Портрет неизвестного - Вадим Шалугин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Перекусить? – Переспросил он с равнодушием человека, который только что намеревался вешаться.
– Я знаю дивный ресторан. – Выглядывая с кухни, объявила Бланш.
Ресторан был та весьма распространенная на свете разновидность ресторана, где повара, как будто с самого начала не поладили и появлялись на работу так, чтобы не видеться.
И тот, который хорошо готовил рыбу и бывал по пятницам, не приходил в четверг. А тот, который был ответственен за птицу не ходил по пятницам. И потому из трех каких угодно блюд про два официант с сочувственной улыбкой объяснял, что их к великому несчастию не предвидится.
Приняв подобным образом заказ, официант бесследно пропадал.
То ли затем, чтоб лично наблюдать и растолковывать, как лучше приготовить эскалоп. То ли затем, чтоб гость уже не помнил сам, чего просил: свинину, эскалоп ли, курицу.
Как бы то ни было, когда официант являлся вновь, то появление его несло эффект ошеломительный. И гость, как бы уже начавший сомневаться, делал ли вообще заказ, глядел на официанта так, как только Пенелопа глядывала на Улисса.
И все-таки, как ни приди, за столиками кто-нибудь сидит. Какой-нибудь виниетточный артист, жующий с увлечением ветчину. Какие-нибудь дамы за фужерами разбавленного сельтерской водой портвейна.
Впустив и предложив разоблачиться у скучающего в гардеробе юноши, девица с заспанным лицом препроводила их за дальний, у камина столик.
Расселись. Бланш подле камина, он в углу.
– Как все ужасно дорого. – Разглядывая выдержки меню, с восторгом сообщила Бланш.
– Да, да ужасно дорого. – Пробормотал он, свой черед разглядывая зал. И с тою же готовностью бы подтвердил, что у стола нет ножек. Или что гости хором распевают арии Стравинского.
Он чувствовал, что было что-то нехорошее, что по какой-то важной и забытой им причине ни в коем случае не нужно было приходить сюда. Но по какой? Он щурился и совершенно не умел припомнить.
Минуты через две явился официант и, выдав каждому по книжице меню, расположился подле столика.
Бланш тотчас принялась читать, чуть шевеля губами и сощурясь иногда. Он же, рассеянно скользнув по официантову лицу, вдруг помрачнел. И помрачнев, нахмурился.
– А что это? – указывая пальцем строчку, поинтересовалась Бланш.
Официант великодушно отвечал, что это рыба жареная в кляре с соусами из каких-то там грибов.
– А рыба. – Протянула Бланш, как бы сама уже не помнила, о чем там речь, какая рыба. – Какое у вас имя интересное.
– Гм… – Распрямился официант. И начал объяснять, что имя ему данное составлено из двух имен, поскольку в наречном листе…
– В каком листе? – переспросила Бланш.
– В листе, куда заносят имена младенцев. – Растолковал, чуть покосившись, официант. – В листе возможно было уместить не более пяти с заглавной литер. Тогда мой папенька…
– Ваш… вы сказали, папенька? – стараясь сделать строгое лицо, переспросила Бланш.
– Да, папенька решил назвать меня Мимонт в четь Мифагора, древнего мыслителя и вместе с этим Артимонта, в честь…
– Собаки? – изумилась Бланш.
– Какой собаки?
Официант как будто бы обиделся.
– Нет, неизвестно в честь кого. Сначала полагали, будто бы в честь одного приятеля. Однако же мой папенька… – украдкою взглянув на Бланш, официант торжественно пробормотал, будто бы папенька в дальнейшем уверял, что у них не было подобного приятеля.
– Как бы то ни было, – развел руками официант. – От Мифагора, древнего мыслителя решили взять один слог и от собаки…
Поздно спохватившись, официант ужасно покраснел. И вынужден был ждать теперь, когда у Бланш закончится мучительный припадок кашля.
– Вы не подскажете вот тут…
Он начал что-то выяснять о блюдах среднеазиатской кухни. Поскольку если сделался какой-нибудь конфуз, всем, так уж принято, немедля нужно притворяться, что конфуза не было.
Показывая, что с чрезвычайным интересом слушает, и ничего решительно не слушая, он изредка поглядывал на официанта. И вдруг заметил, что и официант стал временами на него поглядывать. Сначала с удивлением. Потом – все чаще останавливаясь. И наконец, совсем остановившись и с изумлением распахнув глаза.
Удостоверившись, что все-таки разоблачен, он коротко откашлялся.
Узнал, узнал потомок древнегреческих мыслителей. Узнал и непременно станет мстить за табурет.
