Витязь. Владимир Храбрый - Владимир Афиногенов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда стало известно в ордынском лагере, что в Кафе свирепствует чума, Мамай предложил забить песком и камнями родники, из которых сам недавно пил. Они питали Субадашский водопровод, снабжавший питьевой водой город.
Сотнику разрешили, он взял своих конников и поскакал к селению Солхат, быстро управился с порученным делом и остался там, зная, что солдаты гарнизона предпримут попытку очистить родники от камней и песка.
Терзалось ли сердце Джанибека, когда вспоминал о смерти родного брата Тинибека, причиною которой был?.. Наедине с собой во всем обвинял он свою мать… Это она, Тайдула, подстроила так, что еще до приезда Тинибека в Сарай его умертвили преданные ей эмиры. Но иногда что-то похожее на укор совести возникало в душе великого каана, когда он спрашивал себя: «А разве ты не знал о подосланных убийцах?.. Знал. И не ты ли поддался уговорам матери стать вопреки предсмертной воле отца ханом Золотой Орды?!»
Когда Джанибек задавал себе эти вопросы и когда перед его глазами проходили тени правителей еще со времен Чингисхана, он подозрительно вглядывался в сына и говорил себе: «И ведь этот может… Он еще молод, волчонок, а скоро и у него подрастут клыки…»
Но пока Джанибек не желал смерти Бердибеку, а, полагаясь на судьбу и исходя из поговорки «Чему быть, того не миновать», посылал сына в кровавые стычки… Погибнет… значит, действительно, судьба… Но всякий раз из этих стычек выходил Бердибек целым и невредимым. И этому в глубине души радовался Джанибек, но снова и снова посылал сына в самое пекло.
Вот и опять он приказал Мамаю взять с собой Бердибека, зная о том, что генуэзцы после засыпки родников обязательно предпримут атаку с целью овладеть питьевой водой…
Береговая стража ордынцев доложила сотнику, что два корабля от пристани Кафы направились в сторону селения Солхат… Но Мамай не стал их ждать там, а двинул свою сотню навстречу.
На рассвете сотник привел воинов к ущелью; он знал, что к водопроводу ведет от моря одна дорога и она проходит здесь. Мамай приказал собирать внизу камни, оставшиеся от обвалов, и затаскивать их наверх, а потом, приготовив луки и стрелы, затаившись, ждать на вершине. Ждать пришлось недолго. Из-за леса показались первые всадники, Мамай махнул рукой, предупреждая своих воинов о том, чтобы они не предпринимали пока ничего; генуэзский отряд должен полностью оказаться между скал.
Когда последний всадник поравнялся с первым засевшим на вершине мамайским лучником, на генуэзцев посыпались камни и стрелы…
Джанибек, услышав, что в крепости забили барабаны и запели трубы, подумал, что генуэзцы, обезумев от нехватки питьевой воды, решили предпринять еще одну отчаянную вылазку, и тут же объявил тревогу. Сам облачился в боевые доспехи, велел подать коня.
Но лучник из сотни Мамая привел «языка», местного жителя, который пробирался из крепости к своему дому за водой и провизией. И тот рассказал, что таких, как он, сами стражники у ворот тайно выпускают на промысел и что на рыночной площади сотнями продолжают жечь чумные трупы. А сейчас предают огню самого начальника гарнизона и воздают ему необходимые воинские почести. Вот почему бьют барабаны.
Джанибек приказал поднять с колен крестьянина. Тургауды кинулись к нему, но великий каан жестом руки остановил их:
- Я дарую этому человеку жизнь… Он принес мне приятную весть. Отпустите! - и бросил ему золотой. Бедняк поймал его на лету и от счастья чуть не лишился чувств…
Хан Золотой Орды созвал военный курултай.
- Не настало ли время предпринять еще один штурм? - спросил он мурз, темников, тысячников и сотников. - В крепости - чума, там сжигают умерших, водопровод перекрыт благодаря умелым действиям моего сына Бердибека и сотника Мамая, - хан с улыбкой повернул к ним голову, при этом мурзы и темники закряхтели и зашевелились.
- Смотри, шакалы завиляли хвостами, - шепнул Бердибек молодому сотнику.
- Запас воды там скоро кончится, - продолжал великий каан. - А сейчас генуэзский консул подавлен смертью своего начальника гарнизона, да и солдаты, лишившись главного командира, не смогут дать нам должного отпора.
«Шакалы» заговорили разом и подобострастно закивали, но молчавших, в основном тысячников и сотников, было большинство. Слово взял Бегич, уже произведенный в темники.
