Астровойны - Олег Синицын

— Вот клоун!

Серафима едва не провалилась сквозь пол от стыда. На мгновение она подумала, что слова сорвались с ее языка. Но оказалось, что сзади к ним незаметно подкрался Антонио и, услышав последние слова архиерея, отреагировал на них с присущей ему прямотой.

— Простите, что вы сказали? — обернулся к нему Левий.

— Я сказал, что колонизаторская политика туманит взор уважаемого правительства.

Они остановились возле дверей палат, в которых Серафиме и ее свите предстояло разместиться до начала церемонии.

— Каким будет ваше мнение о событии в созвездии Волка? — спросил Левий девушку. — Вы придерживаетесь такого же мнения, что и президент?

Она на мгновение задержалась с ответом, а затем выдала такое, от чего Антонио почувствовал гордость за нее как начинающего политика.

— Я считаю, что данное событие имеет слишком сложный характер, чтобы трактовать его однозначно. Вполне возможно, что имеются дополнительные обстоятельства, которых мы не знаем, но которые являются серьезным фактором для перемены нашего мнения.

— У-у… — прогудел озадаченный Левий и быстро подытожил разговор, — … у-увидимся позже. Я должен встретить представителей других Великих Семей.

Коротко поклонившись, он поспешно удалился. Серафима растерянно посмотрела ему вслед, затем вопросительно глянула на Антонио. Тот показал, что все в порядке, и решительным шагом направился в палаты. За ним последовала остальная свита.

Серафима вздохнула и медленно пошла за остальными, мучительно переживая о том, что за один разговор умудрилась солгать дважды. Больше, чем за полгода ее обычной жизни.

Шахревар внимательно осмотрел небольшой коридор, ведущий в палаты, заглянул за портьеру, которая закрывала нишу в стене. Не обнаружив ничего подозрительного, прошел в комнаты.

Глядя вслед телохранителю, Серафима вспомнила слова матери о том, что сокрытие своего мнения есть не ложь, а государственная необходимость. Исполнительная власть приходит и уходит, а фундамент Союза в лице пяти Великих Семей должен оставаться крепким и нерушимым. Именно пять высокородных династий решают, что правильно, а что нет. Именно они формируют законы и контролируют деятельность правительства. Они имеют на это право в силу своей великой истории, глубокого ума и незапятнанной репутации. Люди всегда смотрели на них и брали пример. Давным-давно Великие Семьи определили, что вера в бога является основой союзного государства. Теперь их долг заключается в поддержании этого принципа. «Личными убеждениями приходится жертвовать, — говорила Фрея, — но исключительно ради благополучия Союза».

Пока девушка убеждала себя в необходимости политической лжи, получилось так, что в палаты она вошла последней. И служанки, и взрывоопасная пара Нина Гата с Антонио, и даже телохранитель оказались впереди. Стражники-крестоносцы закрыли за Серафимой двери, и едва она собралась присоединиться к остальным, как рядом с ней послышался тихий голос:

— Фрея, постойте. Серафима замерла.

Голос раздавался из-за портьеры, которую уже проверил паладин. Голос был тихим, лишенным интонаций. Неизвестный называл имя матери, но, несомненно, обращался к девушке.

Она секунду раздумывала, стоит ли позвать Шахревара. Незнакомцы, возникающие за проверенной портьерой, — работа как раз для телохранителя. Но по какой-то причине, неведомой даже ей самой, решила не делать этого.

— Но я не… — попыталась объяснить она.

— Пожалуйста, не перебивайте и выслушайте внимательно. У меня нет времени, а вопрос очень важный. Жизненно важный! Он касается будущего Союза.

Серафима покорно замолчала, стараясь держать себя в руках, хотя это было нелегко.

— Я не открою свое имя. В настоящий момент моя личность не имеет значения. Скажу лишь, что я друг… — Голос умолк, а сиятельная дочь вдруг осознала, что незнакомец явно привык повелевать, но сейчас сильно растерян. И это напугало девушку. — Я долго думал, кому можно довериться. И понял, что из всех государственных деятелей Союза лишь вы, Фрея, являетесь олицетворением мудрости, нравственности и духовной чистоты.

— Прошу вас, но я…

— Нет, только вы! Вы всем сердцем переживаете за судьбы человечества. А потому вы единственная, кому я могу довериться.

Из портьеры появились руки в черных перчатках. Они держали круглый предмет, обернутый в темный бархат. Серафима не хотела брать эту вещь, но сама не поняла, как довольно весомый… скорее всего, шар очутился в ее руках. И едва пальцы коснулись мягкого бархата, едва они ощутили твердость предмета, скрывающегося под ним, как внутри себя Серафима почувствовала толчок. Словно кровь внезапно прилила к голове и конечностям.