Все дело было в том, что табурет, который нынче обретался у него в квартире, он украл. Украл не то что бы со зла, а более из безысходности: второго дня он обошел полгорода, но мебельного магазина так и не нашлось. В ресторане же этот табурет, по-видимому, употреблялся для того, чтоб посидеть в глухой безлюдной улочке во время перекуров. То есть, довольно трудно утверждать, кому он был нужнее. Но суть, что табурет и без того не пропадал. И когда официант, просунув в дверь лицо, вдруг увидал, что кто-то похищает табурет, официант, естественно, погнался. Бежали где-то два квартала. Потом пошло немного в горку. И уже посередине горки стало ясно, что официант начал непоправимо отставать.
– Итак. Прикажете вернуться через несколько минут, пока вы выберете? – Осведомился официант с таким лицом, как будто выбирали место на дуэль.
– Я думаю, мы можем заказать. – С учтивою улыбкой отвечал он.
Ткнув наугад в какие-то три строчки, он объявил, что будут это, это и еще вот это.
– Превосходно. – Отозвался с ядовитой миной официант. – Что-нибудь из еды?
– Ах, непременно. – Прошептал он, снова сахарно осклабившись и отмахнув страницы три назад, запрыгал через строчку, называя.
Бланш на противоположной стороне стола вдруг почему-то охнула и, выглянув на миг из-за меню, проворно спряталась назад.
Докончив первую страницу, перебрались на следующую.
– Вот здесь, которое чуть выше или ниже? – интересовался официант. – Вы палец непонятно положили.
– Здесь выше или ниже? А давайте оба.
Бланш начала тихонько ерзать, словно бы пыталась пнуть кого-то под столом.
– Гарнир какой изволите к форели?
Он объяснил, что весь гарнир, который можно и что форели нужно две.
– Вина к форели белого сухого?
С насмешкой искоса взглянув на официанта, он стал заказывать вино.
– Все так. – Удостоверил он минуты две спустя, когда страницы кончились и официант, пошелестев блокнотом, все перечитал.
Предчувствуя, что будет сцена с подниманием бровей и глупыми вопросами, он коротко взглянул на Бланш и, рассудив, что сцена будет, объявил что-то с невнятным бормотанием про руки, про уборную.
– Куда пройти? – переспросил он оказавшуюся кстати барышню. – Та дверь направо за колонной?
За дверью оказался коридор с какими-то картинами. Потом еще какая-то другая дверь налево, с виду запертая. И дальше вслед за ней уборная совместная для дам и для господ.
– Ага. – Воскликнул он. – Изгнание и царство.
И тщательно намылив руки, медленно моргал, разглядывая с любопытством банку с мылом. Но потому как банка была накрепко прикручена, а само мыло было жидкое, было решительно неясно, как его украсть.
Он несколько еще поозирался на светильники, на пол, уложенный какою-то замысловатой плиткой. Побрел обратно. На месте, где была другая с виду запертая дверь, никакой двери, как оказалось, уже не было. Зато была окрашенная в вечер сумраком и фонарями улица; дома, балкончики.
– Может удрать? – пробормотал он с замиранием.
Удрать, конечно, было хорошо. Вот только, знаете ли, некуда. Все, право, бы уже давно сбежали. Сбежали бы из парков, из кафе, из этих электрических концертных залов и гостиных комнат. Сбежали, если бы хоть кто-нибудь мог объяснить куда.
Насупясь и задумчиво елозя ложкой, Бланш исподволь следила, как он приближался ко столу.
– Официант два раз приходил узнать порядок блюд. Я попросила принести сначала устрицы. Но он сказал, что устрицы нужно с шампанским. А шампанское перед вином не пьют. Поэтому он принесет сначала рыбу… Ты не слушаешь.
– А? Нет, я слушаю.
– Ты знаешь, все-таки довольно странно.
– Что странно?
Застыв с бутылочною пробкою в зубах, он поглядел с недоумением на Бланш.
– Что шампанское нельзя перед вином? Или о чем ты?
– Сейчас когда ты отходил, я вдруг задумалась, что очень странно. Ведь ты ни разу не спросил, как я нашла тебя.
– Действительно? – воскликнул он с довольно плохо скрытою усмешкой. – И как же ты нашла меня?
– Нет, речь, немного не о том, как я тебя нашла. А то, что ты меня как будто поджидал…
Он, поперхнувшись и как был с стаканом на весу, уставился на Бланш.
– Ну что ты смотришь? Хорошо. А сам ты, как все это объяснишь? Является какая-то девица, заявляет будто бы она твоя сестра. А ты даже не удосужишься спросить, откуда бы она взялась…
– Я что-то толком не пойму. Ты издеваешься или не издеваешься? Ты говоришь так, будто я тебя нарочно пригласил. Ведь ты сама пришла…