Седьмое небо - Дикий Носок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Ну ты же видел двух мордоворотов. Банк приставил их для охраны своей собственности. Такие не только руки отрежут, но и сердце из груди вырвут.»
«А разве бывают и сердца золотыми?»
«Слыхал я об одном таком бедолаге. Что сердце у него золотое выяснилось уже после смерти. Бык поддел его на рога и распорол грудину. Родственники как увидали блеснувшее внутри золото, так вместо того, чтобы звать лекаря, разорвали несчастного на части.»
«Жуть,» – поежился одаренный богатым воображением внук, представив.
«Жуть,» – согласился дед. – «А ты представь, если бы этих мордоворотов рядом с ним не было? Долго бы он протянул со своими золотыми руками? Уже валялся бы в канаве с перерезанным горлом, убитый душегубами.»
«А эти банковские амбалы разве не душегубы?» – спросил внук.
«И эти душегубы,» – согласился дед. – «Но легализованные, на службе. А это не в счет.»
Поднялись путешественники ни свет, ни заря, решив прошагать по утреннему холодку сколько получится, а в полдень передохнуть в тенистом уголке. Вчерашней усталости как не бывало.
Глава 5.
Болотные лягушки, только что закончившие ночной концерт, зевали и укладывались спать в зарослях. Крепкие розовые пятки без зазрения совести пинали их по сторонам, срезая путь. Груша, подобрав повыше подол платья, прыгала с кочки на кочку, крепко сжимая в кулачке маленький, но увесистый обломок гранита, черного, с седыми прожилками в форме ветвей дерева.
Она уже не сомневалась в том, что ее не догонят, но продолжала бежать. Визгливые голоса Лукерьи и Гадюки Аспидовны еще звучали у нее в ушах. Без сомнения, они перебудили всех постояльцев трактира.
Решительно настроенная, спать с вечера Груша не ложилась. Старательно сопя, она сделала вид, что уснула, а потом долго прислушивалась, как ворочались две кабанихи – мать и бабка. Осторожно поднявшись уже под утро, Груша приблизилась к Гадюке Аспидовне, едва дыша расстегнула пуговку у нее на груди и увидела кожаный шнурок. Стараясь не смотреть в лицо бабке, дабы та ничего не почуяла, девушка начала осторожно вытягивать его сантиметр за сантиметром. Кожаный кошель, в котором Гадюка хранила данное отцом слово, мягко скользил по ее костлявой груди, пока, наконец-то не выскочил из расстегнутой рубахи. У Груши уже не было сил таиться. Ноги затекли от неудобной позы, пот заливал глаза. Она выпрямилась, и в этот момент бабка открыла глаза.
Девушка в испуге отпрыгнула от постели, как кошка, произведя при этом грохота, точно слон в посудной лавке. Теперь уже проснулись все. Медлить было нельзя. Всполошившаяся бабка уже затеплила свечку, сейчас увидит зажатый у Груши в кулаке камень и пиши пропало. Они с матерью в два счета Слово отберут.
Девушка кинулась к двери и уже оттуда, с относительно безопасного расстояния, прокричала Антипу: «Тятенька, Слово у меня. Ты теперь свободен! Слышишь? Свободен.»
Не доеной коровой взвыла Лукерья и бросилась к дочери. Она даже успела схватить Грушу за рукав платья. К счастью, ткань треснула, и, оставив кусок рукава в руке матери, Груша же опрометью бросилась вон из комнаты
Теперь вот прыгала по кочкам, улепетывая. Первоначальный страх, что ее догонят, уступал место радости. Наконец-то отец был свободен. О себе Груша в пылу побега как-то позабыла. О том, куда теперь идти и что делать, она призадумалась ближе к полудню. Присела на берегу тихой заболоченной старицы реки и опустила гудящие ноги в воду.
О том, чтобы вернуться в родное село Семипятничное и речи быть не могло. Вмиг найдут. Да и опротивело ей там.
Когда-то село было большим и богатым. Славилось на всю округу сушеными сливами размером с кулачок ребенка, сладкими и духовитыми. Благосостояние жителей росло как на дрожжах. И в какой-то момент они обленились. А вот развлечений в селе, как и в любом другом, не хватало. Тогда на общем сходе сельчане постановили, что каждый день отныне – пятница. А значит, кабак, который обычно открывался по пятницам и работал три дня, отныне должен быть открыт ежедневно и круглосуточно. Так и стало в селе семь пятниц на неделе, а само оно отныне именовалось Семипятничное. С тех пор утекло много воды, пива и кукурузного эля. Сельчане ленились, нищали, спивались. Сливы измельчали, одичали и разбежались по округе. Нет, в село Груша не вернется.
Солнышко припекало, и Груша совсем разомлела, сидя на бережке. Бурая, почти неподвижная вода внезапно плеснула, и белоснежная лилия вынырнула из воды неподалеку от берега, распустив лепестки. Следом еще и еще одна. Неприглядная старица преобразилась, покрывшись нежными цветами. От такой красоты у девушки захватило дух. Ноги сами понесли ее в воду, даже платье подобрать не успела. Шаг, другой, третий. Казалось бы, до ближайшего цветка уже можно дотянуться рукой, но он словно уплывает, отдаляется от девушки. Манит, колышет лепестками. И Груша делает еще шаг, второй, не замечая ничего вокруг, завороженная красотой цветка.
Внезапно сильные руки схватили девушку сзади в охапку и потащили из воды. Она билась и сопротивлялась. Но Иван (а это был именно он) продолжал волочь ее на берег. И только когда Грушины ноги коснулись земли, морок с нее спал. Девушка оглянулась на воду: ни лилий, ни солнечных бликов на воде, ничего. Только мутная болотная жижа и гниющая растительность.
Иван, между тем, приложил палец к губам: «Т-с. Тише.»
«Почему? Что это было? Куда делись лилии?» – шепотом спросила девушка.
«Не было никаких лилий. Морок только. Это же Тихий омут, здесь черти водятся. Разве ты не видишь? Как тебя угораздило здесь остановиться? Идем скорее, пока черти не повылазили. Или чуму болотную не подхватили, с ней ни один лекарь не справится,» – с этими словами парень уводил Грушу все дальше и дальше от берега.
«Тихий омут? Я не знала. Я никогда их не видела. А какие они – черти? Ты их видел?»
«Нет. И не хочу. Тот, кто видел, уже ничего не расскажет. Пойдем быстрее, пока нас не уволокли,» – торопил ее Иван.
«Как ты здесь оказалась, милая? Где твое семейство?» – встретил девушку расспросами дед Богдан.
Груша недолго поколебалась, а потом разоткровенничалась. Нелегко хранить секреты, когда тебе 16-ть лет и ты впервые осталась одна-одинешенька.
«Я у бабушки Слово украла и сбежала. То самое, что тятенька дал. Теперь никто не сможет сидеть у него на шее,» – сбивчиво объяснила девушка.
«Ай
