Тело упыря - Егор Колотвин

«Не слушаются!», – он сжал ладонь в кулак и начал бить себя по голове, стараясь вернуть контроль, но мысли кружились в голове, вертелись как ураган, из которого он ничего не мог взять. Ураган затягивал его самого.

Взгляд темных глаз Евгения также вращался и крутился. Тошнота подступила к горлу, и юноша свалился на спину, уставший от бреда и своего лихорадочного состояния. Он раскинул руки и почувствовал, как оцепенение и апатия наваливаются на него, как успокаивается голова, а ему становится решительно все равно на то, что случилось.

«Ничего не хочу. Плевать. Останусь здесь и буду лежать», – он смотрел на небо, следил за луной, молчаливо взиравшей на него в ответ.

Ему внезапно стало приятно ее бледное мраморное лицо. Оно приносило прохладу в голову и успокаивало мысли. Маленький светящийся диск среди мрака.

«И ровно надо мной», – подумал Евгений в своем новом и шатком спокойствии, которое казалось ему лишь затишьем перед новой бурей. Короткой передышкой между приступами бреда, чтобы не сойти с ума окончательно.

«Нужно решать, что делать», – боязливо подумал юноша, опасаясь нарушить свое хрупкое спокойствие, а потому начал размышлять осторожно, не напоминая себе о зубах и когтях. Даже язык расслабил, точно не было необходимости держать его подальше.

«Нужно в город бежать… Точнее идти. Найти врачей, хирургов всяких. Удалить эти… Они вылечат, наверняка вылечат».

Он резко переменился в лице.

«От чего вылечат? От того, что уже один раз умер? Тебя не заживо похоронили, а мертвого. На пику же упал. Что за болезнь такая, что человек воскресает?».

«Генетическая», – тут же ответил он сам себе, заранее подготовленной фразой, – «Вдруг и у Андрея такая была? Логично ведь».

Однако логичным ему это не казалось. Не мог мертвый воскреснуть, после такого.

«Нет, друг, сам же понимаешь. Сам же догадываешься, какая это проблема! Не научная, совсем не научная».

– А какая? – спросил он себя с дрожью в голосе, лишь бы отсрочить ответ, который и так уже знал.

– Религиозная, – как приговор прозвучал собственный голос, и только паника начала охватывать его самого, добавил: – А религиозную проблему нужно решать в церкви. Не врачи тебе помогут, а Бог.

С этими мыслями, он поднялся на ноги и, сам дивясь тому, как легко поддался такой идее, побрел через поле к лесу, где раскинулось кладбище с церковью.

Уже выходя из колосьев, он не верил в состоятельность своей затеи и сам полагал, что с бреду так решил. От эмоционального перенапряжения поверил, что какой-то Бог ему поможет, но, несмотря на это, точно загипнотизированный, продолжал идти.

«Семен Захарович поможет», – вдруг объяснил он себе свой поступок и твердо решил, что так и есть. И убедился в этой мысли так крепко, что и забыл о своем отвращении к батюшке, отпевавшем Андрея.

Вскоре юноша вошел на кладбище. Не видя гнилых крестов, наполовину съеденных термитами и кладбищенской влажностью, ни осыпающихся памятников, Евгений шел прямо по могилам. Переступая через оградки, он цеплялся за пики и сносил их, точно не замечал. Его воспаленный бредом, затуманенный как у околдованного взгляд, блуждал по соснам, что с каждым дуновением ветра стонали и словно старались достать до него.

«Семен Захарович поможет, он человек добрый. Пусть и пьет. Пусть и отпевает плохо, но в помощи не откажет. Хороший человек… В город поедем, а там всем скажет, что со мной приключилось и поможет… И скажет… Кто знает, может, он молитву знает какую-то. Есть же бабки целительницы на свете и все верующие. Может, и он такой. Может, и ехать никуда не придется. Прямо в церкви прочитает, и я поправлюсь. А почему нет? Может, Бог и есть. Если уж я воскрес, значит и Бог есть…».

Евгений болезненно улыбнулся, а в глазах застыл ужас и отчаяние. Он сам понимал, какой бред блуждал в голове и чувствовал, что стоит только дать слабину и он тот час же сорвется в припадок и вновь побежит, куда не глядя от самого себя. Оттого и шел он, улыбаясь, стараясь успокоить рассудок, в то время как голова была готова лопнуть. Руки он держал вдоль туловища, лишь бы случайно их не увидеть, а язык прятал как можно дальше от зубов. Однако от постоянных напоминаний самому себе, он только больше раздражался и нервничал, а оттого спешил быстрее. Быстрее в церковь, пока вновь не поддался панике.

