Кит - рыба кусачая - Николай Поливин

— Чур, только мне шоколадного и на сто граммов больше, — заявил он, — я ведь потерпевший!

3. МУХА СТАНОВИТСЯ ШЕРЛОКОМ ХОЛМСОМ

Город Морянск Киту понравился. Особенное впечатление на него произвели городская картинная галерея и домик-музей. «Вот у них, оказывается, какой город замечательный! И разинцы тут бунтовали, и Пётр Великий наезжал, и Александр Васильевич Суворов живал!» По душе ему пришелся и спокойный, чуть замедленный ритм жизни столицы волжских рыбаков. Зато Генка, так тот прямо извелся. Его деятельный ум выискивал геройские подвиги, которые непременно должны закончиться всеобщим торжеством и громкими аплодисментами, цветами и... улыбкой Нюськи Иночкиной. Но геройские дела так вот в пыли на дороге не валяются...

Вечером Генка хотел утащить Кита в кинотеатр «Октябрь» — лучший, по утверждению морянцев, в Советском Союзе! — на новый американский фильм «Великолепная семерка», но Наталья Аркадьевна взбунтовалась:

— Ни в коем случае! Костя устал, ему нужно отдохнуть.

И хотя Кит себя усталым не чувствовал, возражать Генкиной маме не стал. Наблюдательный рыбацкий сын понял, что в этом доме матриархат в полном расцвете и что Генкины призывы к отцу ничего не изменят. Поэтому, когда Муха стал ныть, выразительно поглядывая на Олега Георгиевича, что, мол, они не маленькие и что кино мировецкое, Костя оборвал брата:

— Хватит, Генка, канючить, я и в самом деле притомился.

Наталья Аркадьевна по достоинству оценила такт гостя и, когда Кит попросил постелить им с Генкой на балконе, противиться не стала, хотя до сих пор ночевка под открытым небом для Генки исключалась. Уяснив, что мать не возражает против их выхода на «балконную орбиту», Генка на какой-то миг даже лишился дара речи.

— Мм!.. — промычал он. — Мм... мамочка, а ты у меня, оказывается, такая!.. Мировецкая!..

Эта неожиданная нежность так растрогала Наталью Аркадьевну, что она тоном королевы, жалующей своему любимцу княжество, произнесла торжественно:

— А на «Великолепную семерку» сходите завтра... На дневной сеанс...

Балкон у Титовых, если говорить образно, похож на каемку с почтового конверта — узкий, но длинный, стандартный. По-хорошему Киту и одному тут больше чем тесновато, а с Генкой и подавно. Но мальчишки все-таки ухитрились втиснуться в железобетонный пенал и теперь блаженствовали. Они были почти космонавтами... Генка и Костя как бы парили над землей, среди звезд, над листвой молодых тополей, шелестящей где-то внизу.

Лучшего места для задушевного разговора и придумать нельзя. И Генка попросил брата рассказать о селе Луже и о Каспийском синем море, с которым Муха до сих пор знакомство водил по географической карте, о камышовых же джунглях и еще о многом другом и вовсе не имел представления.

Кит себя упрашивать не заставил, родную Лужу он любил всем сердцем и считал, что красивее места на земле не было и нет. И вот перед Генкой встало древнее рыбацкое село, с купами ветел над Волгой, с просторными домами из теса или самана, с чистенькими дворами, огороженными невысокими камышовыми заборами. Село вплотную подбегает к старинному рыбозаводу, могуче развернувшему плечи на излуке реки Кисинки, впадающей неподалеку в Волгу.

Рыбозавод состоит из трех корпусов, в которых расположились цехи — солильный, коптильный и икорный. Корпуса нависают прямо над водой, их толстенные ноги-сваи как бы трамбуют песчаное дно сонной речушки. Со всех сторон к рыбозаводу и селу подступают ветловые перемычки, граничащие с камышовыми джунглями. Здесь Кит и его друзья промышляют дичь.

У каждой семьи в селе есть своя лодка-бударка, на которой при желании любой лужинский мальчишка может доплыть до Каспия. Народ в Луже подходящий, силой и смелостью не обиженный. Взять хоть Костину маму, тетю Настю, работающую в солильном цехе бригадиром; она, например, без особого усилия поднимает мешок с солью, а в нем, худо-бедно, килограммов девяносто будет.

У Кости отца нет, он был флотским старшиной и скончался два года назад от фронтовых ран, полученных в Отечественную войну под Керчью и Севастополем. Это был первейший силач на селе. Будучи уже инвалидом, он как-то на спор поднял двадцатипудовый якорь вместе с цепью. А на кулачки мог выйти один против семерых...

— А мой папа с виду богатырь, а, пожалуй, и с двумя цуциками не справится, — огорченно вздохнул Генка, — интеллигент!

