Том 9. Учитель музыки - Алексей Ремизов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Корнетов налил в чертову рюмку варенухи, сперва сам выпил, потом гостей обнес. Не без любопытства пили мы из чертовой рюмки, и как будто совсем ничего, варенуха на вкус такая же, так же сладко тянется, и разве что на самом донышке чуть погорчее – косточка, действия же другого не оказывала. И только профессор-византолог вдруг порозовел весь и такое понес – не-весть-что византийское – и так руками стал выделывать что-то, ей-Богу, бес вселился.
– Вина горячие токайские, меды разные, квас сладкий, квас черствый, квас выкислый, вишневка первачок! – потчевал хозяин, тихонько выпроваживая бесноватого в свою «ледяную избушку».
И пока гости занялись «токайскими», Корнетов уложил профессора на диван, а чтобы бес скорее выскочил, прикрыл его шкурами. Стал профессор из-под шкур высвистывать: «покойной ночи!» – и вернулся Корнетов в «палаты».
Гости повеселели. И стрепетный Абраменко с колючими шпорами и инженер Дымов и моряк Мукалов16 и зоолог Копылов и авиатор Соколов, летавший где-то за Уралом на собственном аэроплане, и актер Рокотов – все казались в большом ударе, и каждый готов был подобрать в памяти случай, не уступающий византийскому. Но хозяин ухватился за Баукина: Баукин, объездивший весь свет, должен был порассказать что-нибудь действительно чудесное, не зубоскал.
И Баукин, хоть с виду и очень свирепый, а так совсем ладный, даже не крякнув, прямо приступил к рассказу: парижский случай. –
2. АвтомобильПобывать за границей и не купить себе чего-нибудь из одежды: пальто там какое, смокинг или полосатую жилетку, – считалось по меньшей мере глупо. И на первый взгляд такое мнение, могу сказать, справедливо. Знал я одного, такой был у меня приятель Петр Прокопов17 из Петербургских «кошкодавов», поехал он за границу страсть и взглянуть в чем, а вернулся в Петербург, встречаю на Невском – жених! Да и не одного знал я такого, переделанного так за границей, а в срок самый кратчайший, – и все от дешевизны тамошней, а главное от вкуса. И скажу по всей по правде, эта мысль и у меня в голове вертела, ну, если не женихом, то уж во всяком случае так принарядиться, чтобы хоть и малую да пустить пыль в глаза.
«Главное дело, дешевка, а сделано с необыкновенным вкусом!»
Это общий голос бывалых, против которого не поспоришь – этот голос и меня напутствовал в мои дальние странствия по чужим краям.
Первое-то время, как приехал в Париж18, было мне не до покупок: все смотрел я, на что все смотрели, и удивлялся, чему всякий своим долгом считает подивиться в Париже – всяким Венерам, Джиокондам, Мумиям. И хоть не все оно было так, как говорилось, да уж некогда разбирать, успевай только осматривать. А как обжился да огляделся и пришло время назад домой ехать, вспомнились и те напутственные советы:
«Главное дело, дешевка, а сделано с необыкновенным вкусом!»
Так в ушах долбит и долбит. И уж идешь по улице завидишь, манекены – за стеклом торчат изнаряженные и розовые и восковые! – и обязательно остановишься и цену высмотришь. И действительно, что-что, а дешево на удивление, а уж вкус… И в Большие магазины пошел я для этой же цели. И чем дольше смотрел да присматривался, тем все больше глаза разбегались, и уж остановиться ни на чем не могу – все бы купил! А всего-то покупать мне и не к чему: мне надо было летнее пальто.
Ранней весной я приехал в Париж в осеннем на ватине, а как наступила жара, на ватине-то и неудобно: без летнего, что говорить, нечего было и думать домой возвращаться.
Хотел я попробовать на свой страх – уж очень мне одно понравилось: так, ни на что не похожее, мешком. Да раздумался: еще думаю, выразиться не сумею толком и подсунут какой дамский сак19 да и сдерут втридорога!
И рассказываю знакомому – решил я на него положиться и воспользоваться его указаниями. А этот мой знакомый, Барладьян, замечательный человек: русский до кончика, а так замоторел на чужой земле и уж по-русски разучиваться стал и, если невзначай ругался, то обязательно по-французски, и, конечно, знал все не хуже настоящего парижанина! – вот ему-то и рассказываю и само собой о Больших магазинах.
– Большие магазины! – так и напустился Барладьян, – да в Больших магазинах только одни дураки покупают: для них и магазины эти открыты. Большие магазины! И дорого и дрянь, и покупать – только деньгами сорить.
И все это он знает по собственному опыту, на себе испытал и уж другу и недругу по Большим магазинам ходить закажет. Но зато может указать такой магазин и совсем небольшой, где просто даром дают – «оказион».
