Голубая Дивизия, военнопленные и интернированные испанцы в СССР - Андрей Елпатьевский

Много внимания уделяет Эстебан-Инфантес вопросам расположения дивизии, первым и последующим ее боевым действиям. Вообще, его книга – типичные военные мемуары военного-профессионала, и в этом смысле это хороший источник по истории боевых действий, но очень слабый источник для выяснения взглядов испанца на Россию.

Третья глава книги называется «Испано-германское братство». В ней есть несколько любопытных наблюдений, так или иначе перекликающихся с наблюдениями Ридруэхо (о них ниже).

«Помню один не очень важный эпизод, который открыл нам поведение большей части русских военнопленных. Запоздав однажды в очень холодный день, два солдата сопровождали в пустынной местности группу из 12 военнопленных. Один солдат почувствовал, что замерзает, и нуждался в помощи своего товарища. А немного позже уже оба конвоира стали нуждаться в помощи пленных, которые собрали их оружие и имущество и продолжили марш. Представьте себе эту лесную дорогу со странной процессией, которая продвигалась к ближайшему поселку. Прибыв в «комендатуру», они торжественно передали своих охранников офицеру и снова стали пленными» (С. 86).

С позиции высшего офицера генерал говорит об «испано-германском братстве», приводя в пример своевременную помощь со стороны испанцев немецким частям, и особенно отмечая при этом заслуги офицера Хосе Мануэля Ордаса Родригеса (С. 95).

«Немцы вообще, а иногда и гражданское население с любопытством наблюдали за нашими дивизионерами. Их громкий разговор и смех, споры, их обычай заигрывать с девушками, их беззаботное, иногда не боевое поведение производило первое время не слишком благоприятное впечатление. Худощавые, невысокого роста солдатики, скандальные на публике, не очень уважающие по внешним проявлениям дисциплину, они не могли равняться по своему военному облику с белокурыми молодцами-германцами, строгими, серьезными, корректно одетыми. Но наступило время правды, время проявить храбрость и дисциплину, которые есть в испанце и в его идеалах, наступил момент показать сопротивление усталости, дух самопожертвования, уверенность в обращении с оружием – одним словом, наступило время умереть или победить. Тогда произошла трансформация: скандалисты превратились в горячих борцов, не утративших своего веселья, маленькие выросли, отважно сжимая свое оружие, все слепо выполняли приказы самые категорические и опасные, развилась инициатива каждого для преодоления трудностей…» – далее генерал говорит, что немцы изменили отношение к дивизионерам в благоприятную сторону (С. 96).

В августе 1942 г. Дивизия получила приказ перебазироваться на фронт к Санкт-Петербургу (С. 119). Сначала она была в Вырице, потом переместилась в Пушкин.

«Мы чувствовали большое любопытство, обозревая город и жизнь Сан-Петербурга. С нашей артиллерийской обсерватории в Пушкине мы могли видеть в бинокль с увеличением в сорок раз перемещение по улицам и бульварам. Ориентирами нам служили купола Святого Петра и Святого Павла, Дом Партии и Невский проспект, мы могли видеть главные городские артерии, большие заводы его промышленных центров, включая часть морского движения. Многие часы мы посвящали этому наблюдению»… (С. 128–129).

Генерал пишет, что в октябре 1943 г. они поняли, что характер войны изменился и что они не могут больше атаковать (С. 137).

Интерес представляют страницы, посвященные «Взаимопроникновению наших солдат и русского населения»:

«Всегда, когда мы меняли дислокацию, наблюдался один и тот же феномен: почти повсеместная неприязнь гражданского населения в начале и последующее сближение вплоть до приобретения доверия и взаимопроникновения. Наш характер, кипучий, исключительно открытый и иногда провокационный, чрезвычайно удивлял население тех мест, где проходила колонна испанцев. Судя поначалу только по нашему внешнему виду, народ старался не сталкиваться с испанскими солдатами, боялся их голосов и старался избегать их. Когда остановка была более длительной и было больше времени и поводов для формирования окончательного мнения, отношения становились мягче день ото дня. Тот же самый солдат, который днем раньше требовал матрас с не слишком корректными интонациями, оказывался тем, кто на следующий день делил свой хлебный паек с детьми дома или дежурил ночью у больного. Иногда они делились марками или рублями для приобретения чего-либо необходимого. И русский, который в глубине души добр и благодарен, отдавал должное этим чертам благородства.

