Витязь. Владимир Храбрый - Владимир Афиногенов

Родное племя Темучина после смерти отца - вождя племени и знаменитого мергена[14] - отказалось признать власть его девятилетнего сына. Тогда мать с четырьмя сыновьями и дочерью, грудной девочкой, покинула родной уртон и, погрузив в повозку юрту, отправилась к синеющим вдали холмам. По пути семья питалась кореньями степных трав и рыбой, которую ловили в реках Темучин и его сводный брат Бектер. Удочка у них была одна на двоих. Однажды они закинули её и, когда огромный таймень оказался на берегу, возле пойманной рыбы разгорелась драка. Каждый хотел доказать, что это именно он первый поймал такую большую рыбину, чтобы потом похвастаться перед матерью и братьями. Бектер, в конце концов, овладел тайменем. Темучин решил отомстить, но дело тут было не в отобранной рыбине - сводный брат, одних лет с Темучином, был сильнее и мог оспаривать его власть в семейной юрте.

Однажды, когда Бектер что-то мастерил, Темучин стал незаметно подкрадываться к нему. Вот он уже близко. Темучин натянул лук, с которым ходил на охоту, пропела стрела и пробила Бектеру грудь.

Как ты знаешь, Мамай, мальчик Темучин вошел в историю как всемогущий Чингисхан, завоевавший нам землю от края и до края. Первый его шаг к власти был сделан задолго до того, как он двинулся на завоевание мира…

Глаза Абике снова сверкнули, как у мусуки. Мамай, поклонившись, сказал:

- Вы должны гордиться своим великим предком, госпожа!

Абике ничего не ответила на слова своего главного телохранителя. Она знала и другое: Чингисхан ради власти не пощадил и своих сыновей. Абике вспомнила, что говорил Джанибек: «Будь осторожна…» И перед глазами у неё возникло лицо старшей жены великого каана Тогай-хатун.

- Видимо, только беспощадной жестокостью люди добывают себе большую власть, - сказал Мамай, и сам поразился мудрости своих слов… И тихо добавил: - Даже по отношению к своим близким…

Эта беседа происходила у Бараньей головы - огромного валуна, похожего на голову барана, расположенного у основания горы Агермыш. Внезапно раздался напевный звук серебряного рога. Это Джанибек созывал на курултай мурз, темников, тысячников и сотников. Не раздумывая, Мамай вскочил на коня и поскакал к белой юрте великого каана. Абике, хорошо зная, что означает этот сигнал, последовала за ним.

На военном курултае все собравшиеся увидели, как взволнован хан Золотой Орды. Видимо, какая-то весть потрясла его. В глазах Повелителя полыхала злоба. Джанибек быстрыми движениями большого и указательного пальцев перебирал янтарные шарики, нанизанные на шелковую нить.

- Я собрал вас, мои верные мурзы и военачальники, чтобы сообщить о том, как лживы и коварны эти псы, служащие Иисусу Христу, - он показал рукой с висевшими на ней шариками в сторону генуэзской крепости. - Один из моих воинов, который в день гибели наших торговцев был в Кафе, сегодня утром близко подъехал к крепостной стене, увидев на ней солдат противника, и в троих признал убийц. В прошлый раз, когда я требовал выдать их, консул уверил нас, что все они осуждены, закованы и высланы в Геную. Я не поверил ему, и мы привели войска к стенам Кафы.

Только немногие из мурз знали истинность этого решения - великому каану было наплевать на несколько загубленных жизней. Он хотел приступом овладеть богатым генуэзским городом, чтобы разграбить его по примеру других городов. Правы были те, кто говорил о том, что Джанибек лишь ждал повода напасть на Кафу.

Волнение Джанибека тоже было поддельным: мурзы знали, что он в совершенстве обладал талантом актера.

После пространной речи великого каана на военном курултае постановили снова затребовать убийц и для переговоров с генуэзским консулом послать трех человек: Бердибека как представителя царствующего рода, одноглазого Бегича, многоопытного и мудрого военачальника, и сотника Мамая.

Против Мамая возразили некоторые мурзы и темники, но конец их недовольству положил Джанибек: ему нравился храбрый юноша, да и Абике много хорошего успела рассказать своему мужу о преданном молодом командире тургаудов…

Ордынских послов встретил у крепостных ворот начальник гарнизона Стефано ди Фиораванти с десятью аргузиями[15], которым был заранее отдан приказ провести монголов к консулу таким путем, чтобы те не видели приготовлений к осаде и расположения войск.

В мраморную комнату к консулу ордынцы прошли мимо четырех телохранителей, стоящих у наружных дверей в ярких красных плащах, с длинными мечами, воткнутыми в пол остриями возле ног, алебардами, закинутыми за спину.

