Голова. Драма. Триллер - Захарова Виктория

С тех пор, как я увидела своими глазами предательство своего любимого, прошло две недели. Четырнадцать мучительных дней, и столько же чудовищных ночей. Я уже могла улыбаться. Я привыкла к обману. Люди привыкают ко всему. Даже к самой острой боли. Я спросила тебя, придется ли мне платить по долгам в следующей жизни перед мужем, которого я бросила ради любимого?

– Иногда расплата приходит, не дожидаясь смерти, – ответила ты.

Твой взгляд стал гипнотизирующим, ты пугала меня. Откуда тогда я могла знать, что моя расплата прямо передо мной? Что я смотрю на своего персонального врага? И чем же я только это заслужила?! Ты щурила свои лживые глазки. А мне казалось, что ты смотришь значительно. Ты презрительно улыбалась. А мне казалось, что ты сочувствуешь.

– Не бери в голову, – рассмеялась ты.

В тот день ты была вся в белом и кружевном, как невеста. Ты была ангелом. Смуглым, черноволосым, похожим на куклу. У тебя была такая прическа, о которой много лет мечтала я сама – каре. Короткое каре на блестящих вороньего цвета волосах смотрится изумительно. У тебя изящный овал лица, и тебе идут любые стрижки.

Интересно, почему мне в голову даже не пришла мысль нанять частного детектива? Это самый дорогой, но и самый простой способ узнать правду. Профессионалы, как правило, бывшие милиционеры, предоставляют фотографии и записи разговоров. Узнай я правду тогда, когда я еще не испытывала зависимость от тебя, я не осталась бы у разбитого корыта. Но я привыкла к тебе с первой дозы, как неудачник-наркоман. Ты успокаивала меня.

А я, в своей психической лихорадке, не спала ночами, думала, истязала себя. Я корчилась в своей одинокой постели, обман сжигал меня. Казалось, что внутри у меня дыра, как будто мне внутрь налили ацетона. Он сжег все живое, а остатки органов, обожженные кислотой, саднят невыносимой болью.

Утром я заставляю себя встать с постели и выйти из дома. И мне странно, что солнце все еще светит, люди спешат по своим делам, едут мимо машины. Так же, как и до того, как я увидела моего любимого с другой женщиной. Мне удивительно, что люди, бегущие по тротуарам, не останавливаются, чтобы разглядеть подробнее черную дыру у меня на груди! Я не понимаю, как это мир вокруг может быть таким же? Как может ничего не измениться вокруг, если жизнь моя вся перевернулась и разрушилась?

Я стала опаздывать всюду. На работу, на встречи. Мне стало трудно соблюдать договоренности. Я не умею больше контролировать время. Я не чувствую часы. Не могу понять, сколько прошло – двадцать секунд, двадцать минут? Могу просидеть за утренней чашкой кофе целый час. Он проходит и мучительно долго, и стремительно быстро одновременно. Как будто я проваливаюсь во временные дыры.

Раньше я была супер пунктуальной. А теперь не могу дойти до рабочего места вовремя. Временные дыры подводят, постоянно попадаются на пути, захватывают меня в подлые ловушки. Девушка из отдела кадров