В поселках, занятых Дивизией, мало-помалу возникала симпатия между испанцами и русскими, что удивляло немцев (С. 139).

Время превращало эту симпатию во взаимопроникновение, и можно было видеть нашего молодого человека, гуляющим с девушками поселка, как на воскресных гуляниях в маленьких испанских селеньях… Те же самые пленные или русские дезертиры, которым через несколько дней предоставлялась свобода почти абсолютная при дневном свете, исполняли порученную им работу без какой-либо попытки покинуть наш лагерь, чтобы присоединиться к своей армии. Только в одном случае сбежали двое арестованных, которые, по всей видимости, стремились на юг, чтобы очутиться как можно дальше от своих окопов. Известно, что они хотели для большей безопасности оказаться как можно дальше от возможных сражений.

Нам на память приходит случившееся в октябре 1943 г., когда Дивизия перемещалась из сектора Сан-Петербурга к Ораниенбауму и к западу от Гатчины (С. 140) (Красногвардейска). Большое число семей просило разрешения следовать с нашими отрядами, и поскольку транспорта не хватало, эти просьбы не были удовлетворены. Их это не остановило, и они решились сделать такой длинный переход; в течение нескольких дней мы видели, как по шоссе со стороны Красногвардейска шли из Пушкина и Покровской люди со скотом и домашней утварью, которые опережали наши отряды. Даже на автомобилях наших подразделений, вопреки приказам командования, находилось много людей из тех, кто до того был у нас на службе. И как доказательство сказанному прибавим, что когда наш Главный штаб выехал из дома попа в Антропшино, он неожиданно передал генералу документ, в котором говорилось о благодарности испанцам от населения этого региона за человечное обращение» (С. 141).

Специальный раздел 7-й главы посвящает генерал вопросу «Почему Голубая Дивизия была в России», особенно подчеркивая антикоммунистическую направленность ее создания.

«По резонам политическим и дипломатическим столь высокого полета, что никто не мог в них проникнуть, правительства различных европейских стран демонстрировали свою симпатию к народному правительству, которое тогда решало судьбы Испании и вело ее к развитию ненависти, угнетения и крови. Националисты, представлявшие всё самое здоровое и благородное в Испании, сформировали антикоммунистический блок, получали помощь, более (С. 206) моральную, чем материальную, от двух наций, которые тогда стали в открытую оппозицию политическому режиму Сталина… Мы закончили нашу внутреннюю войну нашей общей и абсолютной победой постулатов национальной независимости и традиционных испанских чувств в отношении попытки экспансии и коммунистического господства, но мы в то же самое время прекрасно отдавали себе отчет в том, что Советская Россия нам не простит никогда своего поражения. <…> Мы не могли забыть, что в наиболее тяжелые моменты Испания получала сердечную поддержку итальянцев и немцев, которые нам давали и продавали материалы, а также небольшими вооруженными подразделениями – очень незначительного числа и могущества – символически сражались на нашей стороне против коммунизма. Россия, напротив, посылала в красную Испанию обильные военные средства, собрала людей из других стран (С. 207), чтобы составить тактические единицы, которыми существенно усилила марксистскую армию, усиленно влияла на Европейские правительства, чтобы поднять их против национальной Испании, и сделала всё возможное, чтобы продолжить опустошительную войну на нашей земле, творя на ней наиболее жестокие репрессии и самые ужасные преступления. <…> Благоразумие и осторожность привели нас к пониманию, что русские и немцы были врагами. Реакция испанцев была логична и естественна, давая выход их чувствам. Мы горячо желали крушения русского режима в соответствии с нашими антикоммунистическими идеями.

По всем испанским регионам был брошен клич борьбы против тех, кто были нашими заклятыми врагами несколько месяцев назад, и боевое настроение борцов-националистов Крестового похода завладело душами. Правительство (С. 208) Франко считало вопросом более чем политическим свое решение о формировании дивизии испанских добровольцев, названной Голубой Дивизией, и отправке ее символически сражаться против советской армии. Испанская дивизия была встроена в боевые немецкие соединения, потому что Германия вела главную борьбу против России; на Восточном фронте была заботливо выбрана наиболее удаленная зона, в северном секторе, во избежание любых инцидентов с солдатами других наций, тогда союзников Сталина.