История нравов России - Виталий Поликарпов

Впрочем, и интимная жизнь императрицы, воспринявшей существовавший до нее институт фаворитов, имеет вполне реальные основания. В ответ на обвинения Потемкина в легкомысленном поведении она пишет: «Бог видит, что не от распутства, к которому никакой склонности не имею, и если б я в участь получила с молода мужа, которого бы любить могла, я бы вечно к нему не переменилась…» (83, 714). К тому же следует учитывать и то, что ум у Екатерины II был не только чрезмерным, преступающим общепринятые границы, это был ум властный, самодовлеющий, презирающий установленные правила, возводящий в закон свои собственные наклонности, волю, даже каприз. При Анне Иоанновне и Елизавете Петровне фаворитизм был только прихотью, при Екатерине II он становится своеобразным государственным учреждением. В ее отношении к фаворитам играет роль не только чувственная страсть, но и потребность в уме и воле, чтобы эффективнее управлять делами империи. Она воспитывала своих фаворитов (среди них наряду с ничтожными пешками встречались и великие государственные умы) не без пользы для дела: достаточно вспомнить Потемкина, Зорича и др.

Фаворитизм — основное колесо правительственного механизма, и обошелся он в эпоху Екатерины II в 92,5 миллиона рублей. Сама императрица была уверена, что не впала в разврат и не содействовала развращению нравов в своем государстве. В 1790 г., беседуя со своим секретарем А. Храповицким о французских событиях, она сказала: «От того погибла Франция, что там все предаются разврату и порокам; опера Буфа всех перековеркала; я думаю, что гувернантки (французские — В. П.) ваших дочерей — все сводницы. Смотрите за нравами!» (199, 232). Если же отбросить фаворитизм, то, по мнению К. Валишевского, Екатерина II была строга в нравственном отношении и ценила непорочность и неприступность, однако это мнение подвергается сомнению.

Во всяком случае, императрица уделяла внимание воспитанию внуков — Александра и Константина (сыну Павлу же она не могла уделить в первое время достаточно часа) — в определенных нравственных правилах. В ее собственноручных заметках говорится: «Храните в себе те великие душевные качества, которые составляют отличительную принадлежность человека честного, человека великого и героя; страшитесь всякого коварства; прикосновение с светом да не помрачит в вас античного вкуса к чести и добродетели» (309, 27). И не случайно «северная Семирамида» заботилась о правильном воспитании своих внуков и пригласила в качестве воспитателя «доктора прав» швейцарца Ф. Лагарпа, сторонника идей Просвещения. Несомненно, что императрица стремилась воплотить в жизнь программу, о которой Г. Державин выразился так:

«Ты ведаешь, Фелица! правыИ человеков и царей;Когда ты просвещаешь нравы,Ты не дурачишь так людей…»

Здесь в не очень уклюжих строках изложены два основных пункта ее программы: закон и просвещение, смягчение нравов. Нетривиальная личность Екатерины II, о чем свидетельствует множество сохранившихся ее портретов (303, 53–87), не только выразила свой век с его особенностями, сложностью и глубокими противоречиями, но и сыграла немаловажную роль в становлении новой русской культуры. Век «домоправительницы в короне» — это век роскоши, даже чрезмерной, век взлета культуры и просвещения.

Когда началось царствование Павла I, тогда наступили перемены и в стране, и в семейных нравах. По характеристике В. О.Ключевского, ему были присущи дарования, хорошие нравственные качества, природное чувство порядка и дисциплины, набожность; образование его было преимущественно светским (120, 223). Следует иметь в виду, что на характер и нрав императора оказала сильное влияние нравственная атмосфера маленьких немецких княжеств, откуда с петровских времен брали невест для великих князей дома Романовых, а также тридцатилетнее ожидание престола при его нетерпеливости. Понятно, что к власти пришел чуть ли не полубезумный человек; этим объясняется нелепость его диких выходок, описание его в литературе как трагикомической фигуры и оттенок зловещего фарса его режима. О. Чайковская вполне справедливо рассматривает Павла I как чисто трагическую фигуру: «Те черты, которые мы видели в маленьком великом князе, его деликатность, душевная тонкость, жажда привязанности, доброта — все это, смешавшись с обожженным самолюбием, диким властолюбием (меньшим, чем у Екатерины), сумасшедшим «пруссачеством», дало острую, горькую и взрывчатую смесь» (303, 252). Его поведение зачастую было непредсказуемым, о чем свидетельствуют различного рода мемуары; достаточно заглянуть в «Воспоминания» М. Каменской или в «Старый Петербург» М. И.Пыляева.

