Расставание в голубом - Джон Макдональд

– И с тех пор вы его не видели?

– Не видел и ничего о нем не слышал. Но думаю, он остался доволен покупкой.

– А сколько ему лет?

Джо Честно сдвинул брови:

– Трудно сказать. На вид лет тридцать восемь. В прекрасной форме, быстрый и ловкий. Когда чалились, спрыгнул с борта и, пока я привязывал носовой канат, успел принайтовить и бортовой и кормовой. Чуть ли не бантиками их украсил.

Я заплатил за третью порцию для Джо и оставил его допивать в компании приятелей.

Джуниор Аллен понемногу обретал живые черты. И черты эти становились все более грозными. Он покинул Кэндл-Ки в конце февраля, сорвав там солидный куш. Перебрался в Нью-Йорк и обратил свою добычу в деньги – целиком или частично. Несколько недель спустя вернулся в Майами, купил этот катер и прибыл в Кэндл-Ки к миссис Аткинсон. Но для такого визита нужно быть очень уверенным в себе или очень безрассудным. Ни в каком другом случае человек с судимостью за плечами не стал бы сорить деньгами, особенно там, где разъяренная женщина вполне могла бы сдать его полиции.

Но сделка с катером была очень удачной. Прежде всего, у него теперь есть жилье. Бумаги в порядке, а купленное по всем правилам судно способно пройти осмотр береговой охраны. Теперь ему вряд ли станут задавать лишние вопросы: людей, владеющих посудиной длиннее десяти метров, редко в чем-нибудь подозревают. Я по собственному опыту знал, что судно вроде «Дутого флэша» – самое подходящее место для всякого рода бунтарей. Превратности жизни обходят тебя стороной, все к тебе снисходительны, и с первым же приливом можно смыться.

Но была одна закавыка, о которой Джунион Аллен, возможно, не знал. Парни из налоговой инспекции живо интересуются всяким регистрируемым судном длиной свыше шести метров. Они не любят выпускать людей с такими доходами из поля зрения. Так что эта сделка вполне могла заинтересовать какого-нибудь маленького въедливого чиновника где-нибудь в Джэксонвилле и возбудить в нем настойчивое желание переговорить с Аброзом А. Алленом, покупателем. Но сначала ему придется упомянутого покупателя найти. Любопытно, смогу ли я сделать это раньше?

Я посетил отель «Прибрежный». Он больше походил на континентальный – небольшой, тихий и полный неброской роскоши. Уютный холл напоминал гостиную частного дома. Бледный портье выслушал мой вопрос, растворился в полумраке и долго отсутствовал. Вернувшись, сообщил, что А. А. Аллен в марте останавливался у них на пять дней и уехал, не оставив нового адреса. При регистрации в качестве адреса указал Кэндл-Ки, до востребования.

Он занимал 301-й, один из самых скромных здешних номеров. Мы с портье улыбнулись друг другу. Он с трудом сдержал зевок, прикрыв рот холеной рукой, а я вышел из тенистой прохлады в душное шумное пекло майамского дня.

Теперь следовало обдумать план действий. Мне не хотелось слишком быстро приближаться к Джуниору Аллену. Когда выслеживаешь дичь, неплохо знать, чем она питается, куда ходит на водопой, и где отлеживается, и не имеет ли каких-либо дурных привычек, вроде склонности запутывать следы и кидаться на преследователя. Я не знал еще всех вопросов, которые придется задать, но уже знал, у кого искать ответы. Кэтти, ее сестра, миссис Аткинсон и, возможно, еще кое-кто в Канзасе. А еще неплохо было бы найти кого-нибудь, кто служил с сержантом Дэвидом Бэрри на той давней войне. Этот сержант явно получил неплохую контрибуцию.

Время приближалось к пяти. Я все думал о вопросах, которые задам Кэтти, и брел обратно к своей барже. «Мисс Агнесс» оставил рядом с домом – на случай, если самому придется съездить к Кэтти.

Я разделся до плавок и целый час приводил в порядок «Дутый флэш»: извлек подгнившую секцию в левой части верхней палубы и заменил ее на новую, изготовленную по моему заказу. Солнце слепило глаза, и пот лил с меня градом. Еще одна секция – и с этой частью чертовой посудины будет покончено, а потом я поменял все покрытие на виниловое, удачно имитирующее тиковое дерево. Может, через годы напряженного труда мне наконец удастся довести «Дутый флэш» до кондиции, и для поддержания порядка будет достаточно нормальных сорока часов в неделю.

