Тайная тропа к Бори-Верт - Мадлен Жиляр

Внизу Лоранс сказала уже спокойным тоном:

— А где же Принцесса? Что-то ее не видно.

У дверей кафе остановилась машина. Загремели шарики ширмы, и друг за другом, оживленно разговаривая, вошли один, двое… пятеро посетителей.

— Есть кто-нибудь? — крикнула одна из женщин, остановившись прямо напротив Жан-Марка и Лоранс.

— А мы, выходит, пустое место, — сказал Жан-Марк сестре.

— Иду-иду!

Вытирая руки фартуком, появилась Эстер. Но прежде чем заняться посетителями, она заговорила с Жан-Марком:

— Ну, как ты нашел дядю? Хорошо бы вы постарались его развеять. Доктор говорит, что у него уже все прошло, просто он очень мнителен… Да-да, сию минуту! — И она повернулась к господину с бакенбардами, точно с обложки журнала, благоухающему лосьоном после бритья. — Что вам угодно?

— Бочкового пива — дама хочет пить.

— Бочкового у нас нет. Хотите бутылочного?

— Какая дыра! — возмутилась страдающая от жажды дама. — Тогда стакан минеральной с черносмородиновым соком и со льдом.

— Для меня чашку крепкого кофе.

— Мне чай с лимоном.

— Стакан мятной воды, — распорядились три другие спутницы господина с бакенбардами. Себе он заказал чашку кофе покрепче, чтобы не уснуть за рулем.

Тем временем дама, заказавшая мятную воду, передумала: пусть ей тоже подадут кофе. Минерально-черносмородиновая дама заколебалась, не взять ли и ей кофе, но жажда победила, только лучше она возьмет молока с сиропом. И главное — со льдом.

С лестницы послышался голос мадам Трюшассье:

— Эстер, Эстер! Я слышу, кто-то пришел! Обслужите же! Господи, вот беда, и куда она запропастилась со своим котом! А кто открыл здесь окно? Вот беда, вот беда!

Эстер пожала плечами и понимающе переглянулась с Жан-Марком и Лоранс.

— Присядьте, вас сейчас обслужат, — предложила она суматошным посетителям. — Только вот льда не будет. Холодильник сломан, а автомат-охладитель установили только сегодня утром.

«Вот оно что, — подумал Жан-Марк, подойдя к стойке, где он увидел резервуар, из отверстий в крышке которого торчали горлышки бутылок. Он сосчитал их. — Это и есть девятизарядный автомат. Надо будет написать маме».

— Заварите в большом чайнике, — сказала дама, пожелавшая чаю, и добавила, повернувшись к соседке: — У них такая манера: запустят в крошечный чайник два пакетика, просто невозможно пить!

— Ох уж эти трактирщики! — вздохнула другая дама.

«Скорее, ох уж эти клиенты!» — подумал Жан-Марк. Ему вдруг стало обидно за смешной маленький ресторанчик.

Между тем Эстер нерешительно взялась за ручку кофеварки. Жан-Марк вспомнил, что для них она варила кофе в кухне на плите. Может, она еще не умеет обращаться с машиной? И когда он тихонько сказал, что для него это дело привычное, Эстер не пришлось уговаривать. Вытащив одну бутылку из охладителя, она просто сказала:

— Хорошо бы, ты и чай приготовил. А когда справишься, закрой, пожалуйста, ставни на лестнице. Северян это всегда удивляет, но у нас приходится днем держать окна закрытыми из-за жары и мух. А на ночь я везде открываю настежь.

Вот когда пригодился приобретенный в «Утином Клюве» опыт! Только Жан-Марк наполнил фильтр молотым кофе, как в зал ворвалась дюжина ребят, веселых и разгоряченных, в шапочках с козырьками и полосатых футболках в обтяжку. Свои велосипеды они оставили снаружи, прислонив их к кадкам с олеандрами. Это молодежь из Мазерба тренировалась перед велогонкой юниоров через Люберон, тот самый синий хребет, не похожий на Ванту. Велосипедисты то и дело поглядывали в ту сторону, вспоминая опасные виражи и склоны под углом в 12 градусов на одной из горных дорог.

Посыпались заказы: пиво, мятную воду, лимонный сок, шоколад, кофе с молоком, черный кофе. Жан-Марк управлялся с кранами и ручками. Эстер разливала напитки, выжимала лимоны, вытирала стойку. Лоранс таскала подносы.

— Ложки! — шепнул Жан-Марк. — Мадам Эстер, где ложки?

Эстер обвела взглядом полки, на которых были расставлены бутылки, стаканы, ваза-пирамида с крутыми яйцами, сахарница… Ложек нигде не было.

— Наверное, это она их забрала, она хочет, чтобы Антуан заказал в Авиньоне другие, а эти на ее вкус недостаточно шикарны для «таверны». Красноречивым кивком в сторону лестницы Эстер пояснила, что имела в виду мадам Трюшассье.