И снова тревога сжала грудь, и юноша, сильно сгорбившись, схватился за голову и, перепрыгивая через могилы, пустился к церкви.

Во мраке леса блеклым белым пятном, подобно призраку, виднелась церквушка. Небольшая, с двумя куполами, под одним из которых висел необычно большой чугунный колокол. Валящий из окон желтый свет, отгонял мрак в округе. Евгений бежал прямо на нее, словно собирался влететь в стену, но у последней сосны резко остановился, притаился за её стволом и пугливым взглядом посмотрел в окно. Яркий свет, подобно солнечному, пролился на лицо юноши, и тот сморщился, словно его облили из лужи. Он спрятался за ствол и стал думать.

«Не спит окаянный», – подумал парень как-то со страхом, но тут же возмутился: – «А почему это плохо? Разве я не за помощью к нему пришел? Да что же со мной такое?».

Не дожидаясь ответа от самого себя, словно на автомате, он обошел церквушку, при этом оставаясь в тени, и остановился прямо напротив двери.

«Опять как у дома получится. Не войти. И что тогда делать? Надо как-нибудь так организовать, чтобы не уцепиться за дверь, как-нибудь разбежаться…», – только подумал он и, не заканчивая мысль, стал отходить назад, набирая место для разгона. Евгений даже обрадовался, что теперь мог быстро бегать, да только не для этого ли он пытался попасть в церковь, чтобы избавиться от особенностей своего недуга? Юноша вновь поморщился и ударил себя по голове, стараясь собраться с мыслями. Темный прямоугольник дерева дрожал в отражении глаз.

Евгений опустился на одно колено, и только когти коснулись земли, сразу же рванул вперед. Из-под ботинок взметнулась земля. Он стрелою пронесся пятьдесят метров, а когда до церкви оставалось совсем чуть-чуть, прыгнул, обхватив себя руками, и полетел вперед. Руки, как и тогда, машинально разошлись и вцепились в проем, но Евгений летел так быстро, что сломал дверь и вырвал проем из кирпичной стены.

Так и ввалился он в храм божий, с осколками камня и дверной рамой на плечах.

Подняв голову, Евгений понял, что упал прямо на пол в притворе, небольшой комнатке, служившей чем-то вроде прихожей в храме. Под сводчатым отштукатуренным потолком висела люстра, в левом углу от следующей двери стоял бачок со святой водой.

Евгений только начал подниматься, пытаясь вылезти из выбитой деревянной рамы, как вдруг услышал чьи-то быстрые шаги в следующей комнате.

«Уйдет», – с охотничьим азартом подумал он и, не снимая рамы с плеч, влетел в новую дверь. Та тут же сорвалась с петель и чуть не пришибла батюшку, от страха распластавшегося на полу.

Слева у окна стоял большой деревянный крест с распятым Иисусом Христом, справа – высокий подсвечник, полностью забитый зажженными свечами. От запаха воска и меда у Евгения защипало ноздри, и заслезились глаза. Под высоким потолком слегка покачивалась широкая позолоченная люстра.

Семен Захарович, весь красный и мокрый от слез, лежал на помосте, рядом с опрокинутой золотой чашей. Как только его маленькие пьяные глазки увидели Евгения, мужчина было вскочил и побежал, но, запутавшись ногами в рясе, тут же свалился обратно.

– Не трогай меня, прошу! Пожалуйста! – закричал батюшка, и Евгений вздрогнул.

«Неужели он знал, что я иду?», – подумал юноша, снимая раму с плеч. Нога застряла в углу в тот момент, когда верхняя часть оказалась над шеей. Парень начал терять равновесие и надавив ногой на дерево, сам себя же и уронил.

Мужчина, увидавший это, вновь вскочил на ноги и бросился к стене позади себя, в которой были одни небольшие ворота посередине и две двери по бокам.

– Подождите! – крикнул ему Евгений, пытаясь выбраться из рамы, но Семен Захарович его не слушал.

Юношу охватила такая злость, что чуть надавив на дерево, он разломал проем пополам.

Батюшка уже зашел в другую комнату, но только начал запирать ворота, как Евгений тут же набросился на них и выбил. Семен Захарович, получивший ногой в лицо, словно мешок отлетел в позолоченное кресло у стены напротив. Деревянные ручки и спинка с треском отлетели в стороны.

Евгений широко открыл рот, сам поражаясь своей силе.

Батюшка сполз на пол. Между толстых губ забелел пенек выбитого зуба, а толстый нос превратился в свиной пятак, из которого на черно-золотистую рясу струилась кровь. Свинячьи глазки со страхом смотрели на юношу, а в их уголках начинали блестеть слезы.

Конец ознакомительного фрагмента.