Я выиграл этот катер в стад-покер в Палм-Бич, после тридцати часов непрерывного напряжения. К концу четырнадцатого часа я располагал только тем, что уже лежало на столе, – около полутора тысяч. В этой игре я оставался с двумя двойками, двойкой червей сверху и двойкой пик снизу. Один уже бросил карты, и нас за столом стало трое. Они знали, как я обычно играю, и понимали, что у меня должна быть либо пара, либо туз и король в запасе. Я глядел на «две восьмерки», а другой игрок как раз получил парную карту, четверку. «Восьмерки» вычислили его четверки, я оказался между ними и сделал максимальную ставку в шесть сотен. «Две восьмерки» думал слишком долго. Он решил, что я еще не прикупаю, потому что это слишком рискованно при моих финансах, – решил, что я изображаю, будто уже что-то Стад-покер – вариант игры в покер, в которой часть карт открывают. Поэтому Макги называет своих противников «пара восьмерок» и «пара четверок» прикупил на мелочи, а сам придерживаю либо туза, либо короля червей. К счастью, ни одна из этих карт еще не выходила.

Он бросил карты. «Пара четверок» реально был вторым. Он пришел к тем же выводам. Я взял деньги, стасовал мои выигрышные карты и кинул их банкомету, но одна из них как-то выскользнула из моих пальцев и открылась. Черная двойка. И я знал: они запомнили этот дутый флэш и дальше уже играли все, что бы я ни заказывал. Да, они играли более двенадцати часов, и было подряд очень-очень много удачных партий и куча старых добрых денег на столе. В последние часы я поставил десять тысяч против этого плавучего дома, а когда проиграл – поставил еще десять, отыграл свои и потом поставил еще раз – и суденышко стало моим. Он захотел еще игру, опять по десять, и собирался поставить свою бразильскую любовницу, но друзья оттащили его прочь, на чем игра и закончилась. Я назвал корабль в честь той достопамятной игры «Дутый флэш» и продал старину «Крадущегося», на котором жил, пока был в стесненных обстоятельствах.

Покончив с физической работой, я побаловал себя теплой ванной и охлажденной бутылкой «Дос-экьюча», черного мексиканского пива, качество которого выше всяких похвал. Потом вытерся и надел костюм, подходящий для летней ночной жизни. С наступлением сумерек послышалось ауканье, показалась Молли Би с высоким бокалом в руке, обожженная солнцем до розовых пятен и по-детски, непосредственно болтавшая с темной гладкокожей хохотушкой, которой она собиралась показать мое восхитительное суденышко. Хохотушку звали Конни, и она была такой же штучкой, созданной для возни и игр, как и ее подружка. Конни все время выкидывала разные коленца, взглядами и недомолвками давала понять, что уже обсудила меня с Молли Би, полностью ее одобрила. Потом, поглядев на меня, вдруг прямо-таки обмерла и приготовилась уединиться со мной, сплавив Молли Би обратно к Тигру. Но по окончании обзорной экскурсии я отослал их обеих, запер лавочку и отправился в центр города, где в одном кафе подают туристские праздничные отбивные за будничную цену, приемлемую для аборигенов. Насытившись, зашагал к набережной, в «Багама рум», где вас приветствует Джой Моррис: «Мы начинаем наше большое летнее представление, в котором участвуют певица Шейла Моррейн и Чуки Мак-Колл со своими „Танцующими островитянками“! По понедельникам закрыто».

Джой Моррис был безвкусным постановщиком унылых пошлостей и непристойных поз. Оркестр – сборный, очень громкий и очень усталый. Шейла Моррейн обладала настоящим милым скромным голоском, деревенскими ухватками и мимикой, а также поразительной фигурой (42 – 25 – 38), задрапированной в ткань, напоминающую мокрую паутину. Но Чуки и ее шестеро-в-одной-упряжке были хороши. Она распоряжалась всем: костюмами, светом, хореографией, реквизитом, тщательно отбирала девушек и безжалостно гоняла их на репетициях. За ночь было три выхода, и именно на танцовщицах и держалось все заведение. Адам Тиболт, владелец-управляющий, хорошо знал это.

Первое отделение продолжалось часа два с четвертью, и по крайней мере семьдесят человек пришли посмотреть восьмичасовое шоу. Я нашел свободный табурет в самом конце гудящей как улей стойки бара, постарался не замечать Морриса и Моррейн и сосредоточил все свое внимание на «Танцующих островитянках». Гардероб всех семерых можно было уместить в одном котелке. В потоках голубого света я хорошо видел Кэтти Керр, танцующую в унисон с остальными. Улыбка, застывшая на ее лице, была немного искусственной, стройное мускулистое тело двигалось легко, быстро и без видимых усилий. Ни одной складочки на теле, как у всякого хорошего танцора. Некогда их отращивать, нечего с ними возиться. Только влажный блеск упругой золотой плоти выдает скрытое напряжение. Усталый оркестр, как всегда, старался для Чук изо всех сил, особенно в той части представления, которая остроумно пародировала все подобные шоу на побережье.