Военный преступник - Илья Деревянко

Между мной и Шевченко поддерживался молчаливый, вооруженный до зубов нейтралитет, со Сперанским и гастарбайтерами я тоже практически не общался (два-три слова, не более.) Зато очень близко сошелся с Таней Меньшиковой, и вскоре мы стали ночевать в одной палатке.

Двадцатипятилетняя Таня оказалась нежной, страстной и вдобавок умной женщиной! С ней можно было не только заниматься любовью, но и поговорить по душам. Она хорошо разбиралась в медицине, в политике, в человеческой психологии. Охотно рассказывала о себе, но ни разу не спросила о моем прошлом. Видимо, чувствовала интуитивно, что данная тема для меня крайне болезненна. В остальном ничего особенного пока не происходило. Злодеи-грабители на лагерь не нападали, хищных зверей в окрестностях не наблюдалось... Каждый вечер я, согласно инструкции, звонил Константинову с лаконичным докладом, типа: «В Багдаде все спокойно». Между тем раскопки двигались ударными темпами. Гастарбайтеры «вгрызлись» в землю метров на десять и к исходу третьих суток с начала работ наткнулись на облицованный камнем, засыпанный щебнем тоннель, ведущий куда-то вниз, наискосок. Подгоняемые суматошными восклицаниями Сперанского, а также повелительным рычанием Залумяна, они удвоили усилия, и спустя час из-под слоя щебня показалась первая каменная ступенька. Затем вторая. Сомнений не оставалось – обнаружен вход в гробницу! Оба руководителя экспедиции аж запрыгали от счастья. К вечеру было очищено уже восемь ступеней. С наступлением сумерек сияющий профессор петушиным голоском скомандовал: «Отбой!»

Измотанным работягам, трудившимся сегодня без обеда, он на радостях распорядился выдать пару ящиков дешевой водки, а «элиту» пригласил распить у костра «несколько бутылочек «Бургундского». Мы с Таней от угощения отказались и, наскоро поужинав, ушли в палатку, но все прочие «гудели» допоздна. Гастарбайтеры горланили песни: украинцы – украинские, молдаване – почему-то цыганские. У «элитного» костра фальшиво бренчал на гитаре Шевченко, громко спорил сам с собой быстро окосевший Сперанский. Откровенно лапались Залумян с Сержиком, дуэтом подвывая популярный среди гомиков шлягер из репертуара Бориса Моисеева...

Угомонились они далеко за полночь, когда налакались до свинского состояния и отрубились кто где сидел. Даже до палаток не доползли! А ближе к утру мне приснился на редкость реалистичный, страшный сон. На сей раз не связанный напрямую с моим преступлением.

По поляне, в ярком свете луны, не спеша, по-хозяйски прогуливался отвратительный старик: сгорбленный, крючконосый, облаченный в черную хламиду до пят, испещренную вышитыми золотом пятиконечными звездами. Седые волосы старика развевались по ветру, нечесаная борода торчала веником, в глазах горела демоническая злоба, а длинные, грязные ногти на скрюченных пальцах напоминали когти. На высохшей шее на массивной золотой цепи висела квадратная платиновая пластина, покрытая причудливыми гравированными письменами.

Поляна же выглядела совсем как накануне, по окончании всеобщей попойки: распахнутые пустующие палатки, тлеющие угли костров. Возле них – неподвижные, храпящие тела... Неожиданно старик остановился и вперился лютым взором в место раскопок. Тонкие синеватые губы медленно растянулись в торжествующей сатанинской улыбке. Некоторое время он молча созерцал очищенные от щебня ступени. Потом дико расхохотался и взмахнул костлявой рукой. В тот же миг в небе сверкнули белесые молнии, грянул гром, а над поляной закружилась невесть откуда взявшаяся туча воронья. Зловещий старик что-то пронзительно провизжал (слов я разобрать не смог), и вороны, кровожадно каркая, дружно устремились вниз на пьяных археологов, остервенело долбя их плоть острыми клювами. Чертов хрыч вторично взмахнул рукой. Из леса безмолвно вышла огромная стая волков. Особей сорок, не меньше!

Он снова открыл рот, но тут...

– Эй ты, прекрати!!! – не выдержав, закричал я.

Пылающие адским пламенем глаза мгновенно уставились на меня. Тощая лапа потянулась в мою сторону, одновременно растягиваясь, как резиновая, и почти достигла горла, но... вдруг резко отдернулась, словно обожглась.

– Крест носишь! – болезненно морщась, проскрипел мерзкий тип. – Зря! Сними сейчас же!!!

Я отрицательно покачал головой.

Морщинистая рожа исказилась в гримасе бешенства.

– СНИМАЙ!!! – оглушительно рявкнул он.

– Нет! – жестко отрезал я. – Не дождешься, морда бесовская!!!

– Ах та-а-ак?!!

Старик засветился синим пламенем, взмыл в воздух, распростер над землей руки и быстро заговорил на неизвестном языке. На поляне начало твориться нечто невообразимое. Пьяницы повскакивали на ноги и, не открывая глаз, бросились друг на друга врукопашную. В ход пошли кухонные ножи, ломы, лопаты. Брызгала кровь, хрустели кости, трещали проламываемые черепа... Дерущимся активно «помогали» вороны, долбя клювами по головам всех подряд. Затем с места сорвались доселе неподвижные волки и ринулись в самую гущу схватки. В центре поляны образовалась здоровенная, копошащаяся куча-мала, из которой неслись карканье, звериный рык, людские стоны и периодически вылетали ошметки мяса.