Готифредо ди Зоали вместе с помощником, которому надлежало сегодня быть и переводчиком, встретили послов радушно; Мамай и Бегич поклонились консулу, Бердибек лишь слегка кивнул. По богатому одеянию, сабельным ножнам и гордому виду консул определил, что перед ним посол не из простых мурз. А узнав, что Бердибек - царевич, сын великого каана, Готифредо в свою очередь счел нужным склонить перед ним голову и пригласил всех за стол, на котором стояли вина и блюда со всевозможными закусками.

Пожалуй, впервые Мамаю приходилось пить и есть, сидя на стуле, а не на ковре, скрестив ноги. Но Бердибек с Бегичем уже где-то приобрели этот навык и уверенно взялись за ножи и вилки. Мамай последовал их примеру, но вилка выскальзывала из его пальцев, - это заметил консул и слегка усмехнулся уголками губ. Молодого сотника заинтересовал раскрашенный в голубой, желтый и зеленый цвета большой шар на железном острие, стоящий в углу комнаты на столике с ножками из слоновой кости. Пока не говорили о деле, и помощник, уловив любопытные взгляды юноши, подошел к шару, крутанул его и стал объяснить: «Это - земля; синим цветом обозначены моря и океаны, большие озера и реки, желтым - горы, зеленым - долины». Мамаю вспомнились слова Абике о том, что её великий предок Чингисхан завоевал для своих потомков землю от края и до края… Он подумал: «Хватило бы у меня сил одолеть такой путь на своем аргамаке?.. А у Бердибека?.. Ведь он - наследник великой ханской власти в Золотой Орде… Бердибек моложе меня, а я сильнее него, я - воин, участвовал во многих битвах. Но и он тоже… - возразил сам себе Мамай. - К тому же Бердибек - чингизид, царевич!» Мамай взглянул на сына великого каана. Тот медленно потягивал из хрустального кубка вино, хотя мусульманину нельзя было этого делать, и исподлобья наблюдал за радушным веселым хозяином.

Настало время решения дел. Все положили на стол ножи и вилки и встали. Бегич передал постановление военного курултая.

- Мы уже доводили до сведения его светлости, великого хана Золотой Орды Джанибека, что убийц судили, заковали в цепи и отослали в Геную.

- Но наш воин, который был в тот день в Кафе, когда погибли двадцать человек из Орды, узнал трех убийц, стоящих на крепостной стене… - возразил Бегич.

- Этого не может быть, - покачал головой Готифредо ди Зоали. - Нами получено известие, что корабли, на борту которых находились убийцы, благополучно достигли берегов Генуи, и теперь тюремщики занимаются преступниками.

- Значит, вы не хотите выдать их нам? - спросил Бегич.

- Я вижу, ты храбрый, доблестный и умный воин, и ты должен понять, что я говорю правду… А почему молчит царевич? - обратился консул к Бердибеку. - Может быть, он что-то скажет?

- Да, скажу… Я не верю тебе, консул. Наш воин не мог ошибиться!

- Надо было вам захватить его с собой, и мы бы вместе отправились на то место, где он увидел убийц. Я уверен, что там бы их не оказалось…

Бегич, Бердибек и Мамай поняли, что над ними просто издеваются, и, поблагодарив за угощение, удалились.

Когда послы передали этот разговор Джанибеку, тот пришел в ярость. И гнев его на этот раз не был поддельным. Дождавшись ночи, он приказал готовить через рвы, наполненные водой, проходы к крепостной стене: к её северным и восточным воротам. Для этого надсмотрщики согнали не только рабов, но и жителей окрестных сел, не успевших укрыться в Кафе. Им пришлось при свете факелов таскать камни, обломки деревьев, хворост, траву, солому, землю из неподалеку расположенных скифских курганов и все это сбрасывать в ров.

С крепостной стены полетели сотни и тысячи стрел. Но, несмотря на это, смоляные факелы не гасли, наоборот, чем больше летело стрел, тем больше становилось огней. Ордынцы подняли на ноги теперь всех, способных передвигаться, даже детей. В дело включились и боевые тысячи, состоящие из алан[16], кабарды, черкесов, булгар, мордвы и черемисов.

Свистели бичи надсмотрщиков, гуляли по спинам зазевавшихся. Если кто из местных жителей пытался бежать, его тут же настигали стрелы ордынцев, которые полукружьем оцепили места, откуда брались материалы для сооружения проходов.

Когда занялась заря, взору защитников крепости открылась ужасающая картина: во рвах были навалены тысячи мертвецов, среди которых находились и дети, столько же неподвижных тел лежало и на широких земляных насыпях, уже воздвигнутых через рвы.