Место на земле - Мухаммед Теймур

Повернувшись в сторону учителя, директор увидел побледневшее лицо шейха Бараката, который тщетно пытался скрыть охватившее его волнение. Потом мы услыхали голос директора:

— Хватит! Кол! Получишь только хлеб, Занкалуни!

Через несколько дней к нам пришел уже другой учитель «закона божьего».

А Занкалуни занял свое прежнее место в углу столовой, вынужденный довольствоваться одним только хлебом и теми финиками и орехами, которыми делились с ним его одноклассники. Причину этого поворота в своей судьбе он даже не пытался понять.

Трамвай № 2

Перевод В. Борисова

Был восьмой час вечера, когда трамвай № 2 отошел от остановки. В вагон вошла девушка. Она выбрала место в углу и принялась жевать серу, разглядывая немногочисленных пассажиров. На ее худом лице, бледность которого не мог скрыть слой дешевых румян, не было покрывала.

Заметив девушку, кондуктор нахмурился и подошел к ней:

— Билет…

Девушка не обратила внимания на кондуктора. Она то расправляла, то вновь собирала складки своей выцветшей мулайи[10], из-под которой был виден край ветхого синего платья, украшенного полинявшими узорами.

В грубом голосе кондуктора послышались высокие, злые нотки:

— Билет!.. Билет!..

Он стоял перед девушкой, бросая на нее презрительные взгляды. А она улыбнулась ему заискивающей улыбкой и сказала:

— Клянусь пророком, я схожу на второй остановке.

— Сходишь? На второй остановке? Каждый день так. Клянусь аллахом, если ты не сойдешь сейчас же, я выброшу тебя из вагона…

— Твое право… Подожди немного, у меня сейчас нет мелочи.

— Одним словом, или заплати, или сходи…

Глаза девушки быстро обежали пассажиров и остановились на юноше, сидевшем напротив с учебниками в руках. Он был одет дешево, но прилично.

Она склонилась к нему и, не переставая жевать, попросила:

— Эфенди! Вы не дадите мне шесть милимов?[11]

Кондуктор заворчал:

— Какая наглость! Оставь пассажира в покое…

Не обернувшись, она ответила:

— Какое тебе дело? Эфенди рад одолжить мне на билет…

Юноша улыбнулся, чуть сдвинул феску на лоб, достал шесть милимов и купил билет. Разгневанный кондуктор отошел. Лицо девушки озарилось победной улыбкой, она положила руки на подлокотники сиденья и сказала:

— Сумасшедший!.. Клянусь пророком, он просто сумасшедший!..

Прошло несколько дней. Трамвай № 2 подходил к крепости. В седьмом часу вечера он пересек большой мост аз-Замалика и углубился в квартал Булак. Лавки и кафе, тянувшиеся по обеим сторонам улицы, как бы приветствовали трамвай разноцветными огнями витрин.

Едва вагон подошел к остановке Абу аль-Аля, кондуктор выскочил из него и скрылся в толпе. Вскоре он вернулся с двумя пирогами, от которых еще поднимался пар. Пироги были начинены рисом и кусочками мяса. Один пирог он дал водителю, а другой оставил себе.

Трамвай медленно продолжал свой путь. Водитель и кондуктор занялись пирогами и не обращали внимания на входящих и выходящих пассажиров. Только время от времени слышался резкий звук рожка да шум трамвая, который то останавливался, то снова бежал по рельсам.

Кондуктор съел уже полпирога, когда им овладело беспокойство: вдруг контролер застанет его за этим занятием, а он еще не проверил билеты. Он покинул свое место и обошел первый[12] класс, продолжая жевать пирог. При этом он раздавал билеты, получал деньги, трубил в рожок и резким голосом выкрикивал названия остановок. А запах горячего пирога с мясом и рисом опережал его и раздражал обоняние пассажиров.

Кондуктор вошел во второй класс и сразу увидел выцветшую мулайю и синее платье с блеклыми узорами… Он улыбнулся, но эта улыбка скорее была похожа на волчий оскал. Девушка приняла это как должное и, по обыкновению, не обратила на него внимания. Ноздри ее вздрогнули, она с жадностью вдыхала запах горячего пирога.

Кондуктор, не успев прожевать кусок, хрипло выдавил:

— Билеты!..

Трамвай только что остановился на аль-Исаф. В вагон вошел феллах[13] с мешком и направился в первый класс. Кондуктор бросил на него презрительный взгляд и закричал:

— Эй, господин, сюда!.. Вам во второй класс.

Затем он подошел к девушке и сказал ей решительным тоном:

— Прошу! Сойди!..