Внезапно передо мной возник из пустоты гигантский черный волк со свирепым, фосфоресцирующим взглядом.

– Ты осмелился препираться с высшими силами, грешный, преступный воин, – человеческим голосом произнес он. – Напрасно! Ты бы мог служить НАМ. А мы бы тебе щедро платили. Но ты не желаешь... Ладно, получай!!!

Волк стремительно прыгнул на кого-то находящегося рядом со мной, одним щелчком острозубой пасти перегрыз ему горло и с дьявольским гоготом исчез. Обливаясь кровью на руки мне упало... мертвое тело Тани Меньшиковой!!!

– О нет, Господи! Не-е-ет!!! – отчаянно возопил я, зарыдал навзрыд и... проснулся. Вокруг все было тихо, спокойно. В крохотное окошко палатки пробивались первые, еще не жаркие лучи солнца. Из леса доносился веселый птичий щебет. Пахло утренней свежестью. Надо мной склонилась белокурая Танина головка. На хорошеньком личике молодой врачихи читалось нескрываемое волнение.

– Ты так кричал во сне! – жалостливо шепнула она. – Опять кошмары мучили?

– Да, – не до конца опомнившись, хрипло выдавил я и вдруг встрепенулся. – Почему опять? Неужели раньше подобное уже происходило?!!

– Каждую ночь, – потупив голубые глазки, созналась Таня. – Ты никогда не спал нормально. Постоянно ворочался, стонал, разговаривал во сне: вспоминал войну в Чечне, терзался чувством вины по отношению к какому-то сержанту и младшему лейтенанту, часто плакал.

«Вот те на!!! – мысленно опешил я. – Выходит, девочка не чувствовала, а точно знала!!! Однако ничего не говорила. Жалела. Ну разве не сокровище?!!» Тут я снова, едва ли не воочию увидел черного волка, загрызшего Таню под конец сна, и затрясся в ознобе. Нежные, тонкие пальчики бережно погладили меня по волосам.

– Успокойся, пожалуйста! – ласково сказала Танечка. – Прошлого не вернешь. А главное, по моему твердому убеждению, твое искреннее раскаяние полностью искупает содеянное!

– Дай-то Бог! – грустно вздохнул я. – Хотелось бы надеяться... Правда, сегодня, малышка, мне приснилось совсем другое. Связанное не с Чечней, а с нашей экспедицией. – Я подробно передал ей содержание последнего кошмара и высказал подозрение, что сон вещий. Хотя бы отчасти.

– Глупости! – серебристо рассмеялась Таня. – Это просто последствия сильного эмоционального расстройства. Не более! Эмоции представляют собой сложный интегральный процесс, осуществляющийся деятельностью корково-подкорковых структур головного мозга. Серьезное изменение эмоционального состояния в худшую сторону может привести к тяжелой депрессии, нарушающей целенаправленность психической деятельности и приводящей...

– Если можно, то попроще! Без заумной терминологии! – нетерпеливо перебил я.

– Ну хорошо, – неохотно согласилась она (врачи не любят, когда их перебивают.) – Если проще, то у тебя на почве комплекса вины развился временный, неорганический невроз. Отсюда – постоянные ночные кошмары и страхи. В том числе сегодняшний. Ничего страшного. Постепенно пройдет. Я лично о тебе позабочусь! – Таня прильнула к моим губам длинным, влажным поцелуем.

Снаружи послышалось многоголосое оханье и кряхтение (начали пробуждаться вчерашние гуляки.)

– Се-е-ержи-ик!!! – громко, на всю поляну простонал Залумян. – Срочно найди похмелиться!!!

Новый рабочий день начался с ожесточенного этнического конфликта. Хитрые молдаване, оказывается, заначили с давешней пьянки энное количество водки и потихоньку от хохлов решили «подлечиться». Но те по запаху учуяли неладное, быстро вникли в суть и, вознегодовав, пошли войной на супостатов. Я вынужден был экстренно вмешаться и, щедро раздавая пинки и оплеухи, развести враждующие стороны. Между прочим, засранец Шевченко наглым образом уклонился от выполнения служебных обязанностей и не принял участия в «миротворческой операции». Он мешком валялся на траве, покряхтывая, тянул «из горла» вино и не обращал на происходящее ни малейшего внимания. Пришлось «миротворствовать» в одиночку. Подчиняясь силе, гастарбайтеры разошлись, но тем не менее продолжали бросать друг на друга злобные, косые взгляды. Я внимательно наблюдал за обеими группами работяг, готовясь, в случае необходимости, применить новые, более радикальные методы восстановления спокойствия. К счастью, до новой заварухи дело не дошло. На подмогу ко мне подоспел Сперанский, собственноручно выдавший обделенным «лекарством» украинцам по чарке сивухи. Межнациональная рознь вроде бы утихла, и в начале девятого утра работы возобновились...