Паутина противостояния (сборник) - Рамиль Юсупов

Справа раздался смешок. Тео повернул голову и увидел брата — Бруно сидел на диване, расслабленный, спокойный, безмятежно посасывающий самогон из железной кружки. Выглядел он так, словно никакой потасовки не было. Эрика и Самуэля не наблюдалось.

«Что происходит?»

Но ведь не спросишь, не задашь дурацкий вопрос, остается только догадываться, и первая пришедшая в голову мысль не радовала: победитель решил поиграть в кошки-мышки. Он ведь, мать его, темный! Заведет разговор о том, о сем, хлебнет вонючего пойла, наслаждаясь властью над поверженными вампирами, одним словом, подарит надежду на спасение, а потом, с шутками и прибаутками, перебьет всех.

«Напасть?»

Нет, уже пробовали.

Тео послушно уселся в кресло.

— Где Эрик?

— Ах да, Эрик! — Улыбка победителя перешла в веселый смех. — Полагаю, теперь он может к нам присоединиться.

Незнакомец поднял с пола бутылку, прошептал заклинание и вытащил пробку. Через несколько секунд посреди комнаты появился голый и смущенный Робене.

— Одевайся, — велел нав. Затем, не поморщившись, хлебнул вонючего самогона и прищурился: — Насколько я понимаю, вы двое Луминары, а ты — Робене. Так?

Смотрел незнакомец на Тео, ему и пришлось отвечать:

— Так.

— Остатки Борисова войска?

— Ага.

— Чем теперь занимаетесь?

— Догадайся, — мрачно предложил Луминар. Увидел чуть приподнявшиеся брови, понял, что нужно ответить подробнее и нехотя продолжил: — С тех пор, как эта сука Клаудия возглавила Бруджа, жизни вообще не стало. Слышал небось о ней?

— Римская Шлюха, — пробормотал застегивающий рубашку Эрик.

— Тварь, — добавил Бруно.

— Насколько мне известно, Клаудия взяла курс на консолидацию кланов, — припомнил нав. — Что похвально.

— И стала прижимать свободных охотников, типа, чтобы челов не напрягать, — уточнил Бруно. — Что полное дерьмо.

Незнакомец на него не посмотрел, четко давая понять, что собирается слушать только старшего из Луминаров.

— Сначала Клаудия взяла в договор самые мощные семьи, состряпала с ними коалицию, установила правила, потом подгребла кланы поменьше, а теперь выискивает одиночек, вроде нас, — с горечью поведал Тео. — Убедила кардиналов, что прежнее поведение ведет в никуда, а челы настолько изменили мир, что любая выходка может привести к раскрытию тайны и массовой резне…

— Если нас найдут ублюдки Римской Шлюхи, придется подписываться под правилами, — добавил одевшийся Эрик. — Или уходить к неприсоединившимся — в Южной Америке и Африке пока свобода. Но надолго ли?

— А нам припомнят, что мы служили Борису, — вновь подал голос Бруно. — Так что…

— Так что нам остается лишь гонять по континенту, высушивать зазевавшихся челов и смотреть в мотелях сериалы про вампиров, — подытожил Тео.

— И ждать, когда вас достанут ребята Клаудии.

— Верно, — спокойно подтвердил масан. — Все верно.

Они кривили душой, когда говорили, что им не простят службу у Бориса. Простят. Не вспомнят. Знаменитый кардинал Луминар контролировал большую часть Северной Америки, и чтобы наказать всех, кто ему служил, пришлось бы вырезать огромное количество масанов. Клаудия демонстративно перечеркнула прошлое, объявила, что будет строить отношения с чистого листа, и тем удержала континент от кровавой междоусобицы. Эрик, Бруно и Тео могли остаться в Нью-Йорке, но не захотели. Не смогли. Они не просто служили Борису, они насквозь пропитались духом последнего истинного кардинала Луминар, его философией, его идеями, и не смогли заставить себя принять жесткие правила Клаудии.

— Мы охотники, — тихо сказал Тео. — Мы свободны.

— Это наша судьба, — криво ухмыльнулся Бруно.

— У нас есть гордость, — закончил Эрик.

Страх, вызванный скоротечным и неудачным боем, ушел, теперь масаны смотрели на незнакомца спокойно. Ждали его решения, но четко давали понять, что со своего пути не свернут. Смерть, значит, смерть. Они к ней давно готовы.

— Мне нравится ваш выбор, — негромко произнес нав. — Вы готовы умереть, но остаться собой. — Он выдержал паузу. — Мне не помешали бы такие помощники.

«Помощники?!»

Масаны быстро переглянулись.

«Какого черта?» — Этот вопрос читался во взгляде Бруно.

«Что он задумал?» — Недоумевал Эрик.

— Кто ты? — осторожно поинтересовался Тео.

Незнакомец улыбнулся, но промолчал, давая возможность вампирам выдвинуть собственные версии. Каковых набралась одна.

— Ты — свободный нав?

— Что значит свободный? — не понял незнакомец.

— Не служишь князю.

— Ходили слухи, что в Москве объявился свободный нав, бросивший вызов Темному Двору, — объяснил Эрик. — Что знаменитая сплоченность дала трещину. Я не верил. Даже после того, как выяснилось, что навы объявили охоту на одного из своих.

— Никто не верил, — подчеркнул Тео.

Незнакомец оглядел застывших в ожидании объяснений масанов, после чего медленно и веско произнес:

— Сплоченность никуда не делась. Просто их теперь две. Одна старая, но скоро станет прошлой. Вторая еще более старая, и она станет будущей.

И масанам вдруг показалось, что не на бензоколонке сидят они, не в грязной комнате, а на дне холодного, наполненного тягучей Тьмой колодца. На самом дне. И беседуют они не с навом, нет, а с ней: с тягучей и холодной Тьмой.

— Кто ты? — хрипло повторил вопрос Тео.

— Ярга, — ответил нав так, словно это имя все объясняло.

— Ярга нанял трех бездомных вампиров? Вот уж действительно интересная, а самое главное — необычайно важная информация, — с иронией произнес Сантьяга. И поднял бокал: — Ваше здоровье, Схинки.

— Намекаете, что у меня, возможно, возникнут с ним проблемы? — Несмотря на смысл слов, в тоне Схинки не было беспокойства. То ли собеседник комиссара не опасался пыток, то ли понимал, что Сантьяга не прибегнет к ним в самом начале разговора.

— Я намекаю на то, что нужно промочить горло, — улыбнулся нав. — Только и всего.

— Вы разочарованы завязкой?

— Еще не знаю.

— Вот именно! — обрадовался Схинки. — Ведь часто бывает так, что занимательная и непредсказуемая история с головокружительным сюжетом начинается, как сонная сказка на ночь. В историю нужно войти, а не ворваться. Хорошая история не терпит суеты.

Схинки выдержал паузу и, поняв, что комментариев к его пламенной речи не последует, обиженно поинтересовался:

— Не хотите сказать, что во мне умер великий писатель?