Черноглазая блондинка - Бенджамин Блэк

Эрроле Флинне[11] и о том, что он проделал однажды вечером здесь в баре с ручной змеей, которую держал в коробке из бамбука, но я не помню, чем всё закончилось.

Я пристроился на табурете и заказал мексиканское пиво. На стойке стояла миска сваренных вкрутую яиц; я взял одно и съел его с большим количеством соли. Соль и сухость яичного желтка заставили мой язык почувствовать себя куском мела, поэтому я попросил ещё «текате».[12]

Это было медленно тянущееся начало вечера, и в заведении было мало посетителей. Трэвис, с которым мы были не слишком близки, едва заметно кивнул мне, когда я вошёл. Интересно, знает ли он мое имя? Скорее всего, нет. Он знал, чем я зарабатываю на жизнь, я был в этом совершенно уверен, хотя и не помнил, чтобы он когда-нибудь упоминал об этом. В свободное от работы время он стоял, положив руки на стойку бара и опустив большую квадратную голову, и смотрел через открытую дверь на улицу с отсутствующим взглядом, как будто вспоминал давно потерянную любовь или битву, которую однажды выиграл. Он почти ничего не говорил. Он был либо глуп, либо очень умен, я никак не мог решить, что именно. В любом случае, он мне нравился.

Я спросил его, знает ли он Питерсона. Я не думал, что «Барни» принадлежит к числу мест, куда захаживал Питерсон, но, любом случае, стоило попытаться.

— Живет на Нэйпире, — сказал я. — Или жил, до недавнего времени.

Трэвис медленно вернулся из того переулка памяти, по которому он бродил.

— Нико Питерсон? — спросил он. — Конечно, я его знаю. Иногда заходил днем, пил пиво и съедал яйцо, прямо как ты.

Это был второй раз, когда обнаружилась моя связь с Питерсоном — Клэр Кавендиш сказала, что он такой же высокий, как и я, — и как бы ни была слаба эта связь, мне она не понравилась.

— Что он за человек? — спросил я.

Трэвис пожал мускулистыми плечами. На нем была обтягивающая черная рубашка, из-под которой торчала толстая короткая шея, похожая на пожарный кран.

— Выглядел как ловелас, — сказал он. — Или так, как он себе их представляет. Дамский угодник, с эдакими усами и причёсанными волной намазанными маслом волосами. И забавно — ему всегда удавалось их смешить.

— Он приводил их сюда?

Трэвис услышал скептицизм в моем голосе; «Барни» вряд ли мог быть местом для романтических отношений с шикарными женщинами.

— Время от времени, — ответил он с кривой полуулыбкой.

— Одна из них высокая, светлые волосы, чёрные глаза, и особенный рот, который невозможно забыть?

Трэвис снова осторожно улыбнулся мне.

— Это могла бы быть любая из них.

— Производит впечатление. Прекрасно описано и очень изящно — слишком изящно для Питерсона, наверное.

— Извини. Если они так хороши, как ты описываешь, то я не присматриваюсь. Это отвлекает.

Настоящий профессионал, Трэвис. Но мне пришло в голову, что, возможно, есть причина, по которой он не замечает женщин, и что, возможно, ему не очень нравится вывеска за стойкой бара, по своим собственным, личным причинам.

— Когда он был здесь в последний раз? — спросил я.

— Давненько его не было.

— Давненько это…

— Пару месяцев. Что случилось? Он пропал?

— Кажется, он куда-то уехал.

В глазах Трэвиса едва блеснул весёлый огонёк.

— В наши дни это преступление?

Я изучал свой пивной бокал, вращая его на подставке.

— Его кое-кто ищет, — сказал я.

— Леди с запоминающимся ртом?

Я кивнул. Как я уже сказал, Трэвис мне нравился. Несмотря на его рост, в нём было что-то чистое и аккуратное, что-то, напоминающее, порядок на корабле; возможно, он всё-таки был моряком, в конце концов. Я никогда не думал, что когда-либо смогу его об этом спросить.

— Я был у него дома, — сказал я. — Там ничего.

Из дальнего конца бара подал сигнал посетитель, и Трэвис отправился его обслуживать. Я сидел и думал о том, о сём. Например, почему первый глоток пива всегда намного лучше второго? Это был тип философских размышлений, к которым я склонен, отсюда и моя репутация мыслящего детектива. Я также немного подумал о Клэр Кавендиш, но, как сказал Трэвис, она меня отвлекла, и я вернулся к вопросу о пиве. Может быть, дело было в температуре? Это не значило, что второй глоток будет намного теплее первого, а в том, что рот, после первого прохладного полоскания, знал, чего ожидать во второй раз, и соответственно приспосабливался, так что элемент неожиданности отсутствовал, с последующим падением принципа удовольствия. Хмм. Это казалось разумным объяснением, но было ли оно в полной мере удовлетворить такого педанта, как я? Потом Трэвис вернулся, и я смог снять свою шапочку для размышлений.

— Я только что вспомнил, — сказал он, — что ты не первый, кто спрашивает о нашем друге Питерсоне.

— О?

— Неделю или две назад сюда заходили двое мексиканцев и спрашивали, не знаю ли я его.

Те же двое, без сомнения, на своей машине с отверстиями на крыше.

— Какие мексиканцы? — спросил я.

Трэвис одарил меня задумчивой улыбкой.

— Всего лишь мексиканцы, — сказал он. — Выглядели как бизнесмены.

Бизнесмены. Верно. Как мой парень из Нью-Йорка с кольцом на мизинце.

— Они сказали, зачем его ищут?

— Нет. Просто спросили, бывал ли он здесь, когда заходил в последний раз и так далее. Я не мог сказать им больше, чем сказал тебе. Это не улучшило их настроения.

— Угрюмая парочка, не так ли?

— Ты же знаешь мексиканцев.

— Да, их не поймёшь. Они долго здесь пробыли?

Он указал на мой бокал.

— Один из них пил пиво, другой — воду. У меня сложилось впечатление, что они были на задании.

— О? Каком задании?

Трэвис некоторое время рассматривал потолок.

— Не скажу точно. Но у них был настолько серьезный вид, что аж глаза светились — если ты понимаешь, о чём я?

Я этого не понимал, но всё равно кивнул.

— Думаешь, что их задание могло иметь серьёзные последствия для нашего мистера Питерсона?

— Да, — сказал Трэвис. — Один из них поигрывал шестизарядным револьвером с перламутровой рукояткой, а другой ковырял в зубах ножом.

Я бы не причислил Трэвиса к типу людей, склонных к иронии.

— Забавно, однако, — сказал я. — Питерсон почему-то не похож на человека, который связан с мексиканскими бизнесменами.

— К югу от границы много возможностей.

— Ты прав, так и есть.

Трэвис взял мой пустой стакан.

— Налить ещё?

— Нет, спасибо, — сказал я. — Хочу сохранить ясность рассудка.

Я расплатился, слез с табурета и вышел в вечерний сумрак. Сейчас стало немного прохладнее, но воздух отдавал выхлопными газами, и дневной песок