своего питомца, мальчик потихоньку таскал у матери сахар, а то, бывало, добудет кусок мяса у соседки, или сосиску на базаре, или выпросит вкусного печенья у лавочника.
Все это мгновенно исчезало в пасти щенка, который рос и становился все более крепким и сильным. Прошло несколько месяцев. Пончо-мальчик с каждым днем все больше и больше гордился своей собакой. Он раздобыл ей ошейник с шипами (ловко сняв его с другой собаки!), намордник и даже цепь. И в таком виде они гуляли по окрестным улицам, вызывая зависть всех соседских мальчишек. Теперь мальчика Пончо все уважали и даже боялись. Не зря, оказывается, он так заботится о своей собаке, не зря приносил ей такие жертвы! Ведь не раз, когда пищи на обоих не хватало, мальчик довольствовался тем, что обгладывал кости, а мясо уступал собаке. Он-то мог поголодать, но собака ни в коем случае. Собака, с ее ненасытной утробой, где, как в пропасти, исчезало все съедобное, была для мальчика чем-то священным, идолом, которому он поклонялся. И она сторицей заплатила своему маленькому хозяину за все его заботы: она всех заставила уважать его! Стоило ей остановиться, взглянуть своими выпученными, налитыми кровью глазами, заворчать, в крайнем случае, — и противник начинал поспешное и благоразумное отступление, которое превращалось в позорное бегство, когда мальчик Пончо, слегка ослабив цепь, на которой вел собаку, принимался тихонько науськивать: «Куси, куси!..»
Слава пса Пончо особенно возросла после первой драки: он покусал овчарку, которая была вдвое больше его, — прокусил ей насквозь лапу, оторвал кусок уха, раскровавил всю морду…
С этого дня пес Пончо стал героем и баловнем всей окрестной детворы. Ему носили печенье, бисквиты, конфетки, сахар, шоколад… Пес Пончо стал гордостью всего квартала.
— Ты хвастаешься своей собакой? Ты бы посмотрел, какая собака у одного моего соседа, мальчика с нашей улицы!..
Слава пса Пончо переходила из дома в дом, из школы в школу, из квартала в квартал. Иногда приходили незнакомые ребята специально, чтоб взглянуть на свирепую собаку. Приходили целыми компаниями, предводительствуемые кем-нибудь из детворы того квартала, где жил мальчик Пончо.
Подходили к перенаселенному дому, где среди других семей бедняков жила семья Пончо, и останавливались под его окном. Долго ждать не приходилось: мальчик сразу же выходил со своей собакой, не забыв, конечно, надеть ей намордник и прицепить к ошейнику цепь — так выглядело внушительнее, — и с удовлетворением слушал рокот восхищения, которым их встречали:
— Ну и морда!
— А шея как у быка!