Место на земле - Мухаммед Теймур
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ребята шли не торопясь, но, выйдя из переулка на широкую улицу, пустились наперегонки. И тут один из них упал. Товарищи подбежали к нему и помогли подняться. Они смеялись и шутили, как маленькие беззаботные птички. Мальчик, который упал, был сначала мрачным, он чуть не расплакался. Но вот он вспомнил, что сегодня праздник, что нужно не плакать, а радоваться. И он уже забыл, что падал, он скрыл свою боль и побежал вслед за другими… А сирота? Его боль не забывается. Слишком глубоко проникла она в его тело, на котором страдания уже оставили свой неизгладимый след.
А ребята снова в переулке. Смеясь и напевая песенки, они подходят к высокому дереву. И тут один из них говорит:
— Зачем мы пришли сюда? Ведь по большой улице ходят торговцы. Давайте вернемся!
И снова они бросились наперегонки, оглашая воздух криком.
* * *А по широкой улице в это время проезжала повозка, которой правил парень с квадратной фигурой и четырехугольной головой. Он погонял жеребца, напевая красивую городскую песенку. Подъехав к слуге паши, он звонким голосом сказал ему: «Салам». Слуга сквозь зубы ответил на приветствие и при этом покачал головой, как бы сожалея, что так пали нравы простонародья.
Ребята возвращались в свой переулок, и у каждого в руке был свисток, купленный у разносчика на улице. Они свистели и напевали. Эта музыка, клянусь жизнью, вселяла радость в сердца. Она была нестройной, но зато веселой. Она влила в душу сироты смелость. Он подошел к товарищам. Они плясали, и он плясал вместе с ними. Да он и не мог не плясать!
Старший из ребят, по имени Сана, посмотрел на него и сказал так, чтоб все слышали:
— Где твоя новая одежда, Али?
Али не ответил, а ребята засмеялись.
Тогда другой спросил:
— Друг, а где твой свисток?
А третий добавил:
— Хватит плясать, давайте-ка засвистим все вместе. Пусть тот пляшет, у кого нет свистка.
Сирота не перестал плясать. Ему так не хотелось уходить от их игр, что он сделал вид, будто не слышит обращенных к нему вопросов.
В это время в переулке показался маленький человечек с длинной бородой. Выступая медленно и важно, левой рукой он поглаживал бороду, а в правой у него были четки. Ребята бросились ему навстречу. Поднялся и слуга. Он приблизился к старику и поцеловал ему руку. Все остальные целовали полы его джуббы[3].
Старик возглавлял секту «Накшабандия»[4], члены которой были обязаны через каждые десять минут произносить слово «джаляля»[5]. Первый шейх этой секты умер пятьсот лет тому назад, после того как благочестие вывело это слово на его груди. С тех пор секту стали называть «Накшабандия».
Потом появился продавец сладостей. Ребята бросились к нему, побежал с ними и сирота. Он стал позади ребят, и один из них протянул ему кусок халвы:
— Возьми.
Но Али отрицательно покачал головой. Гордость сироты рассердила парня, и он бросил халву на землю. Али подобрал халву и отдал голодной собаке, которая от радости завиляла хвостом. Сирота отошел в сторону, и по лицу мальчика было видно, как страдает его оскорбленная гордость, каким одиноким он чувствует себя среди товарищей. А парень, который дал ему кусок халвы? Он шел злой, пожимая плечами. Гримаса презрения и высокомерия искривила его лицо.
Вдруг дети увидели, что навстречу им идет Мехмуд, по прозвищу аль-Футувва[6]. Они дружно закричали: «Мехмуд-лев! Мехмуд-лев!», и захлопали в ладоши. Мехмуд, а он был главарем всех ребят в переулке, шел кичливой походкой, улыбался и при этом размахивал палкой с таким видом, будто то была не палка, а боевой меч. Мехмуд — действительно сильный и крупный парень. Он никогда не пропускает случая подраться и пустить в ход свои кулаки. И победа чаще всего бывает на его стороне. Под кличкой «Мехмуд-лев» он известен во всех соседних переулках.
Слуга-привратник встретил его недовольным и пренебрежительным взглядом, но в ответ Мехмуд так захохотал, что привлек внимание прохожих. Слуге ничего не оставалось, как только презрительно плюнуть.
А один из мальчишек закричал:
— Бороться! Бороться! Лучшего не придумаешь! Победителю в награду за храбрость и силу — свисток побежденного!
А другой добавил:
— И пусть Мехмуд-лев будет судьей.
Мехмуд ответил:
— Несомненно.
— А ведь у сироты нет свистка, — заметил один из ребят.
