Витязь. Владимир Храбрый - Владимир Афиногенов

С Владимиром охранять Сергия должно было бы ехать, конечно, старшему сыну тысяцкого Ивану, а не среднему Микуле. Но у бояр в этом деле был свой умысел.

У Дмитрия-Фомы росла еще и старшая дочь, Мария. А по давнему обычаю нельзя отдавать замуж наперед младшую, а затем старшую. Иван Вельяминов уже женат, следующий на очереди Микула, которому и нужно увидать Марию. Так что Сергий ехал просить для Москвы руки сразу двух дочерей у суздальского князя. Но главная причина, по которой тронулся из своей подмосковской обители в дальние края игумен, состояла в том, чтобы развязать узел образовавшейся суздальско-нижегородской замятии, приключившейся теперь уже между самими Константиновичами.

Умер старший из братьев, миротворец князь Андрей Константинович, увещеватель Дмитрия-Фомы, когда тот точил зубы на чужое. И вдруг свой норов показал младший Борис…

Князь Дмитрий после смерти Андрея собирался было занять переходящий к нему по праву родительский стол в Нижнем.

Но когда прибыл туда, то увидел, что младший брат уже завладел Нижним: успел окопать город новым валом и вовсю возил камень для крепостных стен. Сам по натуре вор, Дмитрий-Фома знал, что по-доброму Борис награбленное не вернет. Вот тогда-то суздальский князь и обратился к Москве за помощью…

Митрополит Алексий снарядил в Нижний посольство, состоящее из двух сановитых церковных иерархов, чтобы они Божьим словом устыдили Бориса. Но тот был непреклонен.

Оставалась надежда на радонежского отшельника, слава о котором распространилась на всю Русь. Сергий согласился поехать в Нижний, но с одним условием: как только поезд выедет на Владимирскую дорогу, то он дальше пойдет пешком… Было велено Владимиру и Микуле сопровождать его потом сзади и незаметно.

Люди, выходя из придорожных селений, встречали отца Сергия как хорошего знакомого, больше того, как дорогого им человека, шли с ним рядом какое-то расстояние, приноравливаясь к его скорому шагу (игумен без труда преодолевал в день около пятидесяти верст), жаловались, засыпали вопросами, просили молиться о них…

Так же вели себя и жители Нижнего, увидев игумена Сергия. Зная о его намерениях, Борис вышел из княжеских хором, чтобы лично приветствовать знаменитого старца. Но в беседе с ним остался неумолим, да еще стал укорять: сколько Москва терпела от Дмитрия, посягавшего на великокняжеский стол? Он-де, князь-Борис, удивлен, что Москва помогает ему… Сергий говорил о Божьем всепрощении, но не подействовало это на разбойную душу младшего из Константиновичей.

Тогда Преподобный Сергий велел затворить все нижегородские храмы. Вот тут и проявилось всеобщее, всерусское признание его личности - великого монаха Сергия послушались и служить перестали.

Поутру Борис обнаружил, что не звонят церковные колокола. Вскоре выяснилось, почему?.. Вначале ярость охватила князя, а затем - растерянность… Ибо передали от верных людей, что Дмитрий-Фома, вернувшись, снарядил огромную рать, в помощь ему великий князь Дмитрий послал свой полк, и войско уже выступило на Нижний.

С малым числом бояр Борис поскакал навстречу, желая замириться. В селе Бережце, стоящем на левом берегу Оки, чуть выше устья Клязьмы, Борис и повинился перед братом. Дмитрий мог за разбой наказать Бориса, но не сделал этого: более того, оставил за ним его родной удел Городец…

Весть о замирении быстро дошла до всех удельных князей, и этот поступок нижегородца подал им хороший пример. Как сие нужно было всей Руси перед будущей Куликовской битвой!.. Нужно это было и для укрепления авторитета игумена Сергия, сыгравшего, как потом мы увидим, великую роль в битве с ордынцами Мамая…

После того как игумен попросил от имени московского тысяцкого Вельяминова руки старшей дочери у Дмитрия-Фомы, состоялась помолвка. Молодые не стали ждать свадьбы, соединившись на ложе. Вестимо, грех! Но перезревшая Мария давно ждала возлюбленного, и вот он - чернобровый, с хитроватым прищуром карих глаз, высокий, широкоплечий, стройный. Она белолица, с длинной русой, тяжелой косой, узкой талией и развитыми широкими бедрами. Вот и не утерпела…

Дуняша, её сестра, может быть, тоже будет скоро готова для деторождения, но пока она еще в этих делах несмышленыш. Ничего, Мария перед свадьбой с великим князем всему её научит…

Дмитрий-Фома, разумеется, не отказал в руке и младшей Дмитрию Ивановичу, просившему её заочно.

