Наездник Ветра - Григорий Александрович Шепелев

Глаза Калокира стали такими, что ни один приличный иконописец не взялся бы рисовать с этого натурщика никого, кроме Иоанна Крестителя после выходки Соломеи.

– Ещё бы, – процедил он, почти не разжав зубов, – ведь Христос – не только Спаситель, но и судья!

– Ты это о чём? – слегка удивился этериарх. Калокир опомнился. Что он делает? Перед ним ведь уже не льстивый и обходительный Лев Мелентий, зависимый от него, а военачальник, и даже больше того – привелигированный скндинавский наёмник! Самому дьяволу неизвестно, что у него на уме, кто за ним стоит! Но даже дураку ясно, что ни одна интрига в стенах дворца не может плестись без его участия. Это было бы несомненно даже помимо слухов о том, что он – близкий друг царицы. А слухи эти могли ли быть пустой болтовнёй? Разве что в том случае, если бы знаменитые на весь мир глаза Феофано были незрячими.

Осознав всё это, Иоанн выругался – негромко, но с таким чувством, что конь скосил на него свой умный, блестящий глаз. По счастью, в эту секунду Рагнар направил вдруг своего коня на большой воз с дынями, перегородивший всю улицу, и обрушил на перепуганного возницу удары плети, крича ему:

– Хочешь на галеры, проклятый турок? Поворачивай своих кляч! С закрытыми глазами ты, что ли, ездишь? Ну, так сейчас ты будешь вовсе без глаз, баран!

Несчастному, наконец, удалось развернуть свой воз, уронив при этом несколько дынь, и всадники вновь обрели возможность продолжить путь.

– Извини, патрикий, – сказал Рагнар, – ручаюсь, Игнатий Нарфик узрел бы в этом коварный заговор!

Иоанну осталось только гадать, что имел в виду молодой варяг – неловкость возницы или же нечто иное.

Дом, к которому скандиннавский воин сопровождал своего попутчика, находился неподалёку от форума Константина. Это был особняк из белого мрамора, скрытый от посторонних глаз высокой стеной. У ворот стояли два воина с алебардами и щитами. Один из них, когда Калокир с Рагнаром подъехали, трижды стукнул большим железным кольцом, которое было свободно прикреплено к воротам. С другой стороны ворот лязгнули увесистые засовы, после чего створки распахнулись, и трое слуг с поклонами вышли навстречу всадникам.

– Не желаешь выпить со мной вина? – спросил Иоанн у этериарха.

– Можно, – ответил тот. Они пересекли двор и спешились возле самых дверей. Коней тотчас подхватили другие слуги.

Дом показался Иоанну почти приличным. По крайней мере, он был довольно просторным, но слишком скромно обставленным – как и всё, что было обставлено по приказу тогдашнего императора. Временному хозяину приглянулась только одна из комнат нижнего этажа. Комната имела восточный облик – пышный ковёр, множество расшитых подушек, мягкое ложе и низкий столик с резными ножками, за которым нужно было сидеть на полу, со скрещенными ногами, как это делают сарацины или китайцы.

– Вот здесь мы и пообедаем, – объявил Калокир и тотчас уселся. Рагнар, сняв меч, сел к столику так же ловко, как Иоанн. Им незамедлительно принесли вина, ключевой воды в глиняных кувшинах, жареных крабов, сыра, тёплого хлеба и овощей. Калокир хотел отпустить слугу, однако этериарх вдруг сказал последнему:

– Погоди! Пусть пошлют кого-нибудь в суконную лавку около Южных ворот – сказать дочери хозяина, что я завтра в полдень приду. Не нынче, а завтра!

Слуга с поклоном ушёл. Рагнар, взяв кувшин, начал наливать вино в золотые чаши.

– Ты будешь разбавлять? – спросил он у своего сотрапезника.

– Нет, – сказал Иоанн, взглянув за оконце, – я ведь не эллин, гибнущий во мраке язычества, а примерный христианин.

– Тогда я лью до краёв.

Пригубив вино, Калокир сразу вспомнил Францию, где ему довелось побывать года два назад.

– Франкское вино, – подтвердил его мысль Рагнар, ставя пустую чашу. Иоанн сделал лишь два глотка. Ему очень нужно было остаться трезвым.

– Попробуй крабов, – предложил он, видя, что молодой варяг лишь грызёт редиску.

– Нет, не хочу, – отказался викинг, – я ненавижу всё, что из моря. В детстве мне приходилось целыми месяцами питаться одним лишь этим.

– Ты из какой страны?

– Из Лапландии.

– А, – кивнул Калокир, – я там не бывал ни разу, но много слышал о неприступной, чарующей красоте северных морей, о мрачных утёсах и о фиордах, мерцающих под полярным сиянием!

– Вздор всё это, – зевая, произнёс воин, – там море серое, а здесь – синее. Там холодные камни, а здесь песок. Там женщины постоянно ходят в мехах, а здесь – почти голые. Без своих земляков я тоже не очень сильно скучаю, их тут навалом.

– Однако, ты оказался среди них лучшим, – выпустил Калокир первую стрелу.

– Мне попросту повезло. Судьба – проститутка. А проститутки …

– Ласкают тебя задаром! Не правда ли?

– Я другое хотел сказать.

– Но ведь это правда?

– Нет, это ложь. Я предпочитаю за всё платить. Вели принести нам мяса!

Калокир свистнул. Слуги, как оказалось, стояли прямо за дверью.

– Разве вам неизвестно, что я люблю баранину с чесноком? – спросил Иоанн, – надеюсь, что мясо уже снимается с вертела? Кстати, пускай какая-нибудь шустрая девчонка сбегает во дворец и скажет, что мы тут сидим с Рагнаром и ждём, когда кто-нибудь там вспомнит, что я люблю кое-что ещё!

Ярл даже не повёл бровью.

– Рагнар, друг мой! Надеюсь, ты не сочтёшь кощунством остаться здесь, когда моя просьба будет исполнена? – выпустил Калокир вторую стрелу, едва слуги вышли.

– Нет, больше девушек я люблю только смерть, – качнул головой начальник дворцовой стражи.

– Это ещё что значит?

– Давай-ка выпьем, потом я тебе отвечу.

– Давай, – сказал Калокир и осушил чашу. Рагнар наполнил её опять, а затем – свою.

– Мы, викинги, верим в Одина, – сказал он, когда обе чаши опять сделались пустыми, – ты ничего не слышал о нём?

– Слышал. Бог-воитель.

– Да. Воины, павшие на полях сражений, пируют с ним за одним столом в небесном дворце. У бога есть дочери, и их больше, чем звёзд на небе. Это валькирии. Каждый воин берёт одну из них в жёны. Или в любовницы, если его характер или её темперамент требует перемен. Валькирии своенравны, но не обидчивы. И, конечно, любят они только храбрецов. Тем, кто умирает от старости, вообще нет места во дворце бога.

– Стой, погоди! – прервал Иоанн, – это слишком просто! Но я всё равно запутался. Получается, что ты любишь смерть ради женщин, которых любишь чуть меньше? Ты сам мне это сказал! Так как же прикажешь тебя понять? Здесь что-то не сходится.

– Всё здесь сходится, – возразил Рагнар, – я ведь не сказал, что люблю именно свою смерть.

– Ты думаешь, смерть бывает либо своей, либо ещё чьей-то? Ты разделяешь эти две смерти?

Этот вопрос был чересчур сложным для ярла. Поэтому он его не услышал. Он продолжал, взяв ещё редиску и кусок хлеба:

– От смерти не убежишь, она