Дорога войны - Валерий Большаков

— Ну, за нас! — произнес тост Гефестай.

Друзья основательно приложились и хорошенько закусили.

— А я, — сказал Эдикус, уплетая шматик копченого сала из Галлии, — почти не вспоминаю прошлое… которое теперь далекое будущее. Да и когда вспоминать? Вечный бой! Сначала парфян лупили, потом мы же их защищать взялись, на римлян перекинулись. Потом нас в гладиаторы записали, хоть мы об этом и не просили, и началось — претория, зачистка территории. Консулярам намяли по организмам… — Чанба бросил взгляд на Сергия. Роксолан в тот раз потерял любимую девушку, ее убили, когда преторианцы зачищали Рим от наемников четырех консуляров. Но кентуриона-гастата не посетило тошное воспоминание.

— Да-а… — протянул он. — Были схватки боевые…

— Да говорят, еще какие! — воскликнул Эдик, воодушевляясь.

— А как мы тебя в Мемфисе искали… — ухмыльнулся Гефестай. — Помните?

— В пирамиде? — Губы кентуриона поползли в улыбку.

— Ха! Это ты по пирамиде шастал, а мы снаружи бродили, тыковки чесали — и как нам тебя оттуда выковырять? Помнишь, — обратился сын Ярная к сыну Тиндара, — как я ту плиту поднял? Один! А весу там было — о-го-го сколько! Глыба! И ничего, осилил, есть еще в чем моще держаться, — гордо закончил он.

— За это надо выпить, — сообразил Чанба.

— За что? — озадачился Ярнаев сын.

— Да ты пей, пей… Ну, за победу!

Роксолан выхлебал полную чашу — и задумался. Интересная штука жизнь. Как в ней всё забавно поворачивается…

Искандера с Гефестаем он знал с детства, вместе в школу ходили, на одной погранзаставе росли. Ага, знал. Про то, что они оба родом из древней Парфии, эти наперсники детских забав молчали, как партизаны. По-настоящему Искандера звать Александрос Тиндарид, он родился в первом веке нашей эры в семье эллинского купца, потомка воина, ходившего в фаланге Александра Македонского. А Гефестай и вовсе подданный кушанского царя…

Отца Александроса убили кочевники, напавшие на караван, и мальчика с матерью отдали в рабство за долги. Гефестая родня поместила в монастырь к митраистам, откуда тот сбежал — и шатался без призору. Так бы и сгинули, наверное, маленький невольник и бродяжка, но нашлись добрые люди, подсобили: переправили в двадцатый век, заповедав хранить великую тайну Врат Времени (высоколобые физики назвали бы их не так вычурно, но так же непонятно — «темпоральным тоннелем»)…

Расскажи ему кто о Вратах «до того как», он бы только переморщился от такой заезженной фантастики, отстойной и даже пошлой, но все было по правде.

Врата открывались раз в полгода, связывая храм Януса в парфянской крепости Антиохии-Маргиане с пещерой в горах Памира — тогда еще на землях Таджикской ССР…

Дав себе слово не увлекаться спиртным, Сергий щедро плеснул в чашу неразбавленного фалернского — это вино было густым и крепким, горело не хуже виски.

— Закусывать надо, — тут же заметил Искандер.

— Закуска градус крадет, — улыбнулся кентурион и выцедил фалерн. Нутро прогрелось, в движениях появилась плавность. Сергий посмотрел на Эдика.

С Чанбой он подружился уже после школы, в Сухуми, куда перевели его отца-пограничника. Эдик Чанба люто комплексовал из-за своего «ниже среднего» и потому терпеть не мог высокого Сергея Лобанова. Но гадская перестройка так все переворошила, так перелопатила. Больше года им пришлось воевать с грузинами, бок о бок, спина к спине, а после хоть песню пой: «Русский с абхазом — братья навек!»

Вместе дослужили в армии. После дембеля Сергей Лобанов занялся автосервисом, открыл «ооошку» и взял к себе Эдика Чанбу — тот в механике был бог.

Сергей уже и забыл давно, как был начальником, но вот его бывший подчиненный любит при каждом удобном и неудобном случае напомнить, кто из них «босс и эксплуататор», а кто «угнетенный пролетарий»…

— Слышь, Александрос, — сказал Сергий, — а ты сам-то как — по тому времени ностальгируешь?

— Безусловно, — кивнул наперсник детских забав. — Даже беспредельные девяностые у меня вызывают сладенькую тоску. Ничего удивительного — в школу я пошел в СССР, в мединститут поступил в РФ — вот я когда жил. Младенчество не в счет…

— О, Ардвичура-Анахита! — вздохнул Гефестай. — Быстро же я тогда допер, что с нами приключилось! Классу к девятому, наверное. Индукция и дедукция! Сашке рассказываю, а он не верит, хихикает только. Что ты хочешь? Темный был, зашуганный…

— Можно подумать, — хмыкнул Эдик, — ты светом лучился!

