Следующий! Откровения терапевта о больных и не очень пациентах - Бенджамин Дэниелс

В тот момент меня захлестнула гордость за то, что я часть этой системы. Разумеется, бывают дни, когда я вынужден тратить уйму времени, извиняясь за неадекватность НСЗ, но, в целом, я убежден, что на планете не так много мест, где больному или попавшему в аварию человеку предоставят более качественные медицинские услуги.

Недавно мне довелось пообщаться с несколькими коллегами-терапевтами, и, к моему удивлению, многие из них заявили, что следовало бы брать с людей деньги за посещение терапевта или отделения неотложной помощи. В конечном итоге все пришли к выводу, что пяти фунтов было бы достаточно для того, чтобы отвадить тех, кто любит потратить наше время впустую, и для того, чтобы остальные подумали дважды, прежде чем к нам приходить.

Я с ними в корне не согласен. Понятно, что медицина у нас в стране не бесплатная, потому что мы финансируем ее своими налогами, но пациенту не нужно платить за прием, и это самое главное: именно это позволяет нам сохранять идеалы Ная Бивена[6] и других основателей Национальной службы здравоохранения Великобритании. Если сделать наши услуги платными, то бедняки оказались бы в затруднительном положении, а ведь они зачастую больше всего нуждаются в помощи. Кроме того, изменилось бы и умонастроение прочих пациентов, которым пришлось бы платить за медицинские услуги напрямую.

Медицинские представители

Шестнадцать таблеток обычного ибупрофена в супермаркете стоят тридцать пять центов, в то время как шестнадцать таблеток «Нурофена» продаются за два фунта. Странно, ведь по сути это одно и то же лекарство. Фармацевтическая компания, производящая «Нурофен», с помощью грамотного маркетинга и красивой упаковки убеждает нас платить в пять раз больше, чем нужно.

Фармацевтические компании прекрасно справляются с задачей брать за лекарства дополнительную плату. Что же касается лекарств, выдаваемых по рецепту врача, то НСЗ выбрасывает миллионы фунтов, выписывая дорогие препараты, хотя можно было бы обойтись гораздо более дешевыми аналогами.

Как фармацевтическим компаниям удается дурачить нас подобным образом? Все дело опять-таки в грамотном маркетинге. Приходят молодые привлекательные медпредставители[7] и рекламируют свою продукцию, при этом они покупают нам обед или даже приглашают нас на ужин в первоклассный ресторан.

Они скармливают нам необъективную информацию, чтобы убедить, что их дорогие лекарства эффективнее остальных, и дарят ручки или кружки с символикой компании. (По сравнению с былыми временами сегодня действуют более строгие правила относительно суммы, которую медпредставители могут потратить на врачей. Так, преподносимые ими подарки не должны стоить дороже пяти фунтов, а если они ведут нас в ресторан, то у этого мероприятия должна быть «образовательная» составляющая – не просто поглощение вкусных блюд и дорогого вина. Полностью оплаченные фармацевтическими компаниями поездки на «конференции», проходящие на Карибских островах, тоже остались в прошлом.)

К счастью, в нашей стране вышедшие на пенсию звезды спорта в основном увлекаются алкоголизмом и азартными играми, вместо того чтобы втюхивать врачам лекарства с завышенным ценником.

Раньше я тоже ходил на такие ужины и обеды. Принимая подарки и поедая дорогие блюда, я уверял себя, что мы, врачи, слишком искушенные люди и ни при каких условиях не купимся на разноцветные графики и милые улыбки. Руководство фармацевтических компаний, разумеется, знает, что это не так. Пара сотен фунтов, потраченных на то, чтобы сводить нескольких терапевтов на ужин, – гроши по сравнению с прибылью, которую можно получить, если хотя бы один или двое врачей станут выписывать рекламируемые лекарства.

В США фармацевтические компании привлекают к продаже своей продукции бывших звезд американского футбола и девушек-чирлидеров. Врачи клюют на милое личико не хуже любых других людей. Фармацевтические компании засылают привлекательных сотрудниц в те больницы, где начальство преимущественно мужского пола, тогда как симпатичные парни продают лекарства в отделениях акушерства и гинекологии, а также педиатрии, где, как правило, больше женщин.

В Великобритании все иначе. Я и представить себе не могу, чтобы даже самый ярый фанат стал выписывать антидепрессант только из-за того, что его рекламирует Газза[8] или Винни Джонс[9].

