Ромашковый лес - Евгения Агафонова

Однажды в норку к Лису провалился бобер. Он нес толстое, тяжелое бревно, чтобы построить себе плотину, и так получилось, что он, отяжеленный таким грузом, прошелся прямо над норкой Лиса со слабыми потолками. Лис рассердился и прогнал Бобра прочь, ведь тот оставил его жить под открытым небом. А ночь, как назло, была очень холодной. Лис скомкался в бублик, пытаясь согреться о собственную шкурку, как вдруг заметил, что тот самый бобер, которого он сегодня прогнал, в самый мороз, чинит ему крышу. Более того, он делает ее прочной и заметной, что даже медведь обойдет ее стороной, а если и не обойдет, то никуда не провалится. Лису стало стыдно, что он прогнал грызуна, который так здорово укрепил его норку, и пригласил замерзшего Бобра к себе в дом.

Он молча открыл дверь, завел строителя, дал ему полотенце и сел рядом. А Бобер начал разговор. Он спросил Лиса, почему никогда не встречал его в лесу, на что Лис сказал, что любит выходить, когда среди деревьев еще никто не бродит. А на вопрос «почему?» Лис ответил, что он очень хочет иметь друга, но боится с кем-нибудь подружиться. Этот ответ очень удивил Бобра и он понял, что Лис не боится дружить, он боится потерять, боится расставаться, и объяснил Лису, что нет ничего прекраснее, чем ощущать радость встреч и нет ничего горше, чем переживать разлуку, но лучше чувствовать боль расставания, чем быть глухим сердцем. Лучше, расставаясь, ждать новой встречи. Бобер объяснил Лису простые и очень незамысловатые истины и Лис решил, что больше никогда не будет бояться разлук. Но уже сейчас он так привык к Бобру, что придумывал всякие предлоги, чтобы тот остался. А Бобер улыбнулся, оголив свои подточенные зубки, и сказал: «Отпусти, на твоем пути будет еще много встреч, ты только не бойся отпускать. Чем больше боли ты испытаешь расставаясь, тем большей радостью восполнишься, встретившись вновь». И он ушел, оставив за собой открытую дверь…

Прошло всего несколько месяцев, а о Лисе узнал весь лес, ведь теперь он не боялся расставаться. Если бы тогда, он не простился с бобром, то не встретил бы своего помощника в охоте – волка, не разлучился бы с волком, не встретил бы белку, с которой можно поговорить обо всем, не попрощался бы с белкой, вновь не встретил бы бобра. Теперь за день он стал совершать не только те действия, к которым привык за многие годы, сейчас у него начался совершенно другой круговорот жизни: круговорот из трогательных расставаний и долгожданных встреч!

Маме посвящается

Немного наивная и просветленная весенним солнцем и летним настроением история

– Как я люблю это по-особенному яркое солнышко, эту необыкновенно изумрудную траву, этот неповторимый нежный ветерок! – говорил с маленьким воробышком желтенький, пушистый одуванчик, только что проснувшийся от зимней спячки.

– А маму ты любишь? – спросил птенчик.

– Конечно, люблю! Она у меня такая…такая…

– Какая такая?

–Такая…не знаю…я никогда ее не видел, – смутившись, ответил одуванчик, – может быть, у меня нет мамы?

– Чррик, рассмешил! Как это нет мамы? Как же ты тогда на свет-то появился? – причирикивая прощебетал воробей.

– Не знаю,…может просто я был еще совсем пушинкой, когда мне пришлось улететь от нее. Она наверное очень красивая…Как солнце!…да, как это солнышко! Воробышек, а где моя мама?

– Чрр, вот чудак! А я почем знаю? Я же птица, а ты растение. Не знаю я твою маму. Зато я точно уверен в одном: ты должен ее увидеть.

– Но как? Я ведь ее даже не знаю.

– И у цветов есть сердце, просто дай ему согреться, – ответил птенец и, взмахнув крыльями, прорвался за грань горизонта.

Прошло почти две недели, а одуванчик все не переставал думать о маме. Ведь как же так, его голова начала покрываться белыми пушинками, а он так ее и не увидел. А время шло, и с каждым днем одуванчик все больше покрывался сединой. Он бы совсем потерял надежду, если бы не…

Когда его волосы стали настолько слабы, что готовы были сами оторваться от головы, легкий ветерок сдул их своим вздохом, не оставив одуванчику ни одного. Но тут к цветочку прилетела «волосинка», похожая на те, что были у него, и все же не такая. В этот момент какой-то жар пробежал по всему стеблю одуванчика и остался «горячей пулей» пылать около левого листочка.

– Здравствуй, братик, – неожиданно начала разговор пушинка. Одуванчик недоумевал:

– Братик? Я? Ты меня знаешь?»

– Теперь – конечно, мама много о тебе рассказывала. Из миллиона своих детишек, тебя она запомнила лучше всех.

– Меня? Надо же. А какая она, моя мама?

– Она, как вот это солнышко, – не задумываясь, ответила малышка.

– Как солнышко, – повторил одуванчик и взглянул на «золотое колесо», приколотое к небу. В это время он почувствовал, будто бы «горячая пуля» разрастается и уже хочет вырваться из стебля. «И у цветов есть сердце, просто дай ему согреться» – вспомнил цветок слова воробышка.

– Мама, – прошептал одуванчик, подняв голову к небесному фонарику, – так вот ты какая, мама.

С тех пор прошло немало времени, но одуванчик никогда не забывал своей мамы. Он каждый день, просыпаясь, улыбался миру, а после подолгу сидел, всматриваясь в солнце. В эти мгновения нечто похожее на сердце стучало в нем, ведь теперь он знал какая у него мама – самая лучшая!

Та самая

Был жаркий летний день, а может быть и зимний, ведь в Африке сложно, я бы даже сказала, практически невозможно определить время года. Африка – удивительная страна, где каждый день согрет острым жгучим солнцем и туманным, от кипятка земли, воздухом. Один из таких дней принес в мир еще двух новых жителей – зебрят, которые только что попали в это измерение.

Первый зебренок был самым обычным: белый в черную полоску с лошадиной мордой и короткими ослиными ушами. Что касается второго малыша, то никто не помнит, как он оказался в стаде и кто его мама, потому что он был совсем не похож на своего новорожденного друга и всех остальных зебр. Если можно было бы сделать вид, что у него белая шерсть, пусть даже с каким-то желтоватым оттенком, то его кругловатые коричневые «заплатки» на теле никак нельзя было назвать полосками. Нос его был как птичий клюв, и вообще мордой он походил на утку. Его лопоухие ушки висели параллельно земле и лишь слегка приподнимались, когда малыш на что-то отвлекался. Еще от зебр его отличали уже начинающие пробиваться сквозь шкурку на голове рожки, пока походившие на два упавших горба верблюда. Но больше всего всех представителей полосатого семейства удивило то, что у новорожденного была тоненькая и