Звёздная болезнь, или Зрелые годы мизантропа. Роман. Том II - Вячеслав Репин

Близоруко щурясь, какая-то крохотная и хрупкая, Мари сорвалась с дивана, скрытого за пальмой в глубине гостиничного вестибюля, когда в шесть часов Петр показался на входе, и бесшумно поплыла ему навстречу, пряча очки в лакированную сумочку.

– Петр! – бросила она, вопросительно скользя по нему робким взглядом.

Взяв ее за плечи, он хотел прильнуть к ее нарумяненным щекам, но Мари отстранилась:

– У меня грипп, заразишься.

– Температура?

– Нет, ерунда… Когда я в Париже, всегда начинаю с гриппа или с аллергии.

– Я попал в пробку, – проговорил он с робкой улыбкой. – Хотел выехать раньше, но не получилось.

– Ты из Версаля?

Он всё же прильнул к ней щекой и, пространно ухмыляясь, махнул рукой. Откуда же еще? Они прошли к пальме, Мари опустилась на диван. Он сел в мягкое кресло с деревянными подлокотниками, взвалил на стол пухлый портфель, заложил ногу на ногу и стал покачивать рыжим английским башмаком.

Разглядывая ее с интересом – ее светлые, пепельного оттенка волосы были аккуратно собраны под серым беретом, и оголенный, чистый затылок придавал профилю что-то трогательное, девичье, – Петр вдруг обратил внимание, что глаза Мари, красноватые от простуды, от природы серые и мягкие, с очень характерным для них сонно-вопросительным выражением какой-то врожденной беспечности, были поразительно похожи на глаза ее дочери. Этого сходства он прежде никогда не замечал.

– Ты стал какой-то не такой, – произнесла Мари.

– Ты тоже…

– В тебе появилось… по-моему, что-то русское.

– Русское? В чем же это выражается? – удивился он.

– Не знаю. В лице что-то есть…

– Нос картошкой?

– Вот именно – нос! Только не картошкой. Но правда, ты на отца стал похож как две капли воды.

На секунду задумавшись, Петр отстранено кивнул и произнес:

– Знаешь, как он выражался по этому поводу? Говорил, что, когда смотрит на себя в зеркало, видит провансальскую дыню. По-моему, был прав.

Справившись с мимолетным смущением, Мари расцвела в прежней, хорошо знакомой улыбке, обнажая ряд мелких, белых зубов. Напоминание о чем-то ушедшем, обоим понятном с полуслова, заставило ее вздохнуть и потупиться.

– Ты всё такой же… Такой же болтун, – сказала она.

– Ну, рассказывай! Что ты здесь делаешь? Надолго? – Сложив руки на коленях, он приготовился слушать.

– Приехала подышать городской гарью. – Мари уставила на него неуверенный взгляд. – Мы ведь там совсем одичали. И вот… Голова разрывается. Чудовищный воздух.

– А что в Тулоне?

– Ты имеешь в виду меня и Арсена?

Петр помедлил и кивнул.

– Луиза понаговорила, я представляю… Но зачем это обсуждать? Петр, сделай одолжение… – Мари хотела сохранить на лице прежнее непринужденное выражение, но в глазах у нее опять появилась нерешительность.

– Хорошо. Чтобы не возвращаться к этому… Арсен нанес мне визит, где-то в первых числах, – сказал он.

– Знаю… То есть знаю, что он в Париж ездил, но… Он не говорил, что вы виделись… У нас был разговор о тебе. Я просила его не донимать тебя. Ты ведь знаешь, чувство меры его иногда подводит…

– Сначала я был удивлен… да, это правда, – выжидающе закивал Петр.

– Это когда Луиза от нас вернулась?.. Я вспылила поначалу. Но теперь… теперь всё остыло. – Мари скользнула по его лицу недоверчивым взглядом. – От развода я отказываться не хочу. Просто не хочется кошмарных историй. У Арсена, конечно, свое на уме. Но куда он денется?.. Уладит дела, и всё – конец. С разделом будет нервотрепка… Но ты в курсе. Он наверное уже поделился… всё как попало было оформлено с самого начала. Но кто мог подумать?.. Ну и вот… Я уже обратилась кое к кому. Нашла адвоката, ты не беспокойся об этом. Ты здесь ни к чему.

– Ну предположим… А что потом? – помолчав, спросил Петр.

– Потом?.. Что может быть потом? Ведь это не просто: пожили и разъехались. Тут другое… Петр, я не знаю, всё ли тебе объяснила Луиза? Про Арсена?

– Что он за мальчиками приударяет?

– Тем лучше. Тогда ты не можешь не понимать, что жить с человеком, который… – Мари осеклась, видимо не ожидая, что разговор получится сразу откровенным. – Ведь не всё так просто. Столько всего накопилось… Ты, наверное, не понимаешь, как всё сложно и запутано…

– Всего никто не сможет понять.

– Бессмысленно искать правых и виноватых. Я тоже могла бы покаяться… – Сказав это, Мари помолчала. – Мне сорок исполнилось. И с того дня как я это поняла… Когда я поняла, что способна взять себя в руки, всё встало на свои места. Я начала дышать. Как все нормальные люди! Оказывается, можно жить по-другому. Можно чем-то заниматься… Ну, хотя бы можно стремиться к этому. Мне вдруг стало казаться, что всё еще возможно! Как я жила все эти годы? Во что я превратилась?.. Ну разве ты не видишь?

– Наивно думать, что для того, чтобы заниматься чем-то новым, нужно разнести в пух и прах то, что есть.

– Ты считаешь, что лучше терпеть этот обман?.. Но это так унизительно!

– Обманывать себя не обязательно, – ответил Петр. – Можно найти середину… и ничего не ломать, не усугублять.

– Это ты про себя говоришь. Но дело даже не в середине. Арсен ведь… Петр! – Мари осеклась и с каким-то новым упрямством смотрела ему в глаза. – Ведь это всё смешно. Ну согласись?

– Кому смешно? Тебе? Или кому-то там?.. Если кому-то, то какое нам дело? Черт с ним!

– Я не то хотела сказать… Это перечеркивает для меня годы жизни. Встань на мое место. Ну что мы заладили?.. Хватит на эту тему… Ты лучше о себе расскажи, – встрепенулась Мари. – Что в Гарне-то нового? Я слышала, и в кабинете у вас перемен полно?

– Всё по-старому.

– Говорят, разрослись. Это правда?

– Кабинет, ты имеешь в виду?.. Да, правда.

– Луиза столько рассказывала мне про твою новую работу. – Морща лоб в точности как дочь, Мари с веселой грустью закивала. – Ну о том, что ты стал помогать… Я была удивлена и очень… очень тронута. Но это не то слово.

– Больше разговоров.

– Слышала, что у тебя сейчас даже кто-то живет. Бывший военный?

– Что ты, какой военный! – отмахнулся Петр. – Легионер бывший… Я взял его садовником, а он мне всё перечинил. Золотые руки… Это началось осенью. Если честно, я просто увлекся. На какое-то время. Но иногда бывает стыдно. Стыдно отмывать грехи ценой чужих несчастий. Ведь всё равно ничего не изменишь.

В глазах Мари появился едва уловимый блеск. Она явно не хотела поверить в то, что подобные поступки можно совершать лишь для того, чтобы искупить собственные согрешения.

– Куда бы ты хотела пойти? – спросил Петр. – Можно поехать к Бастилии. Да и тут, неподалеку, я знаю одно место – рыба, устрицы… При простуде хорошо что-то легкое, но калорийное. А может, просто ко мне поедем? Не хочешь? Мой военный, как ты говоришь, обожает визиты… И на редкость хорошо готовит. Мари, ты могла бы, если серьезно, остановиться у меня на эти дни. Мы бы тебя подлечили как следует. У тебя будет спальня наверху. А мой легионер… Его даже не видно.

– Нет, что ты! Мне здесь очень хорошо. А потом, я так давно не жила в гостинице. Такое чувство, что попала на край света… Может быть, нам просто пройтись? Я почти не была на улице за весь день. И погода удивительная – ветер, тепло… Хотя эти улицы тебе наверное опостылели?

Быстро что-то обдумав, Петр одобрил идею прогулки и даже вдруг чем-то воодушевился…

На улицах было еще светло, но город уже погружался в вечернюю серость. Было тепло и вдруг ветрено. Сильные порывы ветра рвали над витринами маркизы. Грохот крыш угрожающе перекатывался над головой. Из-за непривычного для зимы потепления, которое установилось с начала недели, на закате небо приобрело опять необычный, темно-серый оттенок с синим подсветом. Облака, изъеденные оранжевыми пятнами, стали похожи на рваную апельсиновую кожуру. А город, черневший под ними, прорисовывался каждым своим штрихом и казался покрытым слоем свежего, еще не высохшего лака…

За Пантеоном на улицах было людно. Праздная людская толпа, вроде бы типичная для конца недели, переполняла узкие тротуары, и для того, чтобы разминуться с идущими навстречу, приходилось выходить на проезжую часть, выискивая просветы между плотно запаркованными машинами. Прогулка становилась утомительной. Оказываясь впереди, Мари не переставала оглядываться на Петра, словно боялась потерять его из виду.

Они вышли к Сене. Набережные оказались перекрытыми. Уровень воды поднялся до красной черты, и часть береговых аллей была частично затоплена.

Мари указала на группу людей, спускавшихся куда-то вниз по улице. Они прошли в ту сторону и обнаружили, что дальше, возле причалов с баржами, набережные всё же оставались открытыми. Спустившись к самой воде, они вдруг были поражены видом Сены. Стальная гладь воды, изрытая волнами, сплетавшимися в многочисленные косы, с устрашающей быстротой перемещалась влево по течению и лишь каким-то чудом не переливалась через каменные края.