Путь голема - Виктор Мурич

Чистой воды начало третьесортной фантастишки. Главные герои, очнувшись с похмелюги, заимели амнезию и долгосрочную экскурсию в средневековый мирок, ожидающий своих героев. Кому-то же надо колбасить драконов и прочую мерзость ползуче-летуче-пресмыкающуюся и нежно или грубо, в зависимости от обстоятельств и темперамента, овладевать прекрасными принцессами, уныло ожидающими в сумрачных покоях на вершинах высоченных башен. И ждет нас великая миссия – спасение местного человечества в локальном масштабе, сопровождающееся батальными эпизодами с выше упомянутыми представителями местной фауны на фоне живописной флоры. Вот только мой врожденный пессимизм подсказывает мне, что скорее нас ожидает судьба буренок чем былинных богатырей.

Один за другим мы медленно поднимаемся по лестнице наверх.

В лицо дует прохладный ветер, разгоняя уже ставшее привычным за последнее время зловоние.

Я лезу вторым, вслед за Ильичом, завидуя умению старичка столь свободно перемещаться по извивающейся и норовящей выскользнуть из-под ног лестнице. Морское прошлое дает о себе знать. Возраст возрастом, а как обезьяна по лианам поскакал. Наверняка в учебке по вантам парусника не один километр набегал. Грот, фок, бизань и чего у них там еще есть там вдоль и поперек излазил.

Громко чертыхаясь за мной двигается Прыщ. Вот он точно впервые в жизни по канатной лестнице ползет. Дитя современных технологий. Восьмидесятый уровень в какой-то линейке, а тюфяк тюфяком. Руки только под клавиатуру заточены. Хоть бы не грохнулся. Солома соломой, но пол то каменный.

По очереди мы оказываемся в длинном извилистом коридоре кишкой тянущемся вверх. Стены, пол и потолок коридора выложены плиткой с причудливым орнаментом. Плитка на потолке излучает мягкий матовый свет.

– Ой! Вы посмотрите на стену! – восторженно шепчет Лиля, прижимая руки к груди. – Что это такое? Как красиво!

– Вау! – вскрикнул Прыщ.– Штрихкод. Только кривой какой-то… Как после вчерашнего рисовали.

– Клинопись, – спокойно заметил Ильич.

– Это ты Прыщ, после вчерашнего, – проявил юмор Тимоха и широко улыбнулся. – А это клинопись. О! Между Тигром и Евфратом шумеры жили. В школе учили. Междуречье… Помнишь?

– Конечно, помню. Каждый вечер про них на ночь читаю.

– Посмотрите, какая прелесть, – указала Лиля на стену

Оказывается, я ненароком коснулся рукой стены, и та отозвалась чередой вспыхнувших символов. Черточки и палочки светятся, образуя строки и столбцы непонятного содержания. Ильич прав, надписи похожи на клинопись. Что-то такое вспоминается с эпохи школьной скамьи… Шумерские письмена, Междуречье… В голове лишь слова без сопутствующего им смысла. Я никогда не любил историю и никогда не понимал какой прок учить мертвые языки. Чему можно научиться у цивилизаций, которые ушли в прошлое? Раз исчезли, значит путь был ошибочен. Учиться нужно у сильных.

Бегущие ряды символов гипнотически действуют на меня. Вспышки одна за другой, словно азбука Морзе несут мне поток информации, с которой не в силах совладать сознание. И барабаны навязывают свой ритм. Сердце невольно пульсирует им в такт.

Свет вокруг меркнет, и мягкое течение уносит меня вверх, сквозь каменную толщу.

Невесомой тенью я пронзаю мир навстречу восходящему солнцу. Покорный воздух ласкает лицо, признавая мое превосходство. Облака учтиво расступаются, пропуская меня. Нет, не меня. Нас! Рядом летят журавлиным клином десятки воинов в золотых доспехах. Они словно сказочные самураи в японских анимешных мультиках, так популярных у современных детей. Полощутся за плечами, точно крылья длинные плащи. Свистит, облизывая невиданной прочности доспехи воздух. Сверкает в лучах восходящего солнца броня, затмевая по яркости само светило. Кисти рук в золотых перчатках, закрытые пластинами щитков сомкнуты на рукоятях изогнутых мечей, чьи лезвия покоятся в богато украшенных резьбой ножнах. Скрытая ними разящая мощь способна поставить на колени не одну армию. Лица скрыты забралами гребенчатых шлемов. Лишь глаза в узких прорезях причудливых шлемов пристально взирают на меня. Они словно ждут от меня чего-то. Меня опьяняет чувство мощи и единства. Я, наверное, еще никогда не был так счастлив. Все прежние радости жизни пыль, по сравнению с заполнившим меня чувством. Я словно после длительных блужданий по безжизненной пустыне оказался дома, там, где я нужен, там, где меня ждут, там, где я свой. В одно мгновение тускнеют воспоминания о ничего не значащих победах на рабочем фронте, покоренные красавицы… Вся моя жизнь становится бесцветной и пустой. Приходит понимание, что до сих пор был всего лишь сон, иллюзия, призрак настоящей жизни ради которой я был рожден. Как один золотые воины ударили крепко сжатыми кулаками правой руки себя в грудь. Небеса вздрогнули от грома, подтвердившего мою правоту.