— Это дядя Оля-то не справится?! — Костя даже привстал от удивления. — Он тебе разве не рассказывал, как они с моим отцом в тридцать третьем году в кулачном бою братьев Фоминых раскидали? А тех было десятеро, силачи, один к одному, сынки наипервейшего в селе богатея. А отцу моему, — с гордостью продолжал Костя, — в то время двадцать годков едва исполнилось, а дяде Оле лишь шестнадцатый шел... А ты говоришь!..

— Вот это папка! — восхитился Генка, — а я-то считал!..

— «Считал», «считал»! — передразнил Кит. — В роду Титовых никогда мелкоты не бывало!

— А я?! — Голос у Генки дрогнул.

— А что ты? Вырастешь еще, — успокоил Костя, — вот съездим к нам, погостишь малость в Луже, свежей ухой подпитаешься и вымахаешь будь здоров!

— Кит, а ты правда меня приглашаешь в Лужу?

— Чудак человек! А то как же? Маманя будет куда как рада познакомиться с тобой! Она ведь не раз писала твоему отцу, чтобы вы приезжали погостить на недельку, другую.

— Наверное, мама не захотела, — печально произнес Муха, — едва ли она меня отпустит и на этот раз.

— Отпустит, — заверил Кит, — уж я сделаю так, чтобы отпустила...

— Полуночники, вы когда же спать будете? — раздался недовольный голос Натальи Аркадьевны. Мальчики затаились и... уснули.

Поднялись они рано, не было еще и шести. Морянское июньское солнце жгуче, оно не позволит залежаться, если ты под открытым небом. Старшие Титовы в столь ранний час еще сладко похрапывали. Точнее, спала одна Наталья Аркадьевна, Олег же Георгиевич сидел за письменным столом и что-то чертил. Инженер-полиграфист Титов давно уже бился над усовершенствованием брошюровочной машины. Он так был увлечен своими расчетами, что не заметил, как Генка с Костей выскользнули на улицу поразмяться.

Мальчики побегали, попрыгали, помахали руками и ногами, затем подошли к турнику и стали подтягиваться. Генка выжался пять раз, а Костя — пятнадцать. Потом Кит принялся «крутить солнце», чем привел Муху в несказанный восторг.

Эх, если бы ему, Генке, вот так же орудовать на турнике — Палка с Палкой перестал бы изводить его насмешками, мол, Муха не парень, а мешок с отрубями!

— Костя, научи «солнцу»! — загорелся Муха.

Но Кит охладил Генкин пыл: оказалось, что вот так запросто на турнике не закрутишься, прежде надо осилить множество физкультурно-спортивных азов. Например, войти в форму. А для этого надо ежедневно делать зарядку — бегать, прыгать, подтягиваться на руках...

Генка приуныл.

— Не грусти, казак, глаза страшат, а руки делают, — успокоил его Костя. — Будешь упорным, к осени осилишь не только турник, но и кольца...

После завтрака ребята побежали на Волгу, выкупались и снова отправились бродить по достопримечательным местам Морянска. Постояли у домика-музея Сергея Мироновича Кирова, внутрь попасть не сумели, музей оказался закрытым на ремонт.

— Знаешь что? — загорелся Генка. — Сейчас я тебе покажу такое, что прямо ахнешь! Здесь неподалеку... — и он потащил Кита в кинотеатр «Октябрь».

От музея до кинотеатра «Октябрь» рукой подать. Мальчики пересекли две улочки и уперлись в солнечно-веселый фасад знаменитого кинотеатра. Дерево, кирпич и стекло... масса сверкающего стекла, взмывшего на двадцатиметровую высоту, слоено плавающего в воздухе! Конструкция здания не просто легка, а гармонично-музыкальна, как песня. Кит ахнул.

— Это еще что, вот внутрь войдешь, так действительно ахнешь! — пообещал Генка, ныряя в кассу за билетами. Через пару минут они вплыли в вестибюль кинокомбината: Генка — с нескрываемой гордостью, Кит — с любопытством и благоговением.

— В «Октябре», — тоном экскурсовода начал Генка. — имеются три кинозала: Большой, Малый и Стереозал, общая вместимость их — две с половиной тысячи мест. Раньше...

Но что было раньше, Муха рассказывать не стал, так как увидел, что Кит его не слушает и слушать не собирается. Внимание Генкиного гостя без остатка поглотили столетние деревья-цветы: фикусы, пальмы, лимонные и некоторые другие экзотические растения, названия которых Костя никогда даже не слышал.

— Сто шестьдесят два года! Неужели этой пальме сто шестьдесят два? — Костя с нежностью погладил огромную кадку, в которой покоились корни пятнадцатиметровой великанши, и снова с почтением повторил — сто шестьдесят два!!

— А фикусу сто сорок пять! — похвастался Генка.

— И сколько же таких уникумов? Раз, два, три... семь... девять... — звенящим от восторга голосом считал Костя, — пятнадцать... Да тут целый сад!.. Да, труда людского здесь вложено немало!