Золото в лазури - Андрей Белый

1903

Серебряный Колодезь

ПРОМЕНАД

Красотка летит вдоль аллеив карете своей золоченой.Стоят на запятках лакеив чулках и в ливрее зеленой.

На кружевах бархатной робывсё ценные камни сияют.И знатные очень особыпред ней треуголку снимают.

Карета запряжена цугом…У лошади в челке эгреткаВ карете испытанным другомс ней рядом уселась левретка.

На лошади взмыленно снежнойкрасавец наездник промчался,он, ветку акации нежнойсорвав на скаку, улыбался.

Стрельнул в нее взором нескромно…В час тайно условленной встречи,напудренно-бледный и томный,—шепнул ей любовные речи

В восторге сидит онемелом…Карета на запад катится…На фоне небес бледно-беломсветящийся пурпур струится

Ей грезится жар поцелуя…Вдали очертаньем неяснымстоит неподвижно статуя,охвачена заревом красным.

1903

Серебряный Колодезь

ССОРА

Посвящается М.И. Балтрушайтис

Заплели косицы змейкойграфа старого две дочки.

Поливая клумбы, лейкойводу черпают из бочки.

Вот садятся на скамейку,подобрав жеманно юбки,

на песок поставив лейкуи сложив сердечком губки.

Но лишь скроется в окошкеобраз строгий гувернантки,—

возникают перебранкии друг другу кажут рожки.

Замелькали юбки, ножки,кудри, сглаженные гребнем…

Утрамбованы дорожкимелким гравием и щебнем.

Всюду жизнь и трепет вешний,дух идет от лепесточков,

от голубеньких цветочков,от белеющей черешни.

И в разгаре перебранкиязыки друг Другу кажут…

Строгий возглас гувернантки:«Злые дети, вас накажут!..»

Вечер. Дом, газон, кусточектонут в полосах тумана.

«Стонет сизый голубочек»,—льется звонкое сопрано.

И субтильные девицы,подобрав жеманно юбки,

как нахохленные птицы,в дом идут, надувши губки.

Апрель 1903

Москва

ЗАБРОШЕННЫЙ ДОМ

Заброшенный дом.Кустарник колючий, но редкий.Грущу о былом:«Ах, где вы — любезные предки?»

Из каменных трещин торчатпроросшие мхи, как полипы.Дуплистые липынад домом шумят.

И лист за листом,тоскуя о неге вчерашней,кружится под тусклым окномразрушенной башни.

Как стерся изогнутый серпсредь нежно белеющих лилий —облупленный гербдворянских фамилий.

Былое, как дым…И жалко.Охрипшая галкаглумится над горем моим.

Посмотришь в окно —часы из фарфора с китайцем.В углу полотнос углем нарисованным зайцем.

Старинная мебель в пыли,да люстры в чехлах, да гардины…И вдаль отойдешь… А вдали —равнины, равнины.

Среди многоверстных равнинскирды золотистого хлеба.И небо…Один.

Внимаешь с тоскойобвеянный жизнию давней,как шепчется ветер с листвой,как хлопает сорванной ставней.

Июнь 1903

Серебряный Колодезь

СЕЛЬСКАЯ КАРТИНА

М. А. Эртелю

Сквозь зелень воздушность оделаих пологом солнечных пятен.Старушка несмелошепнула: «День зноен, приятен…»Девицаклубнику варила средь летнего жара.Их лицаомыло струею душистого пара.В морщинах у старой змеиласькак будто усмешка…В жаровне искрилась,дымя, головешка.Зефир пролетел тиховейный…Кудрявенький мальчикв пикейнойматроске к лазури протягивал пальчик:«Куда полетела со стен ты,зеленая мушка?»Чепца серебристого ленты,вспотев, распускала старушка.Чирикнула птица.В порыве бескрыломдевицагрустила о милом.Тяжелые косы,томясь, через плечи она перекинула разом.Звенящие, желтые осыкружились над стынущим тазом.Девица за ласточкой вольнойследила завистливым оком,грустила невольноо том, что разлучены роком.Вдруг что-то ей щечку ужалило больно —она зарыдала,сорвавши передник…И щечка распухла.Варенье убрали на ледник,жаровня потухла.Диск солнца пропал над лесною опушкой,ребенка лучом искрометным целуя.Ребенок гонялсяза мушкойсредь кашек.Метался,танцуя,над ним столб букашек.И вот дуновеньеструило прохладуволною.Тоскливое пеньезвучало из тихого саду.С распухшей щекоюбродила мечтательно дева.Вдали над ложбиной —печальный, печальный —туман поднимался к нам призраком длинным.Из птичьего зевазабил над куртинойфонтанчик хрустальный,пронизанный златом рубинным.Средь розовых шапок левкоястарушка тонула забытым мечтаньем.И липы былоепочтили вздыханьем.Шепталастарушка: «Как вечер приятен!»И вот одевалазаря ее пологом огненных пятен.

1904

Москва

ВОСПОМИНАНИЕ

Посвящается Л.Д. Блок

Задумчивый вид:Сквозь ветви сиренисухая известка блеститзапущенных барских строений.

Всё те же стоят у воротчугунные тумбы.И нынешний годвсё так же разбитые клумбы.

На старом балкончике хмельпо ветру качается сонный,да шмельжужжит у колонны.

Весна.На кресле протертом из ситцастарушка глядит из окна.Ей молодость снится.

Всё помнит себя молодой —как цветиком ясным, лилейнымгуляла веснойвся в белом, в кисейном.

Он шел позади,шепча комплименты.Пылали в грудиее сантименты.

Садилась, стыдясь,она вон за те клавикорды.Ей в очи, смеясь,глядел он, счастливый и гордый.

Зарей потянуло в окно.Вздохнула старушка:«Всё это уж было давно!..»Стенная кукушка,

хрипя,кричала.А время, грустя,над домом бежало, бежало…

Задумчивый хмелькачался, как сонный,да бархатный шмельжужжал у колонны.

1903

Москва

ОТСТАВНОЙ ВОЕННЫЙ

Вот к дому, катя по аллеям,с нахмуренным Яшкой —с лакеем,подъехал старик, отставной генерал с деревяшкой.

Семейство,чтя русскийобычай, вело генерала для винного действак закуске.

Претолстый помещик, куривший сигару,напяливший в полдень поддевку,средь жарупил с гостем вишневку.

Опять вдохновенный,рассказывал, в скатерть рассеянно тыча окурок,военныйпро турок:«Приехали в Яссы…Приблизились к Турции…»Вились вкруг террасыцветы золотые настурции.

Взираяна девку блондинку,на хлеб полагаясардинку,кричалгенерал:«И под хохот громовыйпроснувшейся пушкиложились костьми батальоны…»

В кленовойаллее носились унылые стоныкукушки.

Про душную страдув полях где-то пелитак звонко.Мальчишки из садусквозь ели,крича, выгоняли теленка.

«Не тот, так другойпогибал,умножалисьмогилы»,—кричал,от вина огневой.Наливалисьна лбу его синие жилы.

«Нам страх был неведом…Еще на Кавказе сжигали аул за аулом…»

С коричневым пледоми стуломв аллее стоял,дожидаясь,надутый лакей его, Яшка.

Спускаясьс террасы, военный по ветхим ступеням стучалдеревяшкой.

1904