Измена. Я от тебя ухожу - Рей Полина

Я вклинилась между ним и Малинкой. Меня начало трясти. Мы встретились с мужем глазами – в его взгляде полыхала чернота. Показалось, что Миша вот-вот откинет меня прочь и продолжит «успокаивать» дочь, но он вдруг чертыхнулся через крепко стиснутые зубы и, отстранившись, отступил.

Я дышала тяжело и надсадно, прижала к себе Лизку, которая вцепилась в меня так, словно я была спасением в бушующем океане её жизни. И только моя близость могла удержать её на плаву, дать возможность выжить.

– Вещи позже заберу, – хрипло проговорил Малинин, задержавшись на пороге Лизкиной комнаты.

Взъерошил волосы пятернёй, снова выругался. Клянусь – ещё минута, и я бы действительно швырнула в него чем-нибудь увесистым. Но Михаил пробормотал:

– Я люблю тебя, Лиз… помни это всегда.

После чего вышел сначала из комнаты, затем – из квартиры. И Малинка, жалобно всхлипнув, продолжила оплакивать свою прошлую счастливую жизнь, что сегодня для нее была грубо оборвана отцом. Я я не удержалась – позволила горячим горьким слезам потечь по щекам.

И они были лишь крохотным способом избавиться от тех эмоций, которые бурей проносились сейчас внутри.

Малинка села делать уроки. Я с удивлением наблюдала за тем, как Лиза смогла собраться после того, что стряслось. И вот устроилась за столом, чтобы наверстать пропущенный школьный день.

– Напишу Полине, она точно знает все задания, – всхлипнув, сказала дочь, доставая из рюкзака школьные принадлежности.

– Может, в электронном дневнике посмотрим? – уточнила я осторожно, боясь нарушить Лизкино спокойствие.

Даже если оно было искусственным и дочь его выдумала – я была бы последней, кто стал бы отнимать у Малинки эту защитную реакцию.

– Нет, девочки точно знают, – ответила Лиза и уткнулась в свои занятия.

Тихо притворив дверь, я вышла из комнаты дочери и направилась на кухню. Добравшись до неё, тяжело оперлась ладонями на стол. Здесь всё ещё пахло кофе, который совсем недавно себе заварил Миша.

Будь у меня возможность стереть из памяти сегодняшнее утро, точнее всё, что случилось после того, как мы с Лизой покинули консультацию и поехали домой, я бы сейчас просто решила, что у меня самый обычный день.

Чашка мужа, оставленная ровно там же, где он обычно её и забывал, не донеся до посудомоечной машины. Планы на вечер, когда стала бы продумывать, чем побаловать своих детей и Мишу. И несколько заказов, что должна была изготовить в срок. А ещё…

– Чёрт! – выдохнула я, когда раздался звонок в дверь.

Вспомнила, что как раз сегодня ко мне должны были прибыть мама и тётя. Грозились привезти пирожных и устроить чаепитие. Вот только я совсем не была готова ни к этому нашествию, ни к тому, что так или иначе с ними придётся поделиться новостями.

– Тара-а-ам! – воскликнула тётя Алика, когда я открыла дверь.

Она подняла вверх коробку с пирожными и улыбалась так, словно сейчас был самый лучший день в её жизни. Ошарашить с порога тем, что у меня, напротив, самый дерьмовый день?

– Проходите, – сказала я, отступая.

Тётя тут же засуетилась в прихожей, мама окинула меня недовольным взглядом. В общем и целом я знала – рождение дочери стало для неё не самым приятным эпизодом в жизни. Она была любимицей в семье – её отец, мой дедушка, просто обожал единственную дочь. Но отчего-то вложил в её голову какую-то чушь. Вроде того, что она непременно должна родить сына. И мне с самого моего рождения тоже вбивали эту ахинею. Говорили, что раз уж я не уродилась мальчиком, то просто обязана воплотить программу рода в своих детях. Надо ли говорить, что и Надя, и Лиза «программой рода» совсем не являлись?

– Так… С настроением у тебя не очень, – озвучила очевидное тётя Алика.

Она устроилась за столом, велела:

– Наливай чай! Пирожные к чёрту! И рассказывай, что же у тебя такого стряслось.

Я вздохнула. Короткий взгляд на мать дал понять – ей или плевать на то, что я сейчас скажу, или она сделает всё, чтобы я укрепилась в этом знании.

Поставив кружки перед Аликой и мамой, я присела рядом с ними и проговорила:

– Сегодня я попала в аварию.

Глаза тёти и матери округлились, на что я поспешно отреагировала:

– Всё в порядке, все живы! Но… В общем, я врезалась в машину, в которой сидела беременная девушка. И не просто девушка – а любовница моего мужа.

Тишину, что воцарилась, когда я сказала главное, можно было резать ножом. Я и сама понимала, насколько ужасно прозвучало то, что я озвучила. Но мне нечего было присовокупить к сказанному. И нечего было сказать маме, чтобы она перестала пялиться на меня так, словно видела впервые в жизни.

– У Миши… есть любовница? – вскинув брови, вопросила она так, как будто в этот самый момент уже мысленно наклеила мне на лоб клеймо «идиотка».

Я взяла паузу на то, чтобы перевести дух.

«Мишенька просто чудо. Тебе нужно сделать всё, чтобы он остался рядом».

«Ты постирала свитер Мише? Он говорил, что ему важно быть на семейном празднике именно в этом свитере!»

«Надя сказала, что вы с Мишенькой поругались. Какая кошка между вами пробежала? Ты что, с ума сошла, Тоня? Кто ты без Миши?»

В голове всплывали фразы матери, что она раз за разом выдавала на протяжении всей моей жизни, давая понять, что без Миши я для неё лишь какое-то приложение к тому, что гордо называется человеком. Вот только я сама так не считала и готова была биться за это до последнего вздоха.

– Да, мама, представь себе. У твоего идеального зятя, которому, по твоим словам, можно земные поклоны бить за то, что он взял в жёны твою дочь, есть любовница.

Я откинулась на спинку стула и сложила руки на груди. Переглянулась с Аликой, увидела в её глазах поддержку, что придало мне дополнительных сил.

– Думаешь, мне стоит и дальше играть роль всепрощающей жены? Или всё же стоит вспомнить о собственном достоинстве? – с вызовом спросила у матери и замолчала, ожидая её ответа.

Она фыркнула и вскочила на ноги. Ну, конечно! Посягнули на святое. Отошла на пару шагов и скопировала мой жест – точно так же закрывшись.

– Ты так говоришь, будто бы Миша только и делал, что ошибался, и что его постоянно нужно было за что-то прощать. Да, по молодости я помню его закидоны. Но ты представь – молоденький мальчик, а на него упала беременная баба!

– Алин… подбирай слова, – это уже вступила тётя. – Не баба, а семнадцатилетняя девочка. И беременной её сделал ни кто иной, как сам Михаил.

Пока я подбирала слова, чтобы одной фразой, которая вертелась на языке, не завершить наши материнско-дочерние отношения, Алика озвучила ровно то, что я и сама бы сказала, если бы не была сейчас настолько заведена.

– Можно было сделать аборт. Я предлагала, – передёрнув плечами, не осталась в долгу мать.

– О, отлично! Мы с Мишей, конечно, скрывали от Нади тот факт, что ты пыталась нас заставить пойти на убийство собственного ребёнка, но теперь, когда она вернётся из школы, ты ей об этом сама скажешь, идёт?

Перед мысленным взором, словно наяву, появились картинки прошлого. Как я, семнадцатилетняя девчонка, узнала о беременности, и то, каким скандалом это всё обернулось. Мама разве что адреса клиник, где мне «должны были помочь», по всему дому тогда не развесила, настолько остро восприняла факт того, что скоро станет бабушкой.

А сейчас она души в Наде не чаяла, равно как и старшая дочка – в ней. Так что моё предложение било по самым чувствительным точкам маминой души.

– Я пойду к Лизе, – буркнула она, направившись к выходу из кухни. – Но тебе мой совет, Тоня, не руби с плеча. Наиграется Миша и к тебе вернётся. Ну ребёнок на стороне, подумаешь. Но ты-то женой останешься. При мужике хорошем. Ты – главная, запомни это. А там, – она неопределённо махнула рукой, – у него хоть целый детский сад может быть, ерунда это всё. Или ты в счастливых дурных фантазиях пребывала, что каждый мужик женатый хоть раз не покобелился?

Вновь фыркнув, она поспешно ретировалась из кухни, потому что меня опять начали посещать мысли о том, как швырнуть что поувесистее, на этот раз – подумать только! – в собственную мать.