Тайная тропа к Бори-Верт - Мадлен Жиляр

В ненастные дни почти совсем никто не заезжал. Лоранс и Жан-Марк скучали без дела, а мадам Трюш отправлялась к больному и предсказывала ему близкое разорение. Лоранс оживала к вечеру, когда ее друзья-велосипедисты звали ее покататься под дождем. Жан-Марк же обычно отказывался ехать с ними. Он хотел быть всегда готовым к приему возможных посетителей. А вдруг в его отсутствие мадам НЛО доберется до Принцессы!

Глава 4

Чудесным ранним утром…

Жан-Марк спустился на кухню, еще погруженную в темноту. Только сверху через вытяжную трубу над плитой проникал призрачный пепельный снег. Дожевывая прихваченный на ходу абрикос, Жан-Марк вышел через черный ход.

Серый предрассветный воздух был неподвижен и еще не успел раскалиться. В саду, в ветвях вяза, робко вскрикнула какая-то птица. От вечерней поливки остались только шарики сбитой пыли около кадок с цветами. Жан-Марк дошел до ограды, даже не промочив росой свои сандалии. День обещал быть знойным. Но в разгар такого жаркого лета, как нынешнее, чувствуешь какой-то особый прилив сил и бодрости. Как хорошо, что Жан-Марк рано проснулся. Пока не хлынули посетители и он не увяз в работе, еще есть время и можно заняться поисками. Может быть, он найдет тропу, забытую Антуаном Абеллоном.

Накануне они с Лоранс ужинали вместе с дядей в его комнате. В конце дня проезжающих совсем не было — в ресторанах случаются иногда такие необъяснимые спады. Так что ужинали непривычно рано. Ведь персоналу «Бори-Верт» редко когда удается сесть за стол раньше десяти вечера.

Почтенная мадам Трюшассье с архитектором чинно расположились в зале. Эстер поставила на поднос ужин для Антуана:

— Отнесешь дяде, Лоранс?

— Эту мерзкую кашу и жалкий компот? Ты ведь говорила, что доктор велел дяде есть, как все люди?

Эстер пожала плечами с безнадежным видом:

— Она его так запугала, что он не смеет и прикоснуться к нормальной пище.

— Ну-ка, положи сюда вот тот аппетитный кусочек индейки и картошки поподжаристее. Уж я его уговорю съесть. А если прибавишь и на мою долю, поужинаю с ним вместе, чтобы ему было веселее. Жан-Марк, поможешь дотащить подносы?

Ужин втроем за маленьким круглым столиком удался на славу: индейка, румяная картошка, молодой салат, домашний сыр, целая миска клубники с сахаром и капелька отличного старого бордоского пива. Антуан пустился в воспоминания. Испокон веков Абеллоны были виноградарями или пчеловодами, рассказывал он. А некоторые из них, как гласит приходская летопись, при Людовике XIV были «каменщиками сухой кладки». То есть строителями бори.

— Может быть, как раз наш прапрапрадедушка построил Бори-Верт. То есть не кафе, — уточнил Жан-Марк, — а настоящую Бори-Верт, там, в горах?

Дядя Антуан помрачнел и как-то сразу сник. Он пожал плечами, словно говоря: «Не знаю… откуда мне знать…»

— Но, дядя Антуан, ведь Бори-Верт на самом деле есть?

— Да, конечно…

— А ты помнишь дорогу к ней? Ты ведь уже почти выздоровел, покажешь нам?

Дядя Антуан отщипывал хлебные крошки.

— Ты там не был после войны?

— Обо всем этом надо спросить у твоего отца, мой мальчик. Он лучше знает. А теперь мне, кажется, следует снова лечь.

Шагая в — гору, Жан-Марк вспоминал рассказ Эстер: «Твой дед поддерживал связь между небольшими отрядами на плато. Сам он не мог оставить бабушку — она сильно болела, — к тому же его частые отлучки показались бы подозрительными. Другое дело — мальчишки; бегают где-то, на то они и дети. Антуан и Рено по ночам носили партизанам продукты и передавали сообщения. Как раз в это время появилась я, стала ухаживать за Лидией — тогда еще малышкой, — кое-как перебивалась».

О своем горе она не любила много говорить.

Жан-Марк миновал перелесок. На востоке из-за гор показалось солнце и ослепило его. Он обернулся: справа на крутом склоне распластался Мазерб. Извилистая дорога меж дубов и сосен вела от него вниз к обширной плодородной равнине. Слева из-за скал виднелся кусочек Люберона.

На поросшем можжевельником холме мелькнуло что-то светлое. Жан-Марк полез вверх по каменистому склону, приминая пахучие травы: чабрец, душицу; мелкие камешки с шумом сыпались у него из-под ног. Наконец он увидел бори посреди площадки, покрытой высокой сухой травой; колючие стебли царапали ему ноги. Все вокруг, казалось, было усыпано белыми цветами, но вблизи становилось видно, что это сотни крошечных улиток, прилепившихся к стебелькам. Пустые ракушки шуршали под ногами, как бумага.

