Тело упыря - Егор Колотвин

Но не только печаль владела Евгением в те дни. Порой, к собственному стыду, в нем появлялись чувства, совсем несвойственные, как ему казалось, для горя. Его обижало то, что родители совсем забыли о нем, замкнувшись в своем горе и оставив юношу одного наедине со страданием, может быть, большим, чем у них.

«Я ведь тоже страдаю», – думал он по ночам, сжимая зубы и кулаки из всех сил, лишь бы не заскулить от давящей боли и не разбудить уснувшую мать, – «Да я был ближе с Андреем, чем вы! Так почему вы даже не подумаете, что мне может быть куда больнее, чем вам? Почему вы оставляете меня одного? Мне нужна ваша помощь! Мама, папа, я ведь вас очень сильно люблю, у вас ведь остался еще один сын. Не хороните меня с Андреем!». А потом резко передумывал и начинал винить себя и стыдить за такие мысли: «Господи, что же я говорю? Разве это не подло в такой момент так думать и просить об этом? Не делаю же я все это лишь для того, чтобы их любовь вызвать? Подлец! За что Андрею такой брат? Мерзавец я, вот и все!». И все повторялось вновь.

С этими мыслями он проводил ночи. Утром уходил в бюро, а по возвращении весь день ухаживал за матерью, ни разу не заговорившей с ним.

За все это время он даже не встретился с Катей, которую до этого случая так горячо любил и с которой, даже когда уехал в Петербург, не прекращал общения. Он писал ей каждый день, лелея призрачную и детскую мечту о том, что, как только получит диплом и найдет работу, сразу сделает ей предложение. Сейчас же он совсем забыл о ней и вспомнил только за день до злополучной ночи.

День похорон был особенно мрачным: небо сгинуло за тучами и превратилось в свинцовую пелену, за окнами стонал и выл холодный ветер, гонявший по улице клубы серой пыли. В доме Замятиных собрались все родственники и друзья Андрея, с которыми он работал. Гроб поместили посреди зала на двух табуретках, а вокруг расставили стулья. Мать все время, пока приходили гости и до самого отпевания, не выходила. Сидела тише мыши в своей спальне, дрожа от непонятного Жене страха, словно боялась увидеть сына мертвым. Отец же, опухший и красный от пьянства, сидел в мятом пиджаке подле Евгения, потупив безжизненный взгляд в пол. Женя так и не увидел, чтобы он хоть раз посмотрел на Андрея.

Сам же юноша не плакал. Он стоял возле гроба в окружении родственников и от непонятного ему стыда пытался выдавить из себя слезы. Ему постоянно казалось, что на него смотрят, отчего желание разрыдаться росло, но не прорывалось наружу.

«Плачь же, плачь», – уговаривал он себя и, чтобы вызвать слезы, вспоминал самые драгоценные воспоминания о брате.

От невозможности заплакать юноша начинал чувствовать себя неудобно, особенно под пристальными взглядами родственников, которые, казалось, считали его бездушным. Евгению хотелось крикнуть им:

«Да знаете вы, сколько раз я был возле Андрея эти дни? Сколько я выплакал, что уже и плакать не могу! Видели бы вы, как я рыдаю по ночам! Да мне больнее, чем всем вам! Так не смотрите вы на меня так, словно и не любил я его никогда!»

Через час пришел и батюшка, Семен Захарович, страшный любитель выпить. Лицо его, напоминавшее переспелую грушу, было красным от спиртного и заросшим густой черной бородой. Из-за большого живота, он чуть ли не на цыпочках протиснулся между гробом и стульями к изголовью Андрея и, перед тем как читать, мимоходом посмотрел на отца Жени. Тот ответил ему таким же беглым взглядом. Заметив это, юноша сразу сообразил, с кем пил в эти дни его отец.

Семен Захарович раскрыл книгу, и все окружили покойника плотным кольцом, при этом вытеснив Женю за спины. Из спальни вышла мать, в косынке, с бледным исхудавшим лицом и маленькими, впавшими в черные глазницы глазами. Он встала возле отца, и тот дрожащей рукой приобнял ее за плечо.

Евгений пытался протиснуться обратно, но неожиданно его ладонь оказалась в чьих-то теплых руках. Он обернулся и увидел Катю, тонкую девушку, с косой из русых волос, падавшей на плечо из-под косынки. Она посмотрела на Евгения, и у юноши сжалось сердце, как только он увидел слезы, заполнившие серые, полные скорби глаза. Они катились по ее маленькому лицу к кончику носа, откуда каплями срывались на пол или сползали к тонким губам. Она смотрела на Женю с такой болью и с таким состраданием, что от её взгляда, от того, что хоть кто-то понимал, насколько было больно ему самому, он заплакал и крепко сжал её ладонь.

