Чеслав. Воин древнего рода - Валентин Тарасов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поднявшись, Чеслав достал из сумы хлеб и, отломив от него краюху, протянул пленнице.
— Поешь!..
Девушка, очевидно, боясь нового нападения, даже не шелохнулась, но затем, поколебавшись, все же осторожно взяла хлеб. После этого Чеслав, отломив и себе кусок, стал есть. Вкуса при этом он не чувствовал, потому как думал о том, что за сила останавливает его перед этой чужачкой. И, не находя ответа, злился. На нее, на себя, на весь белый свет…
Перекусив, Чеслав подозвал щиплющего неподалеку траву Ветра и стал собираться в дорогу. Впереди у них было еще как минимум два дня нелегкого пути.
Чеслав вошел в ворота родного городища, когда солнце уже стало клониться к закату. Ветер следовал за хозяином, довольно фыркая, радуясь возвращению домой после долгих скитаний. Их городище, окруженное с трех сторон лесом, располагалось на берегу большой полноводной реки. От лютого зверя и непрошеных гостей селение было огорожено высоким деревянным частоколом. За частоколом прятались несколько десятков хаток, полуземляных хижин да хозяйских построек. Рядом с селением, на отвоеванной у леса территории, были разбиты огороды и небольшое поле. Все это принадлежало двум родам: Велимира и Зимобора. А сам Чеслав был младшим сыном главы рода и городища Велимира.
Селение встретило Чеслава повседневной суетой. Хозяйки по обыкновению ходили за скотиной, доили коз, немногочисленных коров, время от времени перебрасываясь незлобивыми шутками. Другие справлялись у очагов, готовя снедь, — самое время закончить день трапезой. Мужчины и парни плели корзины для рыбной ловли, перетягивали луки, запасались стрелами, по ходу давая друг другу советы и наставления. Неугомонная детвора, предоставленная сама себе, носилась среди взрослых, радуясь возможности поозорничать. Искусный в редком еще для их округи кузнечном деле Тихомир, ловко орудуя молотом, торопился закончить работу до прихода темноты.
Из-за кузницы навстречу Чеславу выпорхнула стайка девушек под предводительством Зоряны. Завидев юношу, подруги на секунду стушевались, но потом, пошептавшись, взорвались веселым смехом.
— Ой, посмотрите, подруженьки, двое бродяг прибились к нашему городищу. Едва ноги волочат. Один на двух, другой на четырех. Может, подсобить тебе, дяденька?
Несмотря на то что Чеслав только недавно вошел в тот возраст, когда подростки становятся юношами, в нем уже угадывалась мужская красота. Натренированная в ратных игрищах, закаленная охотой стройная, высокая фигура, крепкие руки и уже по-мужски широкие плечи выделяли его среди сверстников. И это не могло не вызывать восхищения у девичьей части городища. Не раз взгляд его серо-зеленых глаз обжигал лицо красавиц, заставляя их заливаться малиновым цветом. Не одно девичье сердце начинало учащенно биться при появлении Чеслава.
А красавица и шалунья Зоряна, дочь Зимобора, никогда не упускала случая задеть парня шуткой-занозой:
— Ой, молчит, девоньки, наш милок приблудный, только глазами жалит. Да нам-то нипочем!
И снова взрыв смеха.
— Небось что-то страшное в лесу увидал да с перепугу и про язык забыл, — поддержали Зоряну подруги.
— Зато у вас языки без привязи. Ими бы снопы молотить, — не выдержал Чеслав, который какое-то время молчал, терпеливо снося насмешки.
Ох, лучше б он сдержался!
— Смотри, заговорил! Да как ловко! Сказал, что в белку попал! — И девушки загалдели все разом.
— Да разве ж это он сам? Это ему Ветер подсказал, что нам ответить.
— Вот-вот. Вам только с моим Ветром и тягаться в ржании, зубоскалки, — нехотя отбивался юноша.
— Ой, что-то он больно суров нынче. Видать, что-то не получилось у парня. Да и Ветер без поклажи вернулся. Наверное, промахнулись бедолаги.
— Не вам про то судачить, кикиморы!
Чеслав с Ветром двинулись далее, а вслед им еще долго звучали шутки и смех.
У Большого белого камня, к которому поселяне приносили снедь, чтобы умилостивить хозяина и покровителя их городища, Чеслав завидел блажного Вышату. Парень без стеснения трапезничал тем, что предназначалось духу.
— Эге-гей, ей, ей!.. Дай Вышате на конике покататься! — завидев Чеслава с Ветром, закричал Вышата.
— Отстань, Вышата, не до тебя нынче, — отмахнулся от юродивого, как от назойливой мухи, Чеслав.
— Ну дай, Вышата умеет на конике скакать, — канючил парень, идя за ним.
— Устал мой коник. Сил у него нет скакать, — терпеливо объяснял Чеслав.
Ему не хотелось обижать убогого.
— Ну и не надо. У Вышаты свой коник есть. Еще лучше твоего. — Схватив прутик с земли, парень оседлал его и, пристроившись в хвост Ветру, «поехал» за ними.
Проследовав какую-то часть пути за Чеславом, Вышата неожиданно снова закричал:
— Эге-гей! Плохой твой конь, не скачет совсем. А мой вон как скакать умеет! — Проскакав вокруг Чеслава и его коня, Вышата еще раз гикнул во все горло и помчался вприпрыжку на прутике прочь, только пыль закурилась из-под его ног.
Наконец-то Чеслав добрался до дома. Их жилище было побольше, чем у других, как и надлежало главе рода. Сложенный из дубовых бревен, потемневших от времени, а местами у земли даже покрывшийся мхом, это был все еще крепкий дом, в котором родилось, выросло, славно прожило и ушло в селение мертвых не одно поколение его предков. Как и прежде, из дверного проема жилища вился дымок от очага, а само оно смотрело на селение и его житье небольшими отверстиями-оконцами в стене, через которые дневной свет проникал в уютное нутро.
Привязав Ветра под навесом и дав ему свежего сена, Чеслав поспешил в дом. На пороге его встретила Голуба.
— Вернулся…
— Есть дай!
Голуба была дочерью рабыни, которую когда-то давно привели в их городище после стычки с кочевниками. Пленница жила в городище, помогая общине по хозяйству, выполняя всякую женскую работу, а по прошествии нескольких лет она считалась вольной и могла идти на все четыре стороны. Но она осталась. То ли некуда было идти, то ли родившаяся дочь стала камнем, который заставил остаться. Отца Голубы никто не знал. Женщина так и не призналась, от кого понесла ребенка. Несомненным было одно: отцом стал кто-то из мужчин селения. Женщины после этого косо стали поглядывать в ее сторону. Ведь отцом мог оказаться муж любой из них. А женщины племени не любили делиться своими мужчинами. Но боги, как видно, услышали их страхи и опасения. Как-то зимой женщина сильно простудилась и слегла. Горячка быстро сделала свое дело…
Когда мать Голубы умерла, Велимир пожалел девочку и взял ее к себе в дом.
Теперь она из костлявой, худосочной сироты, какой была в детстве, превратилась в цветущую нежным первым цветом девушку. Спокойная и послушная, Голуба смотрела на все, что окружало ее, своими внимательными и непривычными для этих мест карими глазами — наследие матери. Сплетенная из красно-белых нитей полоса перехватывала чистый, чуть смугловатый лоб и слишком темные для местных жителей волосы — опять же напоминание о ее матери, попавшей сюда из дальних мест. Тихая и сноровистая, она ловко управлялась в доме Велимира, помогая вести хозяйство.