Помимо давления со стороны медпредставителей, врачи сталкиваются и с несговорчивостью пациентов при попытке сменить лекарство. Я по возможности стараюсь переводить своих пациентов, принимающих дорогие препараты, на более дешевые аналоги, которые действуют точно так же. К сожалению, такой подход не пользуется особой популярностью.

Зачастую люди привыкают к определенной упаковке и цвету таблеток, и никакие уговоры не убеждают их в необходимости сменить лекарство.

Так, одна пожилая дама влетела в мой кабинет взбешенная тем, что я заменил ей лекарство.

– Вы сказали, что новый препарат такой же, как и тот, что я принимала раньше!

– Да, это так, миссис Гудзон. То же самое лекарство под другим названием.

– Но я-то знаю, что это неправда: когда я пытаюсь смыть новые таблетки в унитазе, они не всплывают, как это было со старыми.

Медпредставители имеют наглость заявлять, будто они помогают нам повышать квалификацию, рассказывая о результатах новейших научных исследований. Это, безусловно, полная чушь: медпредставители заинтересованы лишь в том, чтобы поскорее загнать свои препараты и получить премию за то, что врачи на их участке стали чаще выписывать рекламируемые лекарства. Они без зазрения совести устраивают однобокие презентации, выставляющие их препараты в выгодном свете, и никогда не упоминают результаты исследований, которые свидетельствовали бы о заурядности этих лекарств[10].

Когда я наконец осознал, что фармацевтические компании предоставляют только необъективную информацию, то перестал принимать их представителей. Те рыскают возле стойки регистратуры, словно гиены в поисках легкой добычи, однако наш администратор непреклонен.

Поскольку у меня нет ни времени, ни желания собственноручно штудировать все медицинские журналы, я полностью доверяюсь местному фармацевту из НСЗ, который держит меня в курсе новинок на рынке лекарственных препаратов. Эта женщина – настоящий кладезь знаний, она всегда следит за последними научными достижениями и работает не за комиссионные с продаж. Как и я, она руководствуется исключительно интересами пациентов, учитывая при этом бюджет НСЗ. Бесплатного сыра не бывает, так что лучше я буду платить за свой обед из собственного кармана.

Мистер Типтон, педофил

Меня попросили навестить пациента, которого я раньше никогда не видел. Мистеру Типтону было за пятьдесят, и он жаловался на сильную диарею. В то время по округе и впрямь гулял кишечный грипп, но обычно пятидесятилетний мужчина способен справиться с поносом, не приглашая врача на дом.

Когда я просматривал его карту, кое-что бросилось мне в глаза. Среди записей о слегка повышенном кровяном давлении и грудном кашле мелькнула фраза «тюремное заключение за растление малолетних». Мистер Типтон был педофилом. Вопиющие подробности его преступлений отсутствовали, но он провел за решеткой шесть лет и лишь недавно вышел на свободу.

Мистер Типтон жил в «Соммерсби Хауз». Сколь бы громко ни звучало это название, на самом деле «Соммерсби Хауз» – настоящая дыра. Семнадцатиэтажный дом, такой же серый и пугающий внутри, как и снаружи. Пока лифт целую вечность поднимался на семнадцатый этаж, я размышлял о том, доносится ли сильный запах застарелой мочи от кого-то из моих попутчиков, или же это все здание им настолько пропитано.

Я испытывал одновременно раздражение и стыд от осознания того, насколько неприятно мне находиться в этом здании. На первых курсах университета я отчетливо ощущал себя человеком с улицы. Если большинство моих сокурсников окончили частные школы, то я ходил в среднюю школу в бедном районе Лондона. Почему же теперь я остро ощущал свою принадлежность к среднему классу? Университет не только привил мне невосприимчивость к смерти и человеческим страданиям, но и превратил меня в настоящего сноба.

Жильцы поглядывали на меня с подозрением: в начищенных до блеска туфлях и в галстуке, подобранном под цвет рубашки, я не вписывался в здешний антураж. Мысленно я сделал пометку положить в машину спортивный костюм и бейсболку, чтобы перед следующим визитом переодеться для конспирации.

Наконец я добрался до квартиры мистера Типтона. Пришлось несколько минут стучать в дверь и кричать в щель для писем, прежде чем он открыл. Он передвигался, опираясь на ходунки, а из одежды на нем была только замызганная серая жилетка. Следуя за ним, я не мог не заметить его обнаженные ягодицы, измазанные засохшими экскрементами. Ничего похожего на его квартиру я в жизни не видел. В ней сотнями валялись пустые банки из-под пива и сигаретные окурки. Пол был коричневым от грязи и липким, и я отчаянно маневрировал по коридору, чтобы ни до чего не дотронуться.