Беззумный Аддам - Маргарет Этвуд

Как им объяснить, что они не могут наваливаться кучей на любую молодую женщину не из их племени, которая кажется им готовой к спариванию, — что икебаны, серенады и размахивание членами тут не помогут? Но мужчины уже исчезли за углом дома.

Двое Детей Коростеля, которые несли Джимми, опустили его на землю. Он обмяк, привалившись к их коленям.

— Где будет Джимми-Снежнычеловек? — спросили они. — Где мы можем помурлыкать над ним?

— Ему нужна отдельная комната, — сказала Тоби. — Мы найдем ему кровать, а потом я принесу лекарство.

— Мы пойдем с тобой. Мы будем мурлыкать.

Дети Коростеля снова подобрали Джимми, сделав стульчик из рук. Остальные столпились кругом.

— Не все сразу, — сказала Тоби. — Ему нужно, чтобы было тихо.

— Он может занять комнату Кроза, — сказала Рен. — Правда, Кроз?

— Кто это? — спросил Крозье, разглядывая Джимми. Джимми свесил голову набок, пуская слюни себе в бороду, и самозабвенно чесался чудовищно грязной пятерней сквозь розовую ткань накидки. От него отчетливо разило. — Где вы его откопали? Почему он в розовом? Какая-то балерина, бля.

— Это Джимми. Помнишь, я тебе рассказывала? Мой когдатошний бойфренд?

— Который попортил тебе жизнь? Еще в школе? Этот педофил?

— Не надо так, — заступилась Рен. — Я же не была ребенком. У него жар.

— Не уходи, не уходи! Вернись на дерево! — пробормотал Джимми.

— И ты еще за него заступаешься? После того как он тебя бросил?

— Да, это правда, но теперь он вроде как герой. Он помог спасти Аманду, ты знаешь, и чуть не погиб.

— Аманда! Я ее не вижу. Где она?

— Вон там, — Рен показала на кучку Дочерей Коростеля, окруживших Аманду — они гладили ее и тихо мурлыкали. Они расступились, чтобы пропустить Рен.

— Это Аманда? — уточнил Крозье. — Черт! Она похожа на…

— Не надо так говорить, — Рен обняла Аманду. — Завтра она будет выглядеть гораздо лучше. Через неделю уж точно.

Аманда заплакала.

— Ее нет, — пробормотал Джимми. — Она улетела. Свиноиды.

— Бр-р-р. Жуть какая, — сказал Крозье.

— Кроз, кругом вообще сплошная жуть.

— А, ну ладно, извини. Моя вахта почти кончилась. Давай мы с тобой…

— Я думаю, что должна помочь Тоби, — сказала Рен. — Во всяком случае, сейчас.

— Похоже, мне придется спать на земле, раз этот дебил занял мою кровать.

— Кроз, ну когда ты уже повзрослеешь?

«Только этого нам не хватало, — подумала Тоби. — Размолвки юных влюбленных».

Джимми внесли в отсек Кроза и положили на кровать. Тоби принесла с кухни фонарики и попросила Рен и двух Дочерей Коростеля их держать. Потом отыскала свою аптечку на полке, куда положила ее перед уходом на поиски Аманды.

Она сделала для Джимми все, что могла: обмыла его губкой, чтобы убрать основную грязь; помазала медом неглубокие порезы; дала выпить грибного эликсира, чтобы помочь организму бороться с инфекцией. Потом Ива и Мак — от боли и для сна, восстанавливающего силы. И маленькие серые опарыши на рану в ноге — чтобы сглодали гниющую плоть. Судя по запаху раны, для опарышей было самое время.

— Что это такое? — спросила одна из Дочерей Коростеля, та, что повыше. — Зачем ты кладешь этих маленьких животных на Джимми-Снежнычеловека? Они его едят?

— Щекотно, — произнес Джимми. Глаза у него полузакрылись — Мак действовал.

— Их послала Орикс, — ответила Тоби. Похоже, это был удачный ответ, потому что женщины заулыбались. — Они называются опарыши. Они едят его боль.

— А какая на вкус боль, о Тоби?

— А нам тоже надо есть боль?

— Если мы съедим боль, это поможет Джимми-Снежнычеловеку?

— Боль очень плохо пахнет. А вкус у нее хороший?

Надо избегать метафор.

— Боль хороша на вкус только для опарышей. Нет, вам не надо есть боль.

— Он поправится? — спросила Рен. — У него не гангрена?

— Надеюсь, что нет, — сказала Тоби. Дочери Коростеля положили ладони на Джимми и принялись мурлыкать.

— Падает, — пробормотал Джимми. — Бабочка. Ее больше нет.

Рен склонилась над ним, отвела волосы со лба.

— Спи, Джимми. Мы тебя любим.