Тогда парень, который бросил Али кусок халвы, крикнул:
— Я буду бороться с ним! Если он победит, я дам ему свой свисток; а если я выйду победителем, то дам ему пощечину. При всех!
Ребятам понравилось это предложение, они захлопали в ладоши, а сирота нахмурился и засучил рукава. Если б вы видели, как сплелись их тела, если б вы видели выражение их лиц, вы бы сразу определили, кто борется за свисток, а кто защищает свою честь. Между свистком и честью разница немалая. Али победил своего товарища, он крепко ухватил его за рубашку и бросил на землю. Ребята разняли их. Али встал с высоко поднятой головой.
— Где свисток? — спросил он.
— Отдай ему свисток, — сказал Мехмуд-лев побежденному и, повернувшись, пошел навстречу своему приятелю.
Побежденный после некоторого колебания все же вынул свисток из кармана и протянул его своему врагу.
Али взял свисток и приложил к губам. В этот момент он похож был на жаждущего, подносящего ко рту стакан ледяной водой. Сейчас он, казалось, владел всем миром!
А ребята, окружившие его, презрительно смеялись. Да и как им не презирать его: ведь он дул в свисток, купленный на чужие деньги! Али швырнул свисток им под ноги и медленно побрел прочь. Ребята захлопали в ладоши.
Али ушел подальше от ребят, и они не стали его преследовать — ведь на улице столько разносчиков, а у них много вкусных вещей… Медленно брел сирота по переулку, пока не подошел к высокому дереву. Здесь он постоял немного, раздумывая, потом сел в тени, прислонившись к стволу. Он закрыл лицо руками, заплакал и, всхлипывая, прошептал: «Мама, мама… папа…»
А ребята на большой улице пели веселые песни…
* * *Мальчика вывела из забытья собака, которой он отдал кусок халвы. Она сидела у головы Али и сухим языком слизывала слезы с его щеки.
Молоко в кофе и молоко в пыли
Перевод Э. Климовой
Сегодня утром, когда я встал с постели и оделся, служанка принесла мне завтрак, чтобы я поел перед уходом из дому. Я бросил взгляд на завтрак; он состоял из разнообразных блюд: здесь были и сыр, и маслины, и яйца, и молоко, и кофе. Мне захотелось есть; я взял сыра, маслин, съел яйцо и почувствовал, что уже сыт. Взглянув на молоко и кофе, я подумал: «Каждое утро я пью кофе с молоком, но сегодня я уже так сыт, что мой желудок не в состоянии принять даже капли молока!»
Я поднялся, накинул пальто и вдруг увидел свою собаку, которая смотрела на меня и виляла хвостом. Тогда я вылил молоко в ее миску.
Я доехал на поезде до Александрии, уладил там кое-какие дела, потом вернулся на вокзал. Здесь мне пришлось задержаться в ожидании обратного поезда. Вдруг я увидел мужчину лет пятидесяти, а за ним шел мальчик, очевидно его сын, с глиняным горшком в руках. Они хотели вскочить в поезд, который уже тронулся и отходил со станции. И тут мальчик упал, а на него упал отец, но, к счастью, никакой беды с ними не случилось. Однако горшок разбился, и его содержимое вылилось на землю. Это было ослепительно белое молоко. Мужчина посмотрел на разлитое молоко с таким сожалением, что, казалось, слезы вот-вот брызнут у него из глаз. Потом он побрел с сыном обратно, будто увидел в случившемся дурное предзнаменование.
Не успел я отойти, как увидел двух александрийских мальчишек, которые мчались к месту происшествия, обгоняя друг друга. Оба они были босы, с непокрытыми головами, одеты в лохмотья, едва прикрывавшие их тела. Их лица и одежда были в грязи и пыли. Добежав до того места, где разбился горшок, они опустились на колени и принялись лакать и лизать молоко — молоко с пылью, а не с кофе!
О аллах! Неужели это я сегодня утром отказался от чашки молока с кофе, тогда как эти двое несчастных довольствуются молоком, смешанным с пылью!
Вор и вор
Перевод Э. Климовой
Шейх Ахмед — худощавый пожилой человек с бледным лицом. Он так истощен и слаб, что еле передвигает ноги. Когда он смотрит на вас, в глазах его появляется блеск, который трогает струны сердца, пробуждает жалость и сострадание.
Каждое утро можно видеть, как он идет, согнувшись под тяжестью мешка со льдом, в сторону квартала ар-Рамль[7], где он разносит куски льда по квартирам и особнякам.
Несчастья и нужда заставили его взяться за это дело: он из тех бедняков, у которых не осталось уже ни сил, ни воли.