Так они и стояли, пока Семен Захарович читал молитву. Делал он это отвратительно, бубнил непонятные слова, сбивался и забывал текст, а когда это происходило, шепотом ругался и, отыскивая жирным пальцем нужную строчку, продолжал читать дальше.

В Евгении тогда закипел гнев. Настолько тяжелый, точно его оскорбили самым унизительным образом. Семен Захарович резко опротивел юноше, и даже его внешний вид вызвал у парня отвращение, точно перед ним стояла свинья в рясе. Он даже хотел его ударить. Пусть мужчина бы и пил себе, пил один или даже с отцом, Евгений бы это простил, но то, с каким неуважением он отнесся к его покойному брату, пробудило глубокую и едкую обиду.

Сам Евгений был атеистом. Хотя порой, замечая какую-то удивительную случайность, принимал ее за знак и пытался убедить себя, что Бог все же существует, а сам он – его избранник, но как только эта случайность самым логичным образом раскрывала себя, он тут же вновь становился атеистом. Брат же был человеком набожным, и только поэтому Евгения так волновало то, как Семен Захарович его отпевал.

До кладбища Андрея провожала только родня. Батюшка ушел, как только закончил читать. Многие хотели поговорить с ним, особенно бабушки: кто о больном колене, кто о корове, умершей от сглаза соседки, но мужчина, несмотря на свою тучность, все-таки смог проскользнуть мимо и уйти.

Гроб Андрея заколотили и опустили в яму. Как только в могилу полетела первая горсть земли, мать, все время стоявшая бледная и неживая, вдруг разрыдалась и бросилась к краю.

– Сыночек! Андрейка! – кричала она, а по ее щекам бежали слезы, – Вернись! Прошу тебя, не оставляй нас! Андрейка!

Несколько мужчин, вместе с отцом оттащили её, содрогающуюся от рыданий, и отвели в сторону.

Евгений, наблюдавший за этим безучастно, даже ничего не подумал. Он устало смотрел в могилу, в которой закапывали брата, и на старух, что кидали в яму монетки под ругань мужиков.

«И снова не плачу», – подумал он тогда, чувствуя опустошение и безразличие ко всему.

С кладбища они вернулись поздно. Всю дорогу отец придерживал мать, которая еле брела по дороге. Взгляд её, пустой и безжизненный, не отрывался от земли.

Евгений же шел, размышляя о том, что жизнь его кончилась. Университет он бросил, брата похоронил, и мать, как ему тогда совершенно спокойно думалось, долго утраты переносить не сможет и тоже сляжет рядом с Андреем, а ему теперь и остается, что следить за родителями да вести хозяйство до старости. Утешало лишь одно – дурацкая детская мечта о свадьбе с Катей. Пусть он и не окончит университет, зато теперь рядом с ней. Может, хоть за это он сможет уцепиться.

С этими мыслями юноша и лег спать.

Половину ночи Евгений ворочался не в силах уснуть. Мешала луна, что подобно воровке, заглядывала в окно спальни и касалась светом лица. Парень отворачивался от ее взора, но она, отражаясь от настенных часов, вновь смотрела в глаза.

Спать мешали и стоны матери за стеной. Протяжные, словно вой животного, попавшего в капкан, они еще сильнее раздражали ум юноши. Будущая жизнь представлялась Евгению могилой, которая с каждым годом будет становиться все глубже, погребая в себе его и родителей.

За эти четыре дня юноша уже приучился засыпать под всхлипы матери, и когда он уже почти свыкся с лунным светом, мучающим глаза, и почти заснул, послышался скрип окна в спальне, в которой спала мама. За ним, точно молитва, послышался горячий шепот женщины.

Евгений не придал этому значения, лишь поморщился от мысли, что мать вновь начала молиться. Однако его беспокоило открытое окно. Мало ли что могла сделать убитая горем женщина. Он постарался убедить себя, что устал, что хватит с него заботы и что сам он заслужил её не меньше, но перед взором рисовалось открытое окно и мать, сбегающая через него из дому.

Ругая себя, он все же откинул одеяло, поднялся и тихо пошел к спальне. По пути он заглянул в кухню и увидел отца, спящего на столе рядом с опрокинутой бутылкой водки. Мужчина тихо сопел и бубнил себе что-то под нос.

Евгений хотел было разбудить его и отправить спать, но странное мычание, доносящееся из спальни, вынудило тут же побежать туда.

Он распахнул дверь, ожидая увидеть мать на полу, хватающуюся за больное сердце, но то, что открылось, было куда ужаснее его представлений.

В комнате сидел посторонний и душил на кровати мать. Женщина держала неизвестного за руки и, задыхаясь, дергала ногами.