— Почему «таверна»? Ведь это просто кафе? — спросила Лоранс, подойдя поближе.

— Конечно! Под этой надписью висит вывеска: «Кафе и гостиница Бори-Верт». А новая — выдумка Совиньона. На смех всему поселку!

— Теперь все ясно, — с облегчением сказала Лоранс.

А в зале появились еще и другие местные жители, на этот раз не юниоры-велосипедисты, а несколько старичков-пенсионеров.

— Зашли пропустить по стаканчику белого вина, — объяснила Эстер на ухо Жан-Марку.

Старички, все, как показалось Лоранс и Жан-Марку, на одно лицо, заговорили о засухе, а сами во все глаза глядели на парижан. Наконец один из них, кивнув на Жан-Марка и Лоранс, спросил:

— Это что же, детишки Лидии?

— Нет, — ответила Эстер, — это сын и дочь Рено.

— Ах, Рено… Ну-ну… — И старичка замолкли, словно обдумывая новость. Лоранс не слышала этого разговора. Она, наконец, отыскала ложки на дне ящика и с выражением глубокого презрения на лице обслуживала путешественника с четырьмя спутницами. Велосипедисты же ей, наоборот, понравились. И она им тоже. Капитан команды, высокий белокурый парень, поздравил Эстер с тем, что она обзавелась такой расторопной официанткой.

Жан-Марк как раз обдавал кипятком керамический горшок, прежде чем налить в него молоко, когда его взгляд упал на фабричную марку кофеварки:

Он был слишком занят, чтобы сразу же поделиться своим открытием с Лоранс, и пока только посмеялся про себя. Так вот она, таинственная знакомая Антуана Абеллона, особа королевской крови, которая отлично варит кофе. Что правда, то правда: эта машина еще совершеннее, чем кофеварка в «Утином Клюве».

Итак, и автомат и Принцесса — обе тайны исчезли.

Может быть, так же прояснится то непонятное и, пожалуй, даже зловещее, что окружало болезнь дяди Антуана.

Глава 3

Первые дни в Мазербе

Дорогая мамочка! — так начиналось письмо Лоранс. — В первой открытке мы тебе не стали сообщать, что, будь у нас деньги, мы на следующий же день вернулись бы домой. Но не хотелось тебя беспокоить, и вообще мы сами так сюда просились, что было обидно отступать. Жан-Марк подробно описал тебе этот первый день, о котором мы до сих пор вспоминаем с ужасом.

Теперь все уладилось. Ну, не то чтобы совсем все. Ведь дядя Антуан по-прежнему не встает. Лечит его какой-то странный тип, тот самый архитектор, о котором он писал в письме. Такой бледный, с кривым ртом. Он вовсе не врач, но уверяет, будто знает какие-то лечебные травы и сам их собирает. А это неправда: как-то раз я его застала, когда он вытряхивал из аптечных пакетиков за стойкой мяту, липовый цвет, вербену и что-то еще и готовил из них черную микстуру.

О Кошачьей Королеве я тебе уже писала. Она просто великолепна. Спит она у меня на постели, и Эстер нисколько не ревнует. Я заметила, что когда у Королевы сужаются зрачки, то глаза вокруг них становятся зелеными и прозрачными, как вода в ванне. А когда зрачки расширяются и делаются круглыми и черными, то вокруг них загораются золотые кружки. Таких красивых глаз я в жизни ни у кого не видала! И еще она умница: сама открывает все двери и всегда точно знает, что лежит в холодильнике. У нее длинные лапы с круглыми подушечками на концах. Прыгает с пола на стул, со стула на стол, со стола на стойку, как белка с дерева на дерево.

Сидишь иногда, лущишь горошек — я помогаю на кухне вместе со служанкой, ее зовут Сидони и она всегда молчит, как рыба, — так вот, сидишь, лущишь горошек на кухне или, например, болтаешь вечером с друзьями (я тут познакомилась с хорошими ребятами), и вдруг тебе на спину обрушивается что-то тяжеленное — это Королева изъявляет свою любовь. А потом укладывается на плечах, как меховой воротник. Жарко, конечно, но зато здорово, правда?

Эстер я очень люблю. Она разрешила нам звать ее по имени и на «ты». А вот кого терпеть не могу, так это мадам Хрюш, то есть Трюш, то есть Трюшассье, это мы ее так сокращенно зовем. Не нравится мне ни как она носится с дядей Антуаном, как будто кто-то его у нее украдет, ни как шепчется с этим микстурщиком, которого зовет «милейшим Совиньоном». Нас она ни во что не ставит. Однажды я слышала, как она говорила своему «любезному Совиньону», что мы всего-навсего дети невестки Антуана. Как тебе это кривится? А ее собственные внуки — это «сын и дочь родной сестры Антуана». Я так разозлилась, что чуть не вмешалась и не спросила у нее, разве наш папа не родной брат Антуана?