Прежде всего Павел I повел борьбу с екатерининской роскошью в армии и при дворе — была проведена полная реформа военного быта и введены прусские военные порядки, многоцветье мундиров сменилось «гатчинским» одноцветьем. Им были уничтожены особые столы во дворце, и положено за правило, чтобы члены его семьи обедали всегда вместе с ним; причем он приказал покупать все припасы для дворца на рынке, изгнав тем самым дворцовых подрядчиков. Несмотря на воздержанность в пище императора, его стол изобиловал десертом и убирался весьма роскошно. Во время обеда царило глубокое молчание, иногда прерываемое государем и воспитателем графом Строгановым; когда Павел I находился в хорошем расположении духа, к столу призывался шут «Иванушка» со своими смелыми речами, которые использовались придворными для сведения счетов со своими соперниками. Распорядок дня императора М. Пыляев описывает так: «Император Павел вставал в пять часов утра, умывался и обтирал лицо льдом; в шесть часов он принимал государственных людей с докладами, в восемь часов кончалась аудиенция министров, в двенадцать часов он обедал вместе с семейством, после обеда он отдыхал немного и затем отправлялся по городу на прогулку. После вечерней прогулки у императора во дворце бывало частное домашнее собрание, где императрица, как хозяйка дома, сама разливала чай. Император ложился спать иногда в восемь часов вечера и вслед за этим во всем городе гасили огни» (220, 398–400).

Павлом I были введены этикеты: один состоял в том, что при встрече с государем мужчины должны становиться перед ним на колени и целовать руки, другой — при встрече мужчины обязаны выходить из кареты и отдавать честь, а дамы выходить на подножку экипажа; последний этикет придуман нарочно, чтобы вывести из моды шелковые чулки и башмаки, в которых щеголяли все мужчины. Ведь по остроумному замечанию В. О.Ключевского, дворянин–артиллерист петровской эпохи при Елизавете превратился в петиметра (щеголя), а во времена Екатерины II стал еще и литератором. Естественно, что Павел I был убит, и после восшествия на престол Александра I все вернулось как бы на свои места.

Павловские «новшества» в основном ушли в небытие, ведь Александр I объявил в манифесте намерение, даже обязанность «управлять по законам и по сердцу Екатерины Великой». Надо вспомнить, что Александр, как и сама Екатерина II, любил называть себя «республиканцем по духу». Под последним разумелся некий нравственный тип, благородный характер, сочетающий в себе начала «гражданской добродетели», твердого служения принципам справедливости, общественного долга, человеческого достоинства и стоического мужества. Александр I был воспитан Лагарпом на образцах античной доблести, изложенных в трудах историка Тацита и жизнеописаниях Плутарха, и рассуждениях в духе французской просветительской философии.

Вместе с тем следует учитывать и то, что Александр I испытал влияние и «малого двора» своего отца, по своим нравам и духу скорее похожего на двор мелкого германского князя, чем будущего русского самодержца. — Здесь господствовала не атмосфера «просвещенного» века с его рационализмом, скептицизмом и вольтерьянством, а доминировали религиозность и крепость немецких нравов, несколько мещанская корректная «добродетель» немецкой принцессы и сентиментализм (212, 153). Здесь он прошел школу Аракчеева с ее жестокостью и усвоил систему приемов и навыков, царившую в армии до реформы Александра II и выступавшую образцом общественной дисциплины вообще. Поэтому нравы Александра I поражают своей противоречивостью, они выражают сложную человеческую натуру, сформировавшуюся в условиях петербургского («большого») и гатчинского («малого») дворов, в среде екатерининских и павловских нравов..

Придворная и семейная среда позволили ему выработать искусную технику лицемерия; этому содействовало и воспитание Лагарпа, говорившего, что «лучший и, быть может, единственный друг правителя — сила его собственной рассудительности, с помощью которой он взвешивает доводы своих министров, советы друзей и похвалы царедворцев» (309, 39). Нет ничего удивительного, что потом Александр I недоверчиво относился к матери, что друзья приходили к нему в гости по потайной лестнице, что он увлекался мистицизмом, что он оказывал знаки монаршего благоволения масонским ложам и одновременно принял меры к ограничению их деятельности (161). В его личности проявлялся то государь самодержавный, то великодушный человек.