Я попытался протереть глаза, чтобы убедится, что это не сон, но золотая перчатка уперлась в забрало. В покрывающих ее щитках мелькнуло отражение глаз. Моих глаз.

Мир внизу съежился под гнетом нашей силы. Покорно склонились к земле деревья, горы стали ниже, океаны застыли гладью, реки приостановили течение, а крошечные фигурки людей рухнули на колени. Мир выражал почтением хозяевам.

– Ты чего? – Я чуть не упал от толчка Прыща. Он хохотнул, – Ты чего в ступор впал? Уже целую минуту на этот штрихкод пялишься. На слова не реагируешь. Никак расшифровал-то каракули? И чего там пишут?

Ильич бросил на меня пристальный взгляд и затянулся сигарой.

– Ничего, – буркнул я. – Кроме того, что Прыщ дурак, а это и так все знают. Пошли вперед. Наш бородач вон уже где. Рукой машет. Приглашает идти за ним.

Прыщ обиделся и громко засопел, шагая впереди меня. Вот уж мальчишка. Наглый, усыпанный прыщами, обидчивый очкарик, очень озабоченного возраста. Он самый молодой в коллективе. Студент заочник третьего курса и по совместительству наш программист. Говорит, что он гений в этой области и способен порвать самого Билли на форточки. Я не знаю кто такой этот Билли, но наш Прыщ, скорее оболтус, хвастун и неудачник. Регулярно зависающие компьютеры, постоянное пропадание интернета и вирусы жрущие самые важные файлы тому подтверждение. А после того как кто-то из конкурентов безнаказанно спер деловую переписку из моего почтового ящика я вообще перестал его уважать как специалиста. И фирма убыток понесла в связи с утерей выгодного контракта. Я думал босс отправит его на все четыре стороны, но везучим оказался стервец. Отделался индивидуальной вздрючкой тет-а-тет.

Далеко впереди виднеется дневной свет. Держась друг за друга, мы движемся вверх, вслед за незнакомцем. По пути мы минуем более десятка ответвлений, в полу которых видны люки, такие же через который мы только что выбрались. В сумраке тупиков копошатся невыразительные тени. У меня даже не возникает желания пристальнее в них всматриваться. Мне уже не кажется, я просто уверен, что нас ожидают из ряда вон выходящие сюрпризы, находящиеся за пределами моей фантазии.

– Твою мать! – вскрикнул Прыщ, прильнув к парапету балкона. Глянув вниз, он тут же попятился. – Ух ты! Высоко! Где же мы? Эй, люди, это стопроцентово не водяра. Все это в реале! Эй! Вы меня слышите? – Он тряхнул меня, словно пытаясь пробудить ото сна. – Димыч! Ты видишь все это? Видишь?! – Его голос сорвался на визг.

– Вижу, – еле слышно прошептал я и шагнул к парапету. – Все вижу.

Прыщу моих слов оказалось мало, и он бросился тормошить Тимоху. Тот, прижав к груди съежившуюся от порывов ветра Лилю, глазами наивного дитяти взирал на открывшийся пейзаж. Прыщ поняв, что героя не пронять обхватил руками голову и присел у стены.

Холодный ветер резал глаза, стегал по лицу, норовил сорвать с плеч джинсовую куртку. Воздух был наполнен непривычными ароматами и жег ноздри.

Еще не успевшее достигнуть зенита красное солнце ласкало взглядом город. Он в ответ чуть менее ярко отсвечивал мириадами солнечных зайчиков. Сверкали зубчатые стены, опоясывающие город неправильным овалом. Сверкали тянущиеся ввысь изящные башни. Тускло отсвечивали коренастые строения под нами, похожие на грибы-переростки. Даже дороги, покрывающие город паутиной, казалось, что излучают свет.

Город был настолько величен, что мы даже забыли о перепачканной и приобретшей тяжелый запах одежде, квакающем проводнике, тюрьме могиле. Наши взгляды притягивало невиданное доселе чудо

Город был нереален ровно настолько насколько и прекрасен.

Он был огромен и великолепен.

И никакого отношения к Земле не имел. Однозначно.

Пять фигур, съежившихся от страха неизвестности и восторга созерцания, на балконе одной из многочисленных башен были лишь еще одной крупинкой огромного города.

Наша башня находилась на самом краю города, почти у стены. От центра нас отделяет, наверное, километра четыре-пять, большая часть из которых приходится на проплешину. Как бы лысина на курчавой голове – глупая и неуместная.