— Молчи, морда, — добродушно сказал кушан.

— Сам морда!

— Не ругайтесь, — сделал замечание Искандер. — Эдуард, ты же культурный человек…

— И интеллигентный!

— И интеллигентный. А выражаешься, как варвар.

— Да это Гефестай все! Оч-чень грубая и неотесанная личность.

— А по сопатке? — агрессивно осведомился кушан.

— Видишь? — горько вопросил Эдикус. — Вечно красней за него в цивилизованном обществе!

— Если кто-то ведет себя невоспитанно, — менторским тоном проговорил Искандер, — то это еще не означает, что нужно отказываться от нормативной лексики и принятых норм поведения.

— О-о! Какой же ты зануда!

Сергий улыбнулся, снова погружаясь в омут памяти. Все началось в 2006-м, в День конституции Таджикской Республики…

Искандер дозвонился к нему в Москву и попросил помочь — Рахмон Наккаш, тамошний «наркохан» и депутат меджлиса, совсем уж достал дядю Терентия, самого близкого человека для сына Ярная из Пурашупуры и сына славного Тиндара Селевкийского. Сергей мигом собрался и, с Эдиком на пару, вылетел в Душанбе. Оттуда они добрались до кишлака Юр-Тепе, где их ждали Искандер и Гефестай. Дядю Терентия к тому времени наккашевцы уже словили — и держали в каталажке-зиндане. Лобанов взялся отвлечь охрану, пока друзья будут освобождать дядьку. Был праздник-той, был пир, были «культурно-массовые мероприятия» — песни и пляски, бои по правилам и без. Он тогда выступил против местного чемпиона-пахлавона Холмирзо, зятя самого Наккаша. И все шло хорошо до самого последнего момента. Сергей как думал? Пока он будет месить пахлавона, друзья подкатят на «уазике», вытащат дядьку Терентия, прихватят его самого и выжмут из мотора все лошадиные силы, чтобы уйти к Памирскому шоссе. А там ищи-свищи их! Скрылись бы, растворились в местном населении. Они бы с Эдиком вернулись в столицу бывшей родины, и Гефестая с Искандером прихватили бы с собой, и про дядьку бы не забыли…

Не вышло — защищаясь, он убил Холмирзо. И весь немудреный план полетел к черту… А жизнь так вывернулась, такой крутой вираж заложила, что крышу сносило поминутно!

Ибо довелось ему перешагнуть порог Врат. И оказаться в сто семнадцатом году нашей эры. В древней Парфии. Чокнуться можно!

…Они стояли на стенах Антиохии-Маргианы, защищая город от римлян, идущих на приступ. Угодили в плен, стали рабами-гладиаторами, один раз даже в Колизее выступили. Славный был бой, только тигра того до сей поры жаль. Хотя. Не убей он тогда усатого-полосатого, стал бы тигриным кормом, вкусным и питательным…

В тот «знаменательный день» сам префект претории[11] вручил Сергею меч-рудис, освобождая от боев на арене. На другой день префект не поленился явиться в школу гладиаторов и предложил Лобанову поступить на службу в преторию, в когорту для особых поручений. Сергей тогда согласился, но с условием — друзья станут в строй вместе с ним. Префекта наглость рудиария до того восхитила, что он согласился. Так Сергей Корнеевич Лобанов стал Сергием Корнелием Роксоланом. И началось.

Заговор четырех консуляров[12] стал первой пробой на прочность. Ничего, выдюжили. И со вторым заданием справились — вчера только из Египта вернулись, «злого волшебника» Зухоса ликвидировав, врага народа римского, а завтра им приказано явиться в дом префекта. Видать по всему, готовится новая миссия из разряда невыполнимых…

Тут ровное течение мыслей Сергеевых пресеклось — с громким гоготом в таверну ввалились батавы. В кожаных штанах и куртках, волосатые, бородатые, с длинными мечами. Целая тысяча этих свирепых вонючих мужиков из Германии стояла лагерем на Целии — как противовес претории. Копьеносцы-гастилиарии из племени батавов составляли императорский эскорт, а любая встреча с преторианцами заканчивалась дракой.

К Ларсинии занесло шестерых. Пятеро батавов были помоложе, один постарше, но зато какой — двухметровый! Краснощекий богатырь с мышцами, борода веником — вылитый Бармалей.

— Гвардейцы кардинала! — быстро проговорил Эдик и допил вино.

Искандер брезгливо поморщился — от батавов ощутимо несло, — а Гефестай довольно крякнул.

— Самое время, — сказал он, неспешно затягивая перевязь. — Напились, наелись… Разборка на десерт.

Бармалей заорал: