Новый Мир ( № 6 2011) - Новый Мир Новый Мир

— Уже потолковал.

— Ой, какие мы остроумные!

— Хороший учитель был.

Юра садится рядом на лавку. Жанка отодвигается.

— Что с нами случилось, Жанна? — тихо говорит он, напрасно пытаясь обнять Жанну за талию. — Мы же были такие влюблённые.

— Одной влюблённости ещё мало.

— А что нужно ещё? Просвети меня.

Жанка не отвечает. Она лихорадочно анализирует, что сейчас чувствует. Соскучилась ли она по нему? Хотела бы прикоснуться к его руке? Приятен ли ей его запах?

Наконец говорит:

— Не мешай. У меня работа.

— Подождёт твоя работа.

— Уходи.

— Что, так тебе противен? Пяти минут выдержать меня не можешь?

— Послушай меня, Юра, — Жанка поворачивается к нему лицом, — чего ты от меня хочешь? Пришёл сюда оплакивать своё счастливое прошлое? Да, нам было хорошо вместе. Потом стало плохо. Мы разошлись. Я не знаю, правильно ли мы сделали. Но мы так решили, и я не буду об этом жалеть. Жалеть и возвращаться к тому, что прошло, глупо. Мы разошлись и теперь живём отдельно. Мы теперь чужие люди, Юра.

— Разве? Ты меня уже совсем-совсем не любишь?

— При чем здесь любовь, Юра?! Я не про любовь говорю! Я говорю, что второго раза в этой жизни не бывает!

Юрий нервно откусывает от пирожка, который всё время мял в руках. Сразу же выплёвывает.

— Жанна, что это за фигня?! Где картошка? Да... иди ты...

Швыряет пирожок на клумбу и быстро уходит.

Жанка подбирает пирожок, рассматривает его, пробует, взяв на палец, начинку, после чего взволнованно бросается к картонной коробке.

Подходят двое молодых парней с рюкзаками.

— С чем пирожки, пани?

Жанка молча хлопает глазами.

— Вы продаёте пирожки, пани?

Жанка сияет от гордости.

Парни пожимают плечами и отступаются.

— А каких пирожков вам хочется? — кричит Жанка им вслед так, что слышит весь мироновский вокзал. — Есть пирожки с картошкой, с мясом, с капустой, с луком и яйцом, с горохом и... и... и... С АБРИКОСОВЫМ ДЖЕМОМ! Выбирайте! Но будет трудно выбрать! У нас ассортимент! Все пирожки как куколки!

Ирма Ивановна похорошела. Следит за собой. Ни тебе потёртых колготок, ни жирных волос, ни грязного фартука. Ногти в порядке — покрашены розовеньким лаком.

— И я тебе скажу, Жанка, — говорит Ирма Ивановна, — самое важное в женщине — это её ногти. Женщины почему-то забывают про ногти. Халтурят. Думают, если они не видят свои ногти, то и никто не видит...

Жанка прячет руки в карманы.

Ирма Ивановна продолжает:

— И вообще, в последнее время женщины перестали за собой следить. Думают, накрасят губы, покроют лаком волосы — и дело сделано. А я бы вообще запретила пользоваться помадами и лаком. Пусть учатся быть красивыми без химии...

На платформе появляется дежурный по вокзалу. Он сворачивает на асфальтированную дорожку, что ведёт прямо сюда. Приближается. Жанка опускает голову. Сердце колотится, руки дрожат.

Я не должна себе этого позволять, думает Жанка, какая же я всё-таки никчемная.

— Ирма, посмотри за пирожками, — Жанка срывается с места, — я в туалет хочу. Сейчас вернусь.

— Ну конечно, Жанна, иди в туалет, — демонстративно громко говорит Ирма Ивановна, внимательно наблюдая за его приближением.

— Хотя нет, — Жанка подбирает свои пожитки, — я, наверное, вообще уйду. Сегодня у меня сокращённый рабочий день...

Жанка сидит за раскладным столом в читальном зале мироновской библиотеки. Библиотекарша искоса поглядывает на Жанку. Коробка с непродаными пирожками спрятана под столом, из неё доносится пряный масляный запах.

— Вы уже выбрали, что хотите читать? — спрашивает у Жанки библиотекарша.

— Нет ещё.

— Может быть, вам помочь? Что-нибудь посоветовать? Есть целая связка журналов мод. Не хотите посмотреть? Ко мне много мироновских женщин приходят за выкройками.

Жанка молчит. Оглядывается. Читальный зал мироновской библиотеки пуст. Возле окна растёт гигантский фикус, и на его листьях столько же пыли, сколько на книжных полках вдоль стен. Пахнет цвелью и сыростью. У библиотекарши волосы по-старомодному уложены “халой”, сзади — совершенно седые.