Саманный дом

Утро

Тоби снится, что она лежит в узкой детской кровати, у себя дома. На подушке рядом с ней плюшевые звери — лев и косматый медведь, у которого в животе играет песенка. На письменном столе — древняя свинья-копилка, планшет, на котором Тоби делает уроки, фломастеры и мобильник в чехле с рисунком из ромашек. Из кухни доносится голос матери — она что-то говорит отцу, и голос отца, который ей отвечает. И запах жарящейся яичницы.

Во сне внутри сна Тоби снятся животные. Свинья, но с шестью ногами. Другое животное похоже на кошку, но глаза у него фасеточные, как у мухи. И медведь, но с копытами. Животные не дружелюбны, но и не враждебны. В городе снаружи начинается пожар, Тоби чувствует запах гари. Воздух наполняется страхом. «Где он, где он…» — произносит голос, словно колокол звонит. Животные по очереди подходят к ней и лижут ее теплыми, шершавыми языками.

На грани дремы и яви Тоби цепляется за уходящий сон: горящий город и вестники, посланные ее предупредить. О том, что мир полностью переменился; о том, что все привычное давно умерло; и все, что она когда-то любила, унесено потоком.

Как говаривал Адам Первый: «Рок Содома стремительно приближается. Не поддавайтесь жалости. Избегайте судьбы соляного столпа. Не оглядывайтесь».

Она просыпается и обнаруживает, что ее ногу лижет париковца, рыжая. Длинные человеческие волосы заплетены в косички, и на каждой бантик — видно, среди Беззумных Аддамов нашлась сентиментальная душа. Овца как-то выбралась из загона, где их держат.

— Пошла вон. — Тоби незло отпихивает овцу ногой. Та дарит ей взгляд, полный безмозглого упрека, — париковцы не слишком умны — и, цокая копытами, выходит в дверной проем. «Нам вообще-то не помешали бы двери», — думает Тоби.

Утренний свет просачивается через кусок тряпки, которым завешено окно в тщетной попытке уберечься от комаров. Вот если бы найти где-нибудь сетку! Но сперва придется установить оконные рамы — саманный дом вообще не приспособлен для жизни, это парковое здание, которое раньше использовалось для праздников под открытым небом и ярмарок. А сейчас они живут в нем, потому что тут безопасно. Дом находится вдали от городской разрухи — пустынных улиц, случайных пожаров от закоротившей проводки и потопов от зарытых под землю рек, которые уже переполняют свои русла, потому что все насосы отказали. На саманный дом не свалится рухнувшее высотное здание, а поскольку сам дом всего в один этаж высотой, он не обрушится внутрь себя.

Тоби выпутывается из простыни, влажной от утренней росы, и вытягивает руки, пробуя, нет ли растяжений и хорошо ли гнутся суставы. Она совершенно измотана — до такой степени, что ей даже не хочется вставать. Слишком устала, слишком разочарована и сердита на себя из-за вчерашней неудачи у ночного костра. Что она скажет Зебу, когда он вернется? Если, конечно, он вернется. Он изобретателен, но все же уязвим.

Остается только надеяться, что вылазка Зеба будет более успешной, чем экспедиция самой Тоби. Очень возможно, что часть вертоградарей выжила: если кто и смог пережить пандемию, убившую почти всех, это именно они. Все годы, пока Тоби жила с вертоградарями — сперва гостьей, потом подмастерьем, потом Евой, носительницей власти, — они готовились к этой катастрофе. Они строили тайные убежища и создавали там запасы провизии: мед, сушеные грибы и соевые бобы, шиповник, бузинный взвар, разные домашние закатки. Семена — посеять в новом, очищенном от скверны мире, который, как они верили, грядет. Может быть, вертоградари пересидели чуму в одном из этих убежищ — Араратов, которые, как они надеялись, будут безопасным укрытием на время того, что они называли Безводным Потопом. После случая с Ноем Бог обещал, что больше не будет заливать Землю водой, но, учитывая греховность мира, что-то Ему непременно придется сделать — такова была цепочка их рассуждений. Но где же Зеб будет их искать в развалинах города? Откуда хотя бы начинать?

«Представь воочию свое самое сильное желание, и оно воплотится», — говорили вертоградари. Но это не всегда срабатывает, а иногда срабатывает не совсем так, как ожидалось. Самое сильное желание Тоби — чтобы Зеб вернулся целым и невредимым, но если он вернется, она вынуждена будет считаться с тем, что она для него нейтральна. Никаких эмоций, ничего сексуального. Никаких рюшечек. Доверенный товарищ, надежный соратник. Старая добрая Тоби, на нее всегда можно положиться. И всё.

И ей придется рассказать ему о своей неудаче. «Я повела себя как идиотка. Был праздник святой Юлианы, и у меня не поднялась рука их убить. Они убежали. И забрали распылитель». Она не будет нюнить, не будет плакать, не будет искать себе оправданий. Зеб не станет ее долго ругать, но разочаруется в ней.