- Мой повелитель, твой великий предок Чингисхан, да будет светло его имя во веки веков, говорил: «К быстро идущему пыль не пристает». Это верно, но он говорил и другое: «Умеющий ждать сумеет зайца на арбе догнать!» Генуэзцы, по сути, уже побеждены: у них - чума, вода кончится, и они сами придут к нам с повинной… А если сейчас полезем на стены, то погубим своих людей.
Большинство (те, кто молчали) поддержали Бегича. А вскоре консул Кафы запросил у ордынцев мира.
…Мамаю вот уже несколько ночей снился один и тот же сон. Будто мальчишкой бежит он по степи, но она не походит на степь Золотой Орды, плоскую, как лепешка, расположенную по берегам Итиля[20].
Она холмистая, с многочисленными озерами, полными гусей и уток…
Сотник поведал о своем сне одному из нукеров, монголу по происхождению, и тот сказал, что это степи Керулена.
- Но я же там никогда не был, - возразил Мамай. - К тому же я - татарин.
- Татары раньше кочевали в этих местах, - ответил нукер. - Поэтому души предков показывают тебе родные места.
А сегодня ночью во сне Мамай бежал и провалился в какую-то яму. Долго летел вниз, и чем дольше летел, тем чернее становилась мгла, окутавшая его… От страха он и проснулся. И почему-то сразу вспомнилась Абике, её нежное лицо и печальные глаза.
«О Гурк, солнцеликий, повелитель огня и неба! Развей мои страхи и печали!..» - обратился Мамай к своему богу, и на душе стало легче.
Он вышел из юрты, потянулся, вдыхая прохладный утренний воздух и подставляя голую грудь под освежающий ветерок, дующий с моря… Верные нукеры, обнаженные по пояс, стояли возле его юрты и, поприветствовав того, кому рассказывал сны, Мамай увидел на его спине темные пятна. Сотник велел нукеру поднять руки. Тот нехотя повиновался, и Мамай увидел у него под мышками темные опухоли, готовые вот-вот прорваться…
- Давно это у тебя?
- Два дня, повелитель.
- Почему молчал?
- Боялся.
- Голова болит?
- Да, повелитель. И зябко.
- Оденься.
Пока монгол надевал кожаную безрукавку, Мамай пристально смотрел на него.
- Что же делать с тобой?.. Беда… Беда всей сотне, - уточнил он. - Прости, брат, но я должен об этом доложить великому каану…
Нукер опустил голову: он понимал, что это значит… Понимал и его начальник: ведь это его сотня вела сражение за питьевую воду, и его воины грабили потом убитых, среди которых было немало зараженных чумой…
Но, прежде чем пойти к хану Золотой Орды, Мамай решил посоветоваться с Бегичем и Бердибеком, тем более что последний тоже участвовал в сражении. Сказав, чтобы зараженный нукер удалился в свою юрту и пока ничего никому не говорил, Мамай отправился искать Бердибека. Тот по заданию отца объезжал караулы. Но Бегича Мамай застал.
- Много лет тебе, повелитель, - приветствовал Мамай темника. - Да проживут во славе твои внуки и правнуки…
По встревоженному виду Мамая было видно: что-то случилось, поэтому Бегич спросил:
- Ищешь помощи?
- Да, повелитель…
- Говори.
- Беда, повелитель…
- Дождемся Бердибека, - сказал темник, выслушав рассказ. - Подумаем вместе. Иди, мы найдем тебя сами.
После полудня Бегич и Бердибек прискакали в стан Мамая, соскочив с коней, бросили поводья тургаудам и быстрым шагом прошли в юрту сотника.
- Покажи, где больной… - произнес Бердибек. Нукер уже метался в жару и бредил, выкрикивая слова, лишенные всякого смысла.
- Плохи твои дела, Мамай, - после некоторого раздумья сказал одноглазый Бегич. - Кто-то узнал, что в твоей сотне началась чума, и сообщил хану до нашего прихода… Он принял нас в окружении шакалов, которые успели влить ему в душу яд… Вначале он вел себя спокойно, а потом разразился гневом, обвинив и нас в укрывательстве… Мы даже не смогли и слова сказать в защиту… Собирайся, он требует тебя. А мы подождем возле юрты хана.
Бегичу и Бердибеку ждать долго не пришлось. Из белой юрты хана Мамай вышел быстро.
- Что?
- Великий каан приказал мне задушить больного собственными руками, а не тетивой…
- Но… тогда и ты умрешь… - изумился приказу отца Бердибек.
- К вечеру он пришлет своего человека, и на его глазах я должен это проделать…
- Шакалы, добрались все-таки до тебя, сотник! Значит, у великого хана не заросли травой чичен[21] его воспоминания о молодой жене Абике… - подытожил разговор темник. - Теперь нужно искать выход.