Адская ловушка - Морис Леблан

— Вы не хотели, чтобы я умер? Но зачем тогда ударили меня вначале?

— Пейте.

Он залпом опорожнил чашку, не отдавая себе отчета, откуда это внезапное доверие.

— Одевайтесь… Да побыстрее… — велела она и отошла к окну.

Он повиновался, и она вернулась к нему, ибо он упал, обессиленный, на стул.

— Надо уходить, надо, времени у нас в обрез… Соберитесь с силами.

Она пригнулась, чтобы он оперся о ее плечо, и повела его к лестнице.

Люпэн шагал, шагал, как шагают во сне, в одном из тех странных сновидений, в которых происходят самые невообразимые вещи на свете, но в которых видится счастливый исход долгого кошмара.

Его коснулась внезапно мысль, от которой он усмехнулся.

— Бедняга Ганимар! Вот уж кому действительно не везет. Я правду дал бы пару су, чтобы присутствовать при своем аресте.

Спустившись по лестнице благодаря спутнице, которая поддерживала его с невероятной энергией, он оказался на улице, перед автомобилем, в который она его усадила.

— Поехали, — сказала она шоферу.

Люпэн, у которого от свежего воздуха и быстрого движения закружилась голова, плохо отдавал себе отчет о маршруте и подробностях поездки. Он пришел полностью в себя в одной из квартир, которые занимал, под охраной одного из своих слуг, которому молодая женщина отдавала как раз наставления.

— Оставьте нас, — сказала она наконец слуге.

И так как она стала удаляться, он задержал ее за полу платья.

— Нет… нет… Вы должны мне сперва объяснить… Для чего Вы меня спасли? Вернулись ли Вы без ведома тетки? Для чего Вы меня спасли — из жалости?

Она молчала. Держась очень прямо, слегка откинув голову, она сохраняла загадочное, жесткое выражение. Но на миг ему показалось, что рисунок ее губ выражал менее жестокости, чем горечи. Ее глаза, прекрасные черные глаза выдавали печаль. И Люпэн, еще не понимая, силой интуиции осознал, что в ней происходило. Он схватил ее руку. Она оттолкнула его во внезапной вспышке, в которой он почувствовал ненависть, почти отвращение. И, поскольку он ее не отпускал, воскликнула:

— Оставьте меня! Оставьте меня!.. Разве Вы не знаете, что Вы мне отвратительны?!.

Они взглянули друг на друга, Люпэн — сбитый с толку, она — взволнованная, охваченная трепетом; ее бледное лицо окрасилось неожиданным румянцем. Он тихо проронил:

— Если я был Вам отвратителен, надо было дать мне умереть… Это было так просто… Почему же Вы этого не сделали?

— Почему, почему! Откуда мне это знать?!.

Ее черты исказились. Он торопливо спрятала лицо в ладони, и он заметил две слезы, скатившиеся между пальцами.

Глубоко взволнованный, он хотел было обратиться к ней с ласковыми словами, как к девчушке, которую хотят утешить, с добрыми советами, спасти ее в свою очередь, оторвать от скверной жизни, которую она вела.

Но эти слова звучали бы нелепо, слетая с его уст. Он не знал более, что сказать, теперь, когда понял все, когда он мог представить, как молодая женщина у изголовья больного ухаживала за человеком, которого она ранила, восхищаясь его мужеством и веселостью, привязываясь к нему, влюбляясь в него, и трижды, вопреки себе самой, конечно, в своеобразном безотчетном порыве, вперемешку с приступами досады и ярости, спасала его от смерти.

Все это выглядело таким странным, было так неожиданно, а эта развязка так взволновала Люпэна, что на этот раз он уже не пытался ее остановить, когда она направилась к двери, пятясь и не спуская с него глаз.

Она опустила голову, слабо улыбнулась и исчезла.

Он резко позвонил.

— Проследи за этой женщиной, — сказал он появившемуся слуге. — Впрочем, нет, оставайся здесь… Так будет лучше…

Довольно долго он оставался в глубоком раздумье. Образ молодой женщины витал над ним неотступно. Потом он снова просмотрел в памяти всю эту любопытную, волнующую и трагическую историю, в которой он был так близок к гибели, и, взяв со стола зеркало, долго всматривался, с некоторой снисходительностью, в свое лицо, на котором переживания и болезнь не так уж сильно отразились.

— Вот что значит, однако, — проговорил он наконец, — быть недурным собой.