— Вы знаете, — говорит Жанка, и её голос разносится эхом по залу, — я прочитала очень мало книг.

Библиотекарша пожимает плечами:

— Сейчас мало кто читает.

— Честно говоря, я в последний раз была здесь в девятом классе. Помню здешнюю библиотекаршу. У неё была большая родинка на носу. Очень культурная женщина...

— Иванна Степановна. Покончила с собой.

Разговор оборвался. Жанка уставилась в стол. Проходит полчаса.

— Так что же вам принести? — снова говорит библиотекарша. — Вы уже решили?

— Нет.

— В читальном зале нужно читать книжки. — Библиотекарша выговаривает эту фразу с чрезвычайным достоинством, словно репетировала её перед зеркалом не один год.

— Я зашла сюда, потому что на улице очень много тополиного пуха, понимаете? У меня аллергия на тополиный пух. Был приступ. Пух всюду — в воздухе, в носу, в лёгких.

Библиотекарша с осуждением глянула на Жанку.

— И что будем делать? Может, вызвать “скорую”?

— Нет. — Жанка заходится в кашле. — Мне сейчас станет лучше, и я пойду.

Библиотекарша резко встаёт со стула.

— Знаете, я принесу вам что-нибудь! Пусть на столе будет книжка. В читальном зале люди книжки читают, а не прячутся от тополиного пуха!

Она исчезает в соседней комнате и вскоре возвращается с огромной книгой — Жанна таких ещё в жизни не видела.

— Зачем мне такую толстую?! Я не прочту!

— А я на это и не надеюсь, — строго отвечает библиотекарша и кладёт книжку Жанке на стол. — Пусть просто здесь лежит. Делайте вид, что читаете.

— Это как?

— Ну, глядите на неё.

Жанка пододвинулась к книжке поближе. “Мир бабочек”.

— Я специально выбрала с картинками, — говорит библиотекарша, возвращаясь на своё рабочее место. — Можете полистать, посмотреть на бабочек. Там есть очень красивые.

Ночь. Жанка не верит в Бога. Она просто стоит в темноте перед открытым окном. Не молится. Ничего не говорит. Ничего не чувствует.

Я могу скоро умереть, почему-то думает она, а если не скоро, то лет через двадцать. Всё равно. Я всё равно умру, и тогда зачем это всё? Зачем я здесь стою? Зачем чего-то хочу?

Окно молчит. Жанка продолжает стоять. С улицы веет лёгкий свежий ветерок. Кажется, этот май никогда не кончится.

— Я перестала на что-либо надеяться, — говорит Жанка. — Ты ведь этого хотел? Я теперь реалистка. Я понимаю, что он никогда на меня не посмотрит. Он слишком хорош для меня. Такой красивый... И всё. На этом всё, Боже. Я не верю в тебя, а ты в меня, и расходимся по-хорошему. Ни я тебе, ни ты мне. Мы свободны.

Жанка забирается в постель, укрывается одеялом, но ей холодно. Ветер из окна становится сильнее и холодней.

— Я не буду тебя слушать! — кричит Жанка. — Ну что ты хочешь мне сказать?! Я уже всё слышала!

Бородатая голова Бога нервно летает под потолком, ударяется об люстру, и люстра падает на пол.

— Ты мне здесь истерик не устраивай! — кричит Жанка. — Лети себе на своё небо, или в Лапландию, или на Карибские острова, а меня оставь. Я не хочу тебя слушать. Я достаточно намучилась. И теперь всё. Буду продавать пирожки, есть их, смотреть телевизор, ходить в туалет, покупать себе импортные блузки раз в два месяца. И всё. И буду так жить. Как насекомое.

Голова Бога ударяется об оконное стекло, и оно, дзенькнув, разбивается.

— Что ты мне всё портишь! — кричит Жанка. — Вот так Бог! Поглядите на него! Вместо того чтоб помогать и строить, он окна разбивает!!! Тоже мне! Я подам на тебя в суд! Ирма говорила, сейчас каждый, кто хочет, может подать в суд...

Жанка включает свет. Заметает веником оконные осколки. Чувствует, как бородатая голова Бога тихонько садится ей на шею.

Теперь у меня две головы, думает Жанка, боясь пошевелиться, одна голова моя, вторая — Богова.

— Ну хорошо, говори, что хочешь сказать.

Жанка напрягается, вслушиваясь в Божий шёпот.

— Заслужить? — Её удивлению нет границ. — Что значит заслужить? Разве я до сих пор не заслужила?! Я молилась каждый вечер! Я никого не убивала... и не крала... и маму похоронила по-человечески... Что значит делать добро? Разве я злая?