Перелом - Дик Фрэнсис

- Да. - Она чуть улыбнулась мне деловой улыбкой и ушла в манеж, маленькая аккуратная фигурка, волевая женщина, знающая свое дело.

Мунрока можно было спокойно оставить с Джорджем. Я последовал за Этти в главный манеж и наблюдал, как выпускают лошадей: тридцать три в первой партии. Конюхи выводили своих подопечных из денников, прыгали в седла и выезжали со двора через первые двойные ворота, пересекали нижний загон, а за дальними воротами собирались в падоке. С каждой минутой небо светлело, и я подумал, что Этти, вероятно, права насчет оттепели.

Через несколько минут, когда она рассортировала наездников по собственному усмотрению, лошади выехали из падока за внешнюю ограду, мелькая в просветах между деревьями, и направились к Пустоши.

Не успела исчезнуть из виду последняя из них, как позади меня раздался скрип тормозов, и ветеринар остановил свой пыльный «лендровер», разбрызгивая гальку из-под колес. Вытаскивая из машины сумку, он говорил, пыхтя и сам себе перебивая:

- Черт возьми, сегодня утром у всех лошадей на Пустоши или колики, или вросший ноготь… Вы, должно быть, Нейл Гриффон… да, очень жаль, что ваш отец… Этти говорит, это старина Мунрок… все в том же деннике? - Не переводя дыхания, не дав себе ни минуты, он повернулся на каблуках и быстрым шагом направился к внешним стойлам. Молодой, круглолицый, целеустремленный - совсем не тот, кого я ждал. Тот был старше, медлительнее, с чувством юмора, - хотя тоже круглолицый и тоже с привычкой потирать подбородок в раздумье.

- Жалко беднягу, - сказал молодой ветеринар, проведя за три секунды полный осмотр Мунрока. - Боюсь, придется его прикончить.

- Может, поджилки еще не разошлись? - спросил я, хватаясь за соломинку.

Он окинул меня быстрым взглядом, исполненным снисходительности профессионала к невежеству дилетанта:

- Связка разорвана и сустав раздроблен, - сказал он коротко.

Он сделал свое дело, и великолепный старый Мунрок спокойно распластался на соломе. Упаковывая снова свою сумку, ветеринар сказал:

- Не расстраивайтесь так. Он прожил лучше многих. И радуйтесь, что это не Архангел.

Даже со спины видны были круглые щеки, когда он заспешил к машине. Не так уж он и обличается от своего отца, подумал я. Просто попроворнее.

Я медленно вошел в дом и позвонил в агентство по перевозке мертвых лошадей. «Сейчас приедем», - заверили они, явно обрадовавшись. И в течение получаса приехали.

Еще чашку кофе. Я сидел у кухонного стола в самом паршивом самочувствии. Все-таки похищение - это не для меня.

Первая партия вернулась с Пустоши - без Этти, без двухлетки по имени Лаки Линдсей, но с пространной историей новых неприятностей.

Я слушал с растущей тревогой. Трое наездников, перебивая друг друга, рассказывали мне, как Лаки Линдсей, вдруг встав на дыбы, скинул малыша Джинджа и пустился галопом с Уоррен-Хилл вроде бы к дому, но вместо этого поскакал прямо на Мултон-роуд, сбил велосипедиста и довел до истерики женщину с коляской, а напоследок сорвал движение у башни с часами. Полиция потребовала объяснений у мисс Этти, добавил один скорее со смаком, чем с сочувствием.

- А жеребец? - спросил я. Потому что Этти могла сама позаботиться о себе, а Лаки Линдсей стоил тридцать тысяч гиней и ничего не мог.

- Его поймали на Хай-стрит за универмагом Вулвортса.

Я отослал их к лошадям в ожидании Этти, и вскоре она появилась - верхом на Лаки, а пониженный в должности и деморализованный Джиндж тащился позади на спокойной трехлетней кобыле.

Этти спрыгнула с лошади, нагнулась и провела опытной рукой по ногам гнедого жеребчика.

- Серьезных повреждений нет, - сказала она. - Небольшой порез. Наверное, когда натолкнулся на бампер припаркованной машины.

- Не на велосипед? - спросил я.

Она подняла глаза и потом распрямилась.

- Не думаю.

- Велосипедист поранился?

- Напугался, - уточнила она.

- А женщина с коляской?

- Уж если она решила прогуляться с ребенком по Мултон-роуд во время утренней проездки, значит, должна быть готова к встрече с лошадью, сбросившей седока. Эта дура вопила без умолку. Ну и конечно, совершенно вывела из себя жеребца. Как раз в этот момент кто-то схватил его за повод, но он так перепугался, что вырвался на свободу и помчался в город… - Она прервалась и посмотрела на меня. - Извините за все это.

- Бывает, - сказал я.