Возвращалось посольство, уладив все дела, тут бы, как говорится, петь да веселиться. Но отчего-то скверно и печально было на душе Серпуховского. Тяжким грузом осела эта печаль после посещения им града Владимира. И прежде князю в нем бывать приходилось, но тогда, может статься - по малолетству, не задумывался, какой вред этому городу, да и всей Руси принесла монголо-татарская Орда. Долго-долго последствия этого вреда будут расхлебывать потомки на протяжении нескольких поколений…

Владимиру еще не приходилось участвовать в сражениях с ордынцами, но он слышал, что противники они серьезные. Да иначе не завоевать бы им Русь. Завоевали, заставили платить дань; многочисленностью взяли, дисциплиной железной и жестокостью, какой не видел доселе русский человек. Что они творили, князь услышал во Владимире от одного слепого гусляра, которого по его просьбе пригласили в их с Микулой покои.

Вот что рассказал, пощипывая струны гуслей себе в такт костлявыми пальцами, калика перехожий.

…Случилось это в начале февраля 6746 года от сотворения мира[32]. Доходили слухи до жителей Владимира, что страшно зверствует джихангир, так звали предводителя монголотатар Бату-хана, продвигается к землям их княжества, уже покорив Рязань, Пронск, Изяславль, Москву… На месте этих городов остались развалины и пепелища. Но даже не думалось, что такое Бату-хан может сделать с их цветущим градом, который превратился сейчас в красу северо-восточной Руси, поднялся на смену великому Киеву. Белокаменные храмы украшали Владимир, славился убранством княжеский дворец, вызывавший восхищение иностранцев. Торговая площадь, куда прибывали со всех концов света купцы, шумела многолюдней. Высоко ценились искусные изделия владимирских мастеровых и широко разносилась слава каменотесов, создавших прекрасные храмы; чего стоили одни только Золотые ворота - огромная каменная арка с крепостным сооружением и надвратной церковью.

Прочны каменные стены со стороны Золотых ворот, да и остальная часть крепости тоже не менее крепкая, все говорит о мощи города как военной твердыни…

Монголотатары появились неожиданно и повели себя вроде мирно. Повсюду разложили костры, так что озарилось все поле окрест города, возле огней расположили обозы, выпрягли низкорослых мохнатых лошадей.

Владимирцы высыпали наверх. С крепостных стен они узрели, что город окружен многочисленным воинством, кочевавшим с женами и детьми на крытых с огромными колесами, сделанными из досок, кибитках.

Вооруженные всадники быстро проносились под стенами, о чем-то крича. Они были одеты в долгополые шубы бурого цвета, словно в медвежьи шкуры, на головах - низко опущенные меховые колпаки, блестели раскосые глаза.

На стену возле Золотых ворот поднялись в сопровождении боярынь великая княгиня Агафья и её снохи Мария и Христина. Здесь уже находились молодые князья Мстислав и Всеволод. Рядом стоял Петр Ослядюкович - воевода.

Великий князь Георгий Всеволодович в это время располагался станом на берегах реки Сити, впадающей в Мологу, - собирал войско и ждал прибытия своих братьев, особенно Ярослава. Не было в городе и третьего сына Георгия Всеволодовича, Владимира, - еще раньше он ускакал с дружиной на подмогу Москве.

Внизу Бату-хан в сопровождении нукеров, вооруженных длинными тонкими копьями, подъехал к во-потам и обратился к толмачу:

- Скажи, чтобы открыли ворота, и я проявлю милость к городу и всему его населению. Не то поступлю, как с Рязанью, которая вздумала сопротивляться, - разрушу не только стены, но и срою валы, а жителей от мала до велика вырежу…

Толмач перевел.

На стене владимирцы хранили гробовое молчание. Внука Потрясателя Вселенной это начало раздражать:

- Почему не выходит мне навстречу кона Гюрги Всеволодович, почему не шлет даров и не открывает городские ворота?..

- Вот тебе наш дар! - крикнул дозорный по прозвищу Медвежий Клык и пустил в хана стрелу.

Один из нукеров, подставив щит, отбил её.

- Смотрите сюда! - толмач протянул руку. - Узнаете?!

Два всадника тащили на веревках изможденного юношу; так обычно ведут на растяжках зверя и не дают ему подаваться в ту или иную сторону, попеременно натягивая.

Крик ужаса донесся со стены: княгиня Агафья узнала своего сына Владимира, - значит ордынцы, взяв Москву, пленили его.