— Сохраните святыню, ибо я не в состоянии ее хранить, а большей ценности в настоящий момент не существует. Следующим моим словам вы не поверите, потому что я скажу безумную вещь. Поэтому просто запомните их, чтобы повторить, когда придет час. Это святыня, которая спасет род человеческий. Но как спасет — решать вам. Я же не вправе советовать. — Серафима услышала короткий вдох для новой фразы. — Вы должны решить, что делать с ней. Используйте мудро и помните: это последнее, больше нет.

— Я ничего не понимаю! — дрожащим голосом произнесла Серафима.

— Когда вы сдернете ткань, то поймете. А когда поймете, то ужаснетесь, ибо настолько все плохо, да. Можете мне поверить, она настоящая, никаких сомнений! Поэтому берегите ее, как собственных родителей, и не передавайте никому!

Голос умолк. Вслед за этим раздался тихий тяжелый скрежет.

Некоторое время Серафима не могла сдвинуться с места. Почему-то гудело в голове. Затем она повернулась к портьере и, прижав шар к животу, отодвинула тяжелую занавеску. За ней скрывалась стенная ниша, в которой разместилось большое, размером в человеческий рост, зеркало. Едва девушка протянула руку, чтобы дотронуться до него, как услышала за спиной голос Шахревара.

— Что-то случилось, госпожа?

Серафима провела кончиками пальцев по холодной поверхности, которая отражала ее бледное изумленное лицо. Между оправой зеркала и стеной виднелась едва заметная щель.

За зеркалом находился потайной ход.

— Я ощутил эмоции, — произнес паладин. — Чужие и взволнованные.

— Наверное, кто-то прошел по коридору, — ответила сиятельная дочь.

«Никого нет за портьерой, ничего не произошло», — уверяла себя девушка. Словно мимолетный сон налетел и испарился. Только после этого сна в руках остался укутанный бархатом шар, от которого исходило загадочное тепло.

Отрешенная и задумчивая, Серафима вошла в палаты. Служанки распаковывали вещи. Пресс-секретарь Антонио расположился в кресле и курил. Наставница нервно бродила по комнате.

— Что у вас в руках? — подозрительно спросила Нина Гага, едва увидев вошедшую Серафиму.

Девушка понимала, что должна ответить, но не нашлась, что сказать. Взгляд наставницы метнулся в сторону Шахревара, который шел следом, но по лицу паладина прочесть что-либо было невозможно. Нет сомнений, что позже, при встрече один на один, Нина Гата попытается выведать все, что ему известно. Однако сейчас, на глазах у сиятельной дочери, устраивать допрос было бестактно.

Серафима собиралась пройти в комнату, отведенную специально для нее, но Нина перегородила путь, встав так близко, что на девушку дохнуло ароматом приторно-горьких духов, которыми пользовалась наставница.

— Немедленно покажите, что у вас в руках, маленькая леди. На правах смотрительницы ваших манер я обязана это знать.

Серафима отступила на шаг и робко взглянула в худое лицо наставницы.

— Пожалуйста, пропустите меня.

— Сначала вы снимете бархат с этой вещи.

— Я… я не могу этого сделать.

— Тогда это сделаю я!

— И вы не страшитесь того, что откроет бархат? Я, например, не готова снять его. А вы, значит, готовы?

Нина окаменела, совиные глаза от удивления расширились. «Если она подберет слова, — подумала Серафима, — то я больше не смогу противиться ее воле».

И это должно было случиться. Тонкие губы наставницы шевельнулись, готовые выдать фразу, на которую у девушки не окажется ответа…

— Наставница Гата не убоится заглянуть даже в глотку хтонического змея, если почует интригу в его желудке.

Это был Антонио! Язвительный Антонио, добрый спаситель. Он почувствовал угрозу и выдал шутку в нужный момент — не раньше, не позже. Фраза угодила точно в цель. Она перевела внимание наставницы от Серафимы на давнего врага.

— А вот за эти слова, протогиреец, ты заплатишь! — сдавленно прошипела Нина, пронзив пресс-секретаря беспощадным взглядом. В ответ Антонио беззаботно улыбнулся и выпустил в воздух струю дыма.

Признательная другу до глубины души, Серафима сорвалась с места и прошла мимо наставницы, зацепив ее плечом. Когда Нина Гата обернулась, девушка уже находилась в спасительных покоях.