И адрес Оказиона20 для верности написал на своей карточке улицу и номер дома, и как идти: магазин неподалеку от Сен-Сюльписа, на узенькой поперечной улице, такой тесной, где дай Бог одному автомобилю проскочить, и только автобус бегает.
– Черт их не знает, откуда они там такие сокровища собирают! И вообразить себе трудно, какая дешевка, ниже цен нет на всем свете и не было. С покойников что ли доставляют им, черт их не знает!
– С каких покойников?
– Оказион.
И так зудел, так нахваливал Барладьян этот самый магазин и повторял на все лады и по-французски и по-нашему, бросил я ходить по Большим магазинам и на манекены больше не пялил глаза. Я твердо решил: отыщу ту самую улицу под Сен-Сюльписом, этот магазин Оказион и куплю пальто – без летнего нечего было и думать домой возвращаться.
И пошел. И удачно. Не очень плутал. Вот и дом. Ну все, как говорил и записал Барладьян.
И только одно меня смутило: действительно, в доме оказался магазин, но никакой одежды не видно – на дверях, на стекле огромный желтый башмак нарисован, и, кроме этого башмака, ничего, ни подписи, ни названия. Заглянул в окно – темновато: крючки и обувь, а больше какие-то подозрительные туфли вроде купальных – а никаких смокингов, ни пальто, ни жилеток.
Думаю: на такой улице два одинаковых номера есть, ведь все возможно! И перешел на другую сторону. Прошел всю улицу. Но другого такого номера не оказалось. Стало быть, не ошибся. И опять вернулся к магазину.
Стою под дверью, смотрю на башмак, а войти спросить не решаюсь. Ведь ясно, башмак да вдобавок еще желтый большущий, чего же лезть пальто спрашивать? Постою – посмотрю, отойду немного и опять вернусь, и опять стою – смотрю.
«Да что же это, – думаю, – башмака я, что ли, испугался: войти спросить страшно?»
И собрал я всю, какая есть, решимость – чувствую, покраснел весь – и с пущим еще остервенением толкнул дверь.
–
– Как же, есть! И пальто. Сколько угодно.
Продавщица в черном – у них это везде: и в кафе и в магазинах, все в черном! – продавщица, как две капли лиса, словно обрадовалась чему, так вся и распустилась.
– Какое угодно пальто, все есть!
И повела меня куда-то наверх через самую тьму египетскую.
Кое-как добрался я до верху, до той комнаты, где и пальто и все есть. Чуть посветлее стало. И сейчас же мне продавщица все показывает: и одно тащит и другое тянет и третье выкладывает, только смотри, только выбирай – и фраки и смокинги и жилетки.
А вот брюки, белые, как наш сахар, и всего лишь у коленки кофейное пятнышко – так пятнышко червячком: – а цена 5 франков. А вот жилетка – перо павое! – 3 франка. А вот туфли –
– Мне, – говорю, – пальто покажите летнее!
Сам говорю, а у самого голова кружится, нетерпение берет взглянуть поскорей; уж очень все хорошо и ни на какую стать дешево.
А продавщица порылась за прилавком, зацепила – вытянула из узла – и тащит.
– Аккурат на ваш рост: автомобиль!
Растопырила рукава, примерять держит, чего-то смеется – ну, две капли лиса! Потом уж я узнал, что это у них так принято и обязаны: хочешь не хочешь, а должен зубы скалить.
Ничего пальто: пальто как пальто, длинновато как будто – и рукава и полы длинноваты, свободно что-то очень.
– Автомобиль! ваш рост! – а сама так лисой и смотрит, так вся и вылисывается.
«Может, – думаю, – это так и полагается: длинное-то очень! Но главное, вкус-то какой!»
Пощупал я материю: плотно и точно из волос одних, махровое, а цвет – березовый лист со снежинкой. И только эта штрипка сзади болтается, ну такая, как на шинелях. Тоже халаты такие бывают с такою штрипкой.
– Нельзя ли, – говорю, – убрать?
Но тут продавщица словно бы сконфузилась за меня.
– Автомобиль!? – повторила она и так укоризненно и так убедительно, что и возразить невозможно.
«Стало быть, – думаю, – это так и полагается. И придется видно, и как это ни глупо, а ходить со штрипкой!»
– А цена?
– 30 франков.
30 франков – наших 12 рублей! Ну, как вам кажется? И где же это, скажите, в каких таких Рядах или Гостином за такие деньги такое добро получишь?
Рассчитался я. Записали мой адрес. И пошел я себе домой вот как довольный! А к вечеру у меня новое пальто было – березовый лист со снежинкой.