Длинное строение напоминало гигантского броненосца с панцирем из плотно пригнанных друг к другу пластин. Жан-Марк обмерил бори шагами. В длину получилось не меньше двенадцати метров. В высоту на глаз было метров пять. Эта каменная хижина была гораздо внушительнее маленькой круглой развалины позади кафе. Кто знает, сколько времени простояла она на этом месте? Может, ее построил один из Абеллонов, мастер сухой кладки?.. Жан-Марк подобрал палку и воткнул ее в землю около стены: так и есть, никакого фундамента. Все бори выстроены прямо на земле и сложены так добротно, что им не страшны ни гроза, ни мистраль. И дождь не проникает внутрь.

Пышно разросшийся дрок затенял вход в бори, как вяз — заднюю дверь кафе. Жан-Марк постоял перед отверстием в стене, верхней границей которого была длинная плоская балка. Солнце светило ему в спину, и на полу бори лежала его тень, тень мальчишки двадцатого века; точно так же, как за многие века до него — тени прежних обитателей Воклюза, когда это место еще и не называлось Воклюзом. Сколько веков прошло с тех пор? Десять или, может быть, все тридцать?

Жан-Марку пришло в голову измерить толщину стены у входа. Его вытянутая рука вся, от плеча до кончиков пальцев, не покрыла толщину кладки, значит, сантиметров шестьдесят пять — семьдесят. А кое-где стена, кажется, была и потолще, до метра.

Наконец он внутри. Окон нет. Только отверстие, через которое он вошел. Он сел и посмотрел на потолок. Подумать только, кто-то давным-давно делал те же движения, что он сейчас, так же садился на землю, прислонясь спиной к каменной стене. И наверное, наблюдал изнутри за разведенным снаружи костром. В самой хижине дымохода не было. Темные пятна на стенах означают, как говорят знатоки, учитель и кюре, что сюда в холодную пору загоняли скот — камни пропитались потом животных.

Может быть, и предки Абеллонов были среди тех, кто первыми распахивал окрестные земли; сначала они жили здесь, а однажды спустились ниже, построили другую хижину, потом завели уже не такое примитивное хозяйство и постепенно совершенствовали материалы и способы строительства жилища. Но во времена войн, преследований, когда приходилось спасаться бегством, предки, захватив свое добро и домашний скот, снова возвращались горными тропами в древние бори.

Жан-Марк вышел наружу и на прощание еще раз оглядел хижину, стоящую на высохшей поляне, простую, не тронутую временем и хранящую тайны своих былых обитателей. Конечно, эта хижина не Бори-Верт, она слишком на виду. Где же, в какой стороне искать?

Подножье пригорка утопало, как в серебристом море, в зарослях колючих кустов и деревьев. Кажется, там виднеется полузаглохшая тропинка? Так и есть!

Жан-Марк ринулся туда и стал пробираться между кустов можжевельника, корявых дубов и толстых самшитов. Заросли становились все гуще, не пропускали его. Согнувшись в три погибели и защищая глаза рукой, он продвигался вперед. Ноги то и дело цеплялись за ползучие стебли плюща. К букету провансальских трав прибавлялся здесь запах влаги, плесени. И когда приходилось ползти на четвереньках, Жан-Марк несколько раз попадал рукой во что-то скользкое…

Наконец-то, наконец заросли ежевики стали редеть, колючие ветки отпустили и можно выпрямиться. Впереди между стволов показалась солнечная полянка. Ура! Еще чуть-чуть — и Жан-Марк вырвался на нее из чащобы, перевел дух и в изумлении застыл на месте: посреди поляны стояла каменная хижина. Бори-Верт? Надежно спрятанное, хорошее убежище.

Он медленно приблизился, ступая по хрустящим улиточным ракушкам в траве. Обошел вокруг бори. Большая, вытянутая, метров двенадцать в длину хижина. У входа он наткнулся на пышный желтый дрок. Солнце успело подняться повыше, и тень на земляном полу стала короче…

— Дурак! — обругал он сам себя. — Вот бестолочь!

Да-да, это была та же самая хижина. Блуждая в зарослях, он описал полукруг и очутился на прежнем месте! Жан-Марк вдруг понял, что прошло уже много времени, и почувствовал голод. Он осмотрел свои исцарапанные пальцы и ободранные коленки. И все впустую.

Обратно он шел уже не в таком радужном настроении, с каким выходил из дому. Как раз когда он перелезал через низкую садовую ограду, открылись ставни в комнате Совиньона. Верно, он пошел вниз пропустить утренний стаканчик. Жан-Марк сморщился, его словно обдало винным перегаром, которым вечно разило от этого типа. У него была скверная привычка во время разговора приближать лицо вплотную к собеседнику, хотя ничего серьезного он при этом не говорил. «Ох, будь моя воля, я бы давно велел ему собирать вещички!» — подумал Жан-Марк.