А ее глаза по-прежнему были прикованы к пирогу, вернее сказать — к тому, что от него осталось… Она думала, как вкусна начинка и какое наслаждение испытывает этот человек, спокойно откусывая кусок пирога и не торопясь проглатывая его…

Голос кондуктора пробудил ее от грез:

— Ты что, не слышишь?.. Прошу! Сойди!..

В это время девушка посмотрела на феллаха с мешком. Он сел напротив нее, вынул из кармана тряпку, развязал ее и склонился, пересчитывая монеты. Девушка поклонилась феллаху и сказала:

— Во имя пророка, господин омда[14], который час?

Кондуктор грубо схватил девушку за худенькое плечо и закричал:

— Оставь пассажиров в покое, не будь бессовестной!

Феллах приподнял голову от тряпки и удивленно спросил:

— Что такое?

Девушка повторила:

— Во имя пророка, господин омда, который час?

Феллах подозрительно взглянул на нее и сказал, завязывая свой платок длинным шнурком:

— Я не омда, и у меня нет часов…

Кондуктор потащил девушку к двери, говоря при этом:

— Клянусь аллахом, если ты не сойдешь на следующей остановке, я вышвырну тебя из вагона!

А девушка повисла на поручнях вагона и, улыбаясь кондуктору, старалась разжалобить его:

— Клянусь, я заплачу…

Трамвай пошел тише, приближаясь к станции пригородных поездов. Но кондуктор не стал ждать, когда вагон остановится, толкнул девушку, и она с криком упала на мостовую.

Вокруг нее собрались любопытные, поднялся шум… Толпа все росла. Чей-то голос успокаивающе произнес:

— Цела она… Цела.

Через мгновение девушка поднялась. Она опиралась на руку мужчины. Один из бродячих торговцев крикнул в лицо кондуктору:

— Тебе не стыдно показывать свою силу на девочке?

А другой, обращаясь к ней, сказал:

— Ты должна пожаловаться полицейскому…

Мимо толпы прошла женщина. Важной поступью она направилась к трамваю. Увидев девушку, женщина злорадно прошипела: «Так тебе и надо!» — и поднялась в вагон.

А девушка стояла, отряхивая пыль со своей мулайи. В движениях ее чувствовалась крайняя усталость, и если бы не мужчина, поддерживавший ее, она упала бы снова. Этот человек с участием спросил ее:

— Что с тобой?

— Я сегодня ничего не ела…

Трамвай отошел. Кондуктор стоял на своем месте. Он смотрел на все происходившее, прислушивался к тому, что говорилось, но сам не проронил ни слова, механически откусывая кусок за куском от своего пирога… Услышав, что девушка целый день ничего не ела, он посмотрел на остатки пирога и перестал жевать.

Закончив работу, кондуктор направился по улице Мухаммеда Али, затем свернул в переулок аль-Манасара и вошел в кафе, где постоянно проводил свободное время. Он сел за столик и потребовал кофе и кальян.

Прихлебывая кофе, он медленно затягивался дымом и напряженно думал. В самом деле, почему он без всякой нужды был жесток с этой девушкой?.. Не сделал ли он ей больно? Не ушиблась ли она? Почему она не пожаловалась полиции?

Образ девушки встал перед ним. Она смотрела на него, наивно и умоляюще говорила: «Клянусь, я заплачу…» И на его губах промелькнула слабая улыбка. Он стал вспоминать встречи с ней: вот она расправляет и снова собирает складки мулайи, вот ее синее платье с поблекшими узорами, ее стройная, молодая фигура и глаза, словно подведенные сурьмой…

Неожиданно кто-то тряхнул его за плечо. Он обернулся и увидел своего знакомого, Фургуля. Фургуль выбрал себе место неподалеку и сидел важничая, как обычно.

Он спросил:

— Может быть, ты расскажешь, что с тобой сегодня приключилось?

— А что со мной приключилось?

— Говорят, что ты поссорился с какой-то наглой девчонкой?

— Э, пустое дело!

— Я слышал, ее подобрала карета «скорой помощи».

Кондуктор сжал руку Фургуля и спросил:

— В самом деле? Ее подобрала «скорая помощь»? Не говори так, Фургуль!

— Девица получила по заслугам… Это факт. Ты ее здорово проучил.

При этом Фургуль нагло рассмеялся.

В это время в кафе вошли приятели Фургуля и Ханафи — так звали кондуктора — и потребовали домино.

Пирушка Ханафи с приятелями в кафе закончилась около полуночи. Ханафи побрел в свое жилище, с трудом волоча уставшие ноги. Он шел и что-то сердито бормотал себе под нос. Ему не везло в домино, но, стараясь отыграться, он не уходил, и проигрыш его удвоился.