Вологодчина в русском фольклоре - Николай Уваров

Пожелал же смерти скорою Арсёнушко;

Приказали тут ведь и делать-то столб высокой-от,

Приказали сделать рей да тут высокой-от,

Вот высокой рей ведь и делать-то высучей же,

Приказали делать и лисенку, три ступенечки.

Вот пошли, пошли, ведь скоро пошли плотники,

Вот ведь плотники пошли скоро работники,

Они сделали, устроили высокий столб,

А к нему же привесили висучой рей,

Как приделали они же скоро лисенку,

Скоро лисенку приделали в три ступенечки;

Как пришли, пришли, сказали государю-ту,

Осударю-ту царю Ивану Васильёвичу:

«Приготовлено тепере всё ведь, сделано,

Теперь можно вести будет деревеншшину,

Предавать-то ведь ему да смерть-ту скорую».

Как оделсе государь царь Иван Васильёвич;

Когды вывели Арсёнышка из тёмной темницы,

С ним ведь шол государь царь Иван Васильёвич.

Говорил ему Орсёнко-то таковы слова:

«Уж ты гой еси, государь царь Иван Васильёвич,

Ты прости меня вины-то виноватою,

Как цего же, государь, я вот тебе скажу:

Не спешись-то ты же скоро вот за мной итти, -

Как пускай же поскорей меня ведут они!

Ты успеешь, успеешь притти да всё на смерть смотрять,

Как увидишь всё мою-ту смерть ведь страшную».

А и народу-ту, Горсёнушко говорил им:

«Уж вы гой еси, народ же, люди добрые,

Как ведь умной-от народ, – дак всё возьмите-тко во внимание,

Не ходите-тко смотрять смерти арсёнковой:

Арсёнушкова смерть будет немилослива,

Немилослива гона же будет, страшная!»

Ишше умной-от народ, дак его же понесли,

Они понесли, назад же они воротились,

А глупой-от народ да всё вперёд бежал,

Они вперёд-то всё бежали да говорили:

«Вот увидим же, ребята, как казнят, казнят преступников!»

Подвели тогда Горсёнушка к рею, его, к висучему,

Заходил тогда Горсёнышко на лисници,

На первую ступень, да он сказал же всё:

«Воротитесь-ко, народ, да разойдитесь прочь!»

Тут ведь некоторой народ, да они понели,

Как ведь понели народ да убегали прочь.

Когда зашол же вон на лисницю, на втору ступень,

Он сказал, сказал народу-ту таковы слова:

«Вот судите-тко меня же всё, преступника!»

Как ступил, ступил ведь Орсёнышко на третью ступень,

Он сказал тогда, сказал государю царю Ивану тогда Васильёвичу:

«Благослови меня теперече, государь же царь,

Осударь-от царь Иван же свет Васильёвич,

Как теперя мне, Горсёнушка, перед смертью-ту поработати!»

«Разрешаю, царь, работай, как ведь нужно вам».

Тут не лютоё-то зелье разгорелосе,

Богатырское-то ведь и серцо разгневилосе.

Лепета у его в лици перемениласе,

Могучи плечи его же шевелилисе,

Он хватал, хватал, срывал тогда висучий рей,

Как висучим-то реем зачал помахивать;

Воправо-то ведь махал, – валилась улица,

Волево-то от махал, – валились переулочки.

Вот прибил тут народу много в Вологды.

Говорил тогда ведь Арсёнушко таковы слова:

«Ишшо надо ли, государь царь Иван Васильёвич,

Как оставить ли етой силушки на симена?»

Зыряне. XIX век.

«Как оставь-ко-се, Орсёнушко, ведь силушки,

Вот положь-ко-се на ихну-ту на глупость тут»

Перестал боле ведь силушки-то бить же он.

Все народ-люди ведь тут ужасалисе.

Тут подъехала корета-то золочёная,

Тогда ведь взял-то государь царь Иван Васильёвич

Как Орсёнушка-то брал же за белы ручки,

Человал его в уста же во сахарные,

Пировал-то с ним ведь кушал три сутоцьки.

Вот ведь звал-то всё Горсёнушка жить во матушку в каменну Москву;

Отвечал ему: «Я сейчас же, государь царь Иван Васильёвич,

Как ведь ехать-то с тобой да не поеду я,

Потому што у мня осталась-то в деревни-то родна матушка,

Родна матушка осталась и родна сестриця,

Нужно съездить-то во деревню попроведати, -

Не поедет если матушка в каменну Москву,

Тогда надоть её ведь и переделать-то старой домичёк,

Чтобы матушку воставить во приюти тут».

Тут давал-то государь царь Иван Васильёвич,

Много-много тут давал он золотой казны,

Вот давал ему ведь и много-много чиста серебра,

Как самого-то звал его же в каменну Москву,

В каменну Москву его да при сибе его,

Штобы быть всегда при ём думным боярином,

Без его-то никакого дела зачинать нельзя,

Зачинать дела нельзя без его и кончити.

