Чеслав. Воин древнего рода - Валентин Тарасов

Пережив утрату, Велимир взял себе другую жену — Росаву. И через некоторое время счастливая женщина поняла, что носит под сердцем дитя. Велимир с радостью воспринял эту новость. С первой женой их соединили, когда они были совсем еще юными и мало что понимали в своих чувствах. Они были молоды, полны сил и желания, и только поэтому их тянуло друг к другу.

Вторую жену Велимир выбирал уже осознанно, долго присматривался, объезжая соседние селения и хутора. И наконец нашел. Видная собой Росава запала ему в душу сразу, но он выжидал некоторое время, проверяя себя, не блажь ли это. Он относился к ней с восторгом и нежностью, с теми чувствами, которые редко проявляли его соплеменники к женщине. Он жалел ее! Росава, в отличие от многих женщин племени, крепко сбитых и сильных, была хрупкой и напоминала Велимиру лесной ландыш.

Когда молодой женщине пришло время рожать своего первенца и начались схватки, позвали самых опытных в этих вопросах старух рода. Но Росава страдала и мучилась в родильных муках полдня, а разродиться все никак не могла. Тогда Велимир, нарушая запреты волхва Колобора, решил позвать старую Мару. Но и она ничем не смогла помочь. На исходе второго дня обессиленная Росава стала угасать.

— Предки зовут ее, — вынесла свой безжалостный приговор Мара.

Велимира будто молния ударила в грудь и выжгла там все до пустоты. Сейчас он терял ту, которая была великодушно подарена ему Великими, была вся его без остатка, его частью и ближе и дороже всего на этом свете. Как сквозь туман Велимир снова услышал голос Мары:

— Дитя еще живое, шевелится…

Старуха выжидательно смотрела на Велимира. Мужчина стоял молча, стиснув зубы, хотя ему хотелось выть. Он стал на колени возле постели Росавы и положил голову возле ее плеча, пряча скупые слезы.

— Спаси дитя. Пусть останется с тобой вместо меня, — прошептала Росава, и ее рука нежно коснулась волос Велимира.

Она ерошила его волосы, как тогда, когда им казалось, что они вместе дойдут до конца своего пути и ничто не сможет помешать этому.

В какой-то момент Велимир почувствовал, что рука его подруги безвольно упала рядом с его головой. Велимир тяжело поднялся с колен.

— Дитя должно жить, — глухо произнес он, обращаясь к Маре, и направился к выходу.

У порога Велимир остановился, еще раз посмотрел на Росаву и вышел.

Тогда Мара взяла острый нож и, разрезав живот роженицы, достала ребенка из чрева Росавы. Так появился на свет Чеслав. Мара вынесла его из дома, кричащего, завернутого в полотно, всего в материнской крови и еще не знающего, что он стоил своей матери жизни, и передала в руки Велимира.

— Мальчик.

Велимир взглянул на сына и отвел глаза.

— Возьми. — Он отдал ребенка Маре и пошел прочь.

Он вернулся только на следующий день. Где пропадал и что делал — никому про то ведомо не было. Но еще несколько дней после погребения Росавы он не мог подойти к выдолбленной из дерева люльке, где лежал младенец, его сын. За ребенком ухаживали женщины, пытаясь поить козьим и коровьим молоком, но мальчик часто плакал, как будто чувствуя потерю матери. Этот плач не давал покоя его отцу и всей округе. И однажды ночью Велимир не выдержал и, взяв сына на руки, стал успокаивать. Он прижал его к груди и носил по дому, убаюкивая, пока не наступил рассвет. Только тогда он почувствовал, как дорого ему это беспомощное существо. И вместе с тем к нему пришло осмысление того, что этот горластый мальчик — единственное, что осталось, кроме воспоминаний, от его любимой, его Росавы.

Через несколько дней в их доме появилась Болеслава, родная сестра Росавы. Тяжкий рок и на сестре погибшей оставил свой безжалостный след. У нее самой несколько дней тому назад умер ребенок, а до его рождения река забрала мужа. Болеслава стала кормить Чеслава и в дальнейшем заменила ему мать. Женщина осталась в доме Велимира и после того, как мальчик подрос, стала вести хозяйство и приглядывать за двумя сорванцами и Велимиром. И только когда после нескольких лет одиночества Велимир привел в дом третью жену, Болеслава вернулась в городище своего рода.

Но и третью жену суждено было потерять Велимиру. После рождения дочери у нее началась родовая горячка, и она угасла, как лучина. Через день не стало и ребенка.

Тогда в доме Велимира вновь появилась Болеслава.

По просьбе Велимира волхв Колобор разжег родовой костер и спросил богов о напасти, постигшей женщин вожака рода. Пообщавшись с богами, Колобор поведал Велимиру их волю: не будет ему счастья с женами. Велимир решил не противиться больше воле богов и не искать себе новую жену. Будучи еще в мужской силе и желании, он стал жить с Болеславой. В городище если об этом и судачили, то не в открытую, ибо побаивались сурового нрава Велимира…

При Болеславе Велимир не стал продолжать разговор с сыном, считая, что и того будет достаточно в поучении, к тому же он знал, что женщина все равно будет на стороне своего выкормыша. И хоть никогда не посмеет перечить ему, мужчине, но свое молчаливое неудовольствие и несогласие сумеет выказать. Уж будь в том уверен. Женщины это умеют. И потому, еще раз строго взглянув на сына из-под нахмуренных бровей, Велимир отправился на свое ложе спать.

— Как ты, сынок? — тихо спросила Болеслава, убирая со стола.

— Как видишь, цел, — буркнул юноша и ступил за порог.

Раздосадованный, не зная, на кого он больше сердится, на себя или на отца, Чеслав вышел из дома. На дворе он увидел Ратибора и Голубу. Они сидели рядком на бревне и о чем-то тихо разговаривали. Заметив Чеслава, парочка почему-то замолчала, а Голуба, подхватив ведро с водой, пошла в дом.

— Ну и пустоголов ты, брат! Отец ночи не спал, тебя ждал. Надрать бы тебе уши, чтоб попухли! — ворча баском, совсем как отец, подступился к брату Ратибор.

— А в глаз? — с угрозой спросил младший.

— А по шее? — уже добродушнее поинтересовался старший.

Чеслав отправился спать на сеновал. Там было просторнее, чем в доме, да и дышалось свободнее.

Лишь только рассвет забрезжил над верхушками деревьев, Чеслав проснулся. Раскинувшись рядом, время от времени всхрапывая, спал Ратибор. Быстро, но так, чтобы не разбудить брата, юноша выбрался из шуршащего сена и направился в сторону их дома.

Городище еще нежилось в остатках ночного сна, и только ему, Чеславу, почему-то не хотелось продлевать эти сладкие мгновения. Очевидно, на то у него были важные причины. А еще он не хотел, чтобы кто-либо из соплеменников узнал про них.

Осторожно пробравшись в еще спящее жилище, Чеслав под внимательным взглядом неусыпного паука, взиравшего на него из глубины своей пряжи-паутины, нашел под рушником два хлеба и, прихватив их с собой, тихо вышел на улицу. Спрятав хлебы в суму, которую он тоже взял в доме, юноша двинулся со двора в сторону реки.