Кровь хрустального цветка - Сара А. Паркер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оттуда хлещет.
Отшатываюсь от щербатого края…
Меня вздергивает вверх, как безвольную куклу, горло обжигает резким вздохом, я распахиваю глаза и чувствую на языке тяжелый металлический привкус. Крепкие руки обхватывают меня за плечи, но не могут унять дрожь.
Моя липкая, холодная кожа – единственное, что не дает костям рассыпаться по всей постели.
Растрепанная копна каштановых волос наполовину закрывает лихорадочный взгляд знакомых карих глаз, будто стеклянных в мерцающем пламени свечи. Губы Бейза шевелятся в такт его кадыку, но я ничего не слышу из-за рева внутри черепа.
Осознаю, что цепляюсь за его обнаженные плечи, отдергиваю руки, провожу ими по лицу и срываюсь на крик. Он перетекает в рыдание, а затем в хриплую мольбу, пока губы Бейза продолжают выговаривать слова.
Ты в порядке. Ты в порядке. Ты в порядке.
Нет.
Мой мозг – шар кипящей, расплавленной лавы, который вот-вот взорвется.
Мне не спастись.
Сжимаю виски и крепко зажмуриваюсь, отгораживаясь от мира, раскачиваясь вперед-назад…
В ноздри бьет серный запах, глаза резко распахиваются.
Каспун.
Подаюсь вперед, приоткрыв губы, жаждая залить нутро этим охлаждающим бальзамом.
Бейз хмурится и хватает меня за подбородок, заставляя наклонить голову. На язык плещет жидкость, и я сглатываю.
Давлюсь рвотным рефлексом.
Сколько бы я ни наказывала себя этой желчью, никак не могу полюбить ее вкус. И все же тянусь к ней ночь за ночью, будто она – единственная ниточка, что привязывает меня к миру.
Из горла по телу растекается онемение, обуздывая стихийное бедствие в моей голове, успокаивая распухший мозг.
Издаю стон, затем открываю рот для новой дозы, хотя Бейз уже не держит мой подбородок в тисках пальцев.
– Орлейт…
Хватаю пузырек, смачиваю язык еще одним приличным глотком. Сложно не слышать ледяной тенор Бейза, но я все равно, морщась, проглатываю благословенную дрянь с привкусом трясины.
Он отбирает у меня каспун, прищурив глаза.
– Чего? – хриплю я, падая обратно на кровать.
Перекатившись на бок, сворачиваюсь калачиком в ожидании, когда же давящее ощущение наконец полностью отступит.
– Сама знаешь чего, – ворчит Бейз и принюхивается к горлышку пузырька. Морщится, издает звук возмущения, что почти заставляет меня улыбнуться. – Что, мать твою, ты сюда намешала? Раньше так не смер-дело.
Смахиваю с лица влажные волосы и загибаю пальцы:
– Имбирный рубец, лиспин, травомуть и псиный варт – отсюда и запах серы.
Бейз вскидывает голову, удивленно распахивает глаза.
– Разве псиный варт не растет на лошадином дерьме?
К сожалению.
– Он помогает облегчить м-мигрени, – вымучиваю я сквозь стучащие зубы, взбивая подушку, чтобы уткнуться в нее носом, как мне нравится делать.
– Лучше б не спрашивал, – бормочет Бейз, натягивая плотное одеяло мне на плечи. – Думал, ты уже избавилась от кошмаров. Таких приступов месяцами не было.
Качаю головой.
Я просто научилась накачивать организм под завязку веществами, которые успокаивают меня настолько, что скрадывают боль. Смешиваю с каспуном все на свете, чтобы усилить эффект, хлебаю его в три горла перед сном вместо рекомендованного глоточка, в случае если проснулась уже разбитая.
Не то чтобы я собиралась рассказывать это Бейзу.
Каспун, по идее, не должен предупреждать кошмары, но зато он отлично работает, если закрыть глаза на дневное похмелье.
Бейз закупоривает бутылочку и резким, четким движением возвращает ее на место. Тяжелое молчание затягивается, наполненное лишь стуком моих зубов. Мокрая от пота ночная рубашка невыносима на стремительно остывающем теле.
– Хочешь поговорить?
– Не-а.
Ни единой частичкой себя не хочу ему говорить, что мои запасы почти истощены. Или что меня до тошноты беспокоит неизбежный разговор с Рордином – в котором я упомяну, что мне нужно больше каспуна, а Рордин скажет, что четыре месяца назад выдал мне трехгодичный запас, и ситуация станет неловкой.
Бейз прочищает горло, потирая заспанные глаза.
– Ладно, что ж… раз уж я понял, что ты тут не умираешь, мне нужно у…
Моя ладонь сама собой взлетает, цепляется за локоть Бейза, отчего тот вскидывает четко очерченную бровь, глядя вниз на мою упрямую хватку.
– Останься, – прошу я, и его ошеломленный взгляд поднимается к моему лицу.
– Лейт…
– Я не стесняюсь умолять, – распахиваю глаза пошире, играя на том, что Бейз, вероятно, все еще видит во мне ребенка, а не женщину, которая не должна нуждаться в ком-то, кто будет отпугивать чудовищ, что обступают ее, когда она спит. – Пожалуйста.
Он смотрит на постель так, словно та поглотит его живьем.
Затем на его лице отражается решимость, он с тяжелым вздохом шагает к темному зеву камина и припадает на корточки, словно пантера. Черные пижамные штаны слегка сползают с бедер.
Движения Бейза текучи, даже когда он вдувает жизнь в давно потухшие угли. Он выглядит таким уверенным в себе…
Жаль, я не знаю, каково это.
Огонь с ревом оживает, Бейз подкладывает в него дров, а потом обходит кровать с другой стороны. Забирается рядом со мной, подкладывает несколько подушек себе под спину и откидывается на них, вытаскивая из кармана серебряную фляжку.
– Что там?
– Виски. Домашний. – Бейз откручивает крышку. – На вкус – лошадиное ссанье.
Вряд ли хуже того дерьма, которое я только что проглотила.
– Можно п-попробовать?
Бейз снова вскидывает бровь, изучает меня взглядом долгое мгновение, затем сует мне фляжку.
– Крошечный глоточек, и только потому, что он тебя согреет.
Отскребаюсь от постели, беру виски.
– Сколько оговорок. Думаешь, мне понравится и я начну гнать собственный?
Бейз бросает на меня взгляд, который говорит, что я недалека от истины.
Закатываю глаза, делаю изрядный глоток и в процессе давлюсь.
– Какая гадость, – хриплю я.
Прохладная жидкость прожигает дорожку до самого живота, кружится там водоворотом и тянет вниз мои и без того отяжелевшие веки. Возвращаю фляжку и плюхаюсь обратно, черпая утешение в неловкой угловатости и чопорности Бейза.
– Но действенно.
Бейз со вздохом обнимает меня одной рукой.
– Меня за это оскопят.
– Не разводи такую драму, – невнятно тяну я, вдыхая его густой запах – цветущий паслен с легкой древесной ноткой.
– Я не развожу драму. – Бейз тоже делает большой глоток и шипит сквозь зубы, когда виски прокатывается по горлу.
– Танис не расскажет.
Бейз ухмыляется, глядя на пляшущие языки пламени, что мягко согревают комнату.
– Если честно, я сомневаюсь, что твоей служанке хватит сил подняться утром по этой лестнице. Не в том состоянии, в котором я ее оставил.
Подорвавшись, я окидываю Бейза испепеляющим взглядом и отмечаю: обнаженный торс, взъерошенные волосы, ленивая, сытая улыбка…
Он многозначительно двигает