Распрошшалсе государь царь со Арсёнушком,

Государь-от царь Иван же свет Васильёвич,

Он садилсе тут в корету-ту в золочёную,

Вот уехал он во славну в матушку в каменну Москву;

В. Васнецов. Встреча князя Олега с волхвом

А Орсёнушко поехал в свою деревенку, -

Вот приехал-то Орсёнышко во деревенку, -

Сдивовались все народ же, люди добрые.

Тут ставала родна матушка с постелёчки,

Будто всё она никогда не была не болела-то.

Перестроил тут ведь Арсёнушко свой ведь домичёк,

Часто ездил же Арсёнышко в славну матушку каменну Москву,

Часто виделсе-то с государем с царём с Иваном-то с Васильёвичём,

Переговоры-ти ведь шли же очунь тайные.

Тут ведь съездил-то Гарсёнушко за камышничками золотой казной,

Как пригнал всех коней тут всё ведь камышничков,

Привезли-то все товары тут ведь разные,

Все ведь всё же он привёз их в каменну Москву;

Присмотрел-то все товары государь же царь,

Осударь-от царь Иван же свет Васильёвич.

Тут Орсёнушко Иванович распрошшалсе-то,

Ко своей ко родной матушке уехал он,

Поживать-то стал со матушкой с родимою, -

Он охвоч ходить, Орсёнышко, в тены леса,

Он охвоч стрелять зверей да всё лесных же всё,

Ишше птицу-ту ведь как разных он на заводях.

Много-много он очистил всё камышницьков,

Разных сбеглых-то ведь тут разных преступников,

Много-много было подвигов богатырьских тут,

Перестрелочных боёв да числа-счёту нет.

Ишше как той нашой старинушке конец пришол.

Славной Вологды-рекой, да ей на тишину,

Славной матушки каменной Москвы на чесь-славу великую,

Вам, учёным-то людям младым, на прописаньицо,

А от вас пойдёт премладым на рассказаньицо,

А от младых-то пойдёт пропеваньицо.

В. Сергеев. Лошадь в поле

Щелкан Дюдентевич

А и деялось в орде,

Передеялось в Большой:

На стуле золоте,

На рытом бархате,

На черчатой камке

Сидит тут царь Азвяк,

Азвяк Таврулович;

Суды рассуживает

И ряды разряживает,

Костылём размахивает

По бритым тем усам,

По татарским тем головам,

По синим плешам,

Шурьев царь дарил,

Азвяк Таврулович,

Городами столными:

Василья на Плесу,

Гордея к Вологде,

Ахрамея х Костроме,

Одного не пожаловал –

Любимого шурина

Щелкана Дюдентевича.

За что не пожаловал?

И за то он не пожаловал, -

Ево дома не случилося.

Уезжал-та млад Щелкан

В дальную землю Литовскую,

За моря синея;

Брал он, млад Щелкан,

Дани-невыходы,

Царски невыплаты.

С князей брал по сто рублев,

С бояр по пятьдесят,

С крестьян по пяти рублев;

У которова денег нет,

У того жену возьмёт:

У котораго жены-та нет,

Того самово головой возьмёт.

Вывез млад Щелкан

Дани-выходы,

Царские невыплаты;

Вывел млад Щелкан

Коня во сто рублев,

Седло во тысячю.

Узде цены ей нет;

Не тем узда дорога,

Что вся узда золота,

Она тем, узда, дорога –

Царское жалованье,

Государство величество,

А нельзя, дескать, тое узды

Не продать, не променять

И друга дарить,

Щелкана Дюдентевича.

Проговорит млад Щелкан,

Млад Дюдентевич:

– Гой еси, царь Азвяк,

Азвяк Таврулович!

Пожаловал ты молодцов,

Любимых шуринов,

Двух удалых Борисовичев,

Василья на Плесу,

Гордея к Вологде,

Ахрамея к Костроме,

Пожалуй ты, царь Азвяк,

Пожалуй ты меня

Тверью старою.

Тверью богатою,

Двомя братцами родимыми,

Дву удалыми Борисовичи. –

Проговорит царь Азвяк,

Азвяк Таврулович:

– Гой еси, шурин мой

Щелкан Дюдентевич,

Заколи-тка ты сына своего,

Сына любимова,

Крови ты чашу нацади,

Выпей ты крови тоя,

Крови горячия,

И тогда я тебя пожалую

Тверью старою,

Тверью богатою,

Двумя братцами родимыми,

Дву удалыми Борисовичи! –

В та поры млад Щелкан

Сына своего заколол,

Чашу крови нацидил,

Крови горячия,

Выпил чашу тоя крови горячия.

А втапоры царь Азвяк

За то ево пожаловал

Тверью старою,

Тверью богатою,

Двомя братцами родимыми,

Двумя удалыми Борисовичи,

И втапоры млад Щелкан

Он судьею насел

В Тверь-ту старую,

В Тверь-ту богатую.

А немного он судьею сидел:

И вдовы-та безчестити,

Красны девицы позорити,

Надо всем наругатися,

Над домами насмехатися.

Мужики-та старыя,

Мужики-та богатыя,

Мужики-та посадския

Оне жалобу приносили

Двум братцам родимыем,

Двум удалым Борисовичам.