Любви все звания покорны. Военно-полевые романы - Олег Сергеевич Смыслов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В эмиграции примыкала к реформистскому крылу РСДРП, поддерживала ликвидаторов, читала лекции во фракционной школе в Болонье. Посетила Бельгию, Великобританию, Германию, Данию, Норвегию, Францию, Швейцарию, Швецию. Дважды посещала США. Делегировалась РСДРП на международные социалистические конгрессы в Штутгарте (1907), Копенгагене (1910) и Базеле (1912). В 1914 году за публикацию антивоенной статьи арестовывалась шведской полицией. Была выслана из страны и, поселившись в Копенгагене, наладила тесную связь с Лениным. В дальнейшем выполняла все его поручения. К большевикам окончательно присоединилась в 1915-м, с которыми ее сблизило осуждение империалистического характера войны.
Тогда же в эмиграции, расставшись с Масловым, она влюбляется в будущего члена ВЦИК большевиков Александра Шляпникова. В 1911 году они встретятся на похоронах супругов Лафарг, покончивших жизнь самоубийством. Ему было 26. Она на 13 лет старше. В период этого страстного романа, которым без всяких стеснений делилась Александра с верной подругой, пришли и неприятности. Разворованное имение пришлось продать и позаботиться о заработке самостоятельно, уповая на литературные способности и ораторский талант. Наконец-то в Париже она подпишет бумаги на расторжение брака с первым мужем, который уже давно жил с другой женщиной, а та воспитывала их сына.
Редкие встречи двух революционеров, встречи и расставания через несколько лет приведут к окончательному разрыву со Шляпниковым. Следом Коллонтай получит письмо от Саткевича, который сообщит о своей женитьбе. Все это расстроит ее. Долгая разлука с Россией, бездеятельность, одиночество и чувство ненужности приведут к очередной депрессии. В Копенгагене она с болью напишет: «сколько сил, энергии, нервов ушло на “любовь”. Нужно ли это было? Помогло ли в самом деле выявить себя, найти свой путь? Чувствую себя в эти дни ужасно “древней”». Спустя несколько лет из ее сердца звучит тоже: «…Меня прямо пугает мысль о физической близости. Старость, что ли? Но мне просто тяжела эта обязанность жены. Я так радуюсь своей постели, одиночеству, покою. Если бы еще эти объятия являлись завершением гаммы сердечных переживаний… Но у нас это теперь чисто супружеское, холодное, деловое… если бы он мог жить тут как товарищ!.. Но не супружество! Это тяжело».
От депрессии Коллонтай спасет приглашение с лекциями в США и просьба Владимира Ильича Ленина. Он поручит ей перевести его книгу и попытаться издать ее в Штатах. Александре Михайловне удалось объехать 123 города США, где она прочитала по одной-две лекции, покорив Америку. Выполнила Коллонтай и просьбу Ленина.
В Россию она вернулась после Февральской революции 1917-го, вскоре став членом Исполкома Петроградского совета. Ее бывший муж, произведенный к тому времени в чин генерала, умирал, и она, посидев один час у его постели, поспорила с ним о политике и ушла к своей новой жизни…
В октябре 1917-го Александра Михайловна примет участие в заседании ЦК РСДРП(б), на котором будет принято решение о вооруженном восстании, и проведении Октябрьского восстания в Петрограде. 30 октября лично от Ленина она примет пост народного комиссара общественного призрения в первом составе Совета народных комиссаров. При наркомате Коллонтай создала отдел по охране материнства и младенчества и Коллегию по охране и обеспечению материнства и младенчества. Достаточно сказать, что после этого впервые в истории России охрана материнства как специфической функции женщины стало прямой обязанностью государства.
В ноябре 1917-го представитель французской военной миссии в России Жак Садуль, встретив Александру Михайловну Коллонтай, описал ее прежде всего как женщину: «Народный комиссар государственного призрения в элегантном узком платье темного бархата, отделанном по-старомодному, облегающем гармонично сложенное, длинное и гибкое, свободное в движениях тело. Правильное лицо, тонкие черты, волосы воздушные и мягкие, голубые глубокие и спокойные глаза. Очень красивая женщина чуть больше сорока лет.
Думать о красоте министра удивительно, и мне запомнилось это ощущение, которого я еще ни разу не испытывал ни на одной министерской аудиенции…
Умная, образованная, красноречивая, привыкшая к бурному успеху на трибунах народных митингов, Красная дева, которая, кстати, мать семейства, остается очень простой и очень мирской, что ли, женщиной…
Коллонтай не верит в окончательную победу большевиков. Над меньшевиками и большевиками должны в скором времени возобладать умеренные партии. Может быть, удастся создать подлинно демократическую республику? Однако, какую бы судьбу ни уготовило будущее революции, каким бы коротким ни было пребывание у власти русского народа, первое правительство, непосредственно представляющее крестьян и рабочих, разбросает по всему миру семена, которые дадут всходы…
Коллонтай производит сильное впечатление поистине убежденной, честной, искренней женщины…»
Красный роман
В «Автобиографии» Дыбенко писал: «Ликвидировав авантюру Керенского, лично арестовал Краснова и доставил в Смольный». С октября 1917-го по апрель 1918 года был наркомом по морским делам. Командовал он и разгоном Учредительного Собрания. Известные в истории слова матроса Железняка, начальника караула: «Караул устал!», были придуманы людьми с большим юмором. На самом деле начальник караула, обращаясь к народным депутатам, сказал следующее: «Комиссар Дыбенко требует, чтобы присутствующие покинули зал». Как утверждает историк В. Савченко, «до этих “исторических” слов Дыбенко намеревался разогнать “учредиловку”, как только ее покинут советские наркомы. Тут, по воспоминаниям Дыбенко, у матроса даже “вышел конфликт” с Лениным. Дыбенко хотел немедленно разогнать собрание, а Ленин требовал разгона только “по окончании сегодняшнего заседания”. В этом споре фактически победил Дыбенко, и собравшимся не дали даже договорить».
После этого «разгона» Павел Ефимович стал одним из самых влиятельных военных – руководителем матросской стихии в столице. По мнению историка, его стали опасаться не только соратники Ленина, но и сам вождь.
Однако ему еще придется поскользнуться не раз. И первый такой случай представится в феврале 1918-го… Когда 28-го числа во главе 1-го Северного летучего отряда революционных моряков он отправится защищать Нарву от наступающих немцев.
«Для обороны демаркационной линии, установленной после заключения Брестского мира, была развернута так называемая завеса, состоявшая из разрозненных отрядов Красной армии, – пишет историк Л. Млечин. – Северный, Западный и Южный участки завесы потом были преобразованы в соответствующие фронты.
Военный руководитель Комитета обороны Петрограда, бывший генерал Михаил Бонч-Бруевич, сказал Дыбенко:
– Ваши «братишки» не внушают мне доверия. Я против отправки моряков под Нарву.
Но поскольку нарком Дыбенко был о себе высоко мнения, то он проигнорировал мнение какого-то бывшего генерала.
В те дни под Нарвой проявились все дурные качества Дыбенко: авантюризм, импульсивность, самоуверенность. А тут еще балтийцы захватили цистерну со спиртом, что добавило