Я с трудом подавил улыбку, выслушивая ее рассуждения о жеребчиках и младенцах. Вообще-то ничего удивительного. По ее шкале ценностей жеребята были важнее, чем ребята.

- Мы закончили проездку легким галопом, - сообщила Этти. - Земля была в полном порядке. И прошли точно по намеченному вчера маршруту. Джиндж свалился, когда мы повернули к дому.

- Жеребец ему не по силам?

- Я бы так не сказала. Он ездил на нем раньше.

- Вам решать, Этти.

- Тогда, вероятно, я дам ему лошадь полегче на день-другой…

Она отвела жеребца и передала его конюху, который обычно ухаживал за ним, почти признавшись тем самым, что совершила ошибку посадив Джинджа на Лаки Линдсея. Любого жокея в любой день может сбросить лошадь. Но некоторых сбрасывают чаще, чем других.

Завтрак. Конюхи развели по денникам лошадей, на которых только что скакали, и поспешили в общежитие к своей овсяной каше, сандвичам с беконом и кружке чаю. Я вернулся в дом, не ощутив желания перекусить.

Там было холодно. Печальные холмики золы в каминах десяти покрытых пылью спален и расписной экран перед каминной решеткой в гостиной. Но в своей спальне отец пользовался большим двухъярусным электрическим камином, а в кабинете он включал электрообогреватель. Тепла не было даже в кухне, потому что плиту выключили на месяц для ремонта. Привычная обстановка, ведь я вырос здесь и не замечал зимой холода; но тогда я был в нормальном состоянии, не чувствовал себя настолько разбитым физически.

Из-за двери появилась женская головка. Аккуратно уложенные каштановые волосы были стянуты на макушке, но поверх гладкого пучка победно торчали завитушки.

- Мистер Нейл?

- О… доброе утро, Маргарет.

Красивые темные глаза быстро, но внимательно оглядели меня. Узкие ноздри слегка задрожали, оценивая обстановку. Как всегда, я не увидел ничего, кроме шеи части щеки, так как секретарша моего отца была экономна во всем, включая свое присутствие.

- Здесь холодно, - заметила она.

- Да.

- В конторе теплее.

Половина головы исчезла и больше не появлялась. Я решил принять приглашение, поскольку знал, что эти слова являлись именно приглашением, и направился к углу дома, примыкавшего к большому манежу. В этом углу находилась контора, гардеробная и комната, оборудованная для посетителей, мы называли ее комнатой владельцев, так как там принимали владельцев лошадей и других подобных визитеров, если им случалось заглянуть в конюшни.

В конторе горели лампы, прямо сияющие после тусклого дневного света. Маргарет сняла дубленку, горячий воздух энергично вырывался из обогревателя в форме гриба.

- Указания? - коротко спросила она.

- Я еще не смотрел почту.

Она окинула меня быстрым, оценивающим взглядом:

- Неприятности?

Я рассказал ей о Мунроке и Лаки Линдсее. Она внимательно выслушала, не выказывая эмоций, и спросила, как я поранился.

- Задел дверной косяк.

На ее лице было ясно написано: «Рассказывайте сказки», но она не возразила.

В ней тоже не чувствовалось женственности, как и в Этти, хотя она носила юбку, делала прическу и умело пользовалась косметикой. Ей было под сорок, три года назад она овдовела и теперь одна воспитывала двоих детей, мальчика и девочку, проявляя чудеса организованности. К тому же она обладала ясным умом и держала мир на расстоянии вытянутой руки от своего сердца.

Маргарет была новенькой в Роули-Лодж, она заняла место белого, как седая мышь, старого Робинсона, который в свои семьдесят лет с крайней неохотой, скрипя и покряхтывая, удалился на покой. Старик Робинсон любил свою кошку и меня - когда я был еще мальчишкой; он мог часами, в рабочее время, повествовать о тех днях, когда Карл II лично участвовал в скачках и сделал Ньюмаркет второй столицей Англии, так что послам приходилось приезжать к нему на прием сюда; и как принц-консорт покинул навсегда город из-за расследования по поводу его жеребца Искейпа и отказался вернуться, хотя Жокейский клуб принес свои извинения и умолял его об этом; и как в 1905 году у короля Эдуарда VII возникли неприятности с полицией из-за превышения скорости на дороге в Лондон - до сорока миль в час на прямых участках.

Маргарет выполняла работу старого Робинсона более тщательно и в два раза быстрее, и за шесть дней знакомства я понял, почему отец считает ее незаменимой. Она не требовала человеческого подхода, а отцу в тягость самые простые человеческие отношения. Ничто не утомляет его быстрее, чем люди, постоянно требующие внимания к своим переживаниям и проблемам, его раздражают даже принятые в обществе разговоры о погоде. Маргарет, похоже, оказалась родственной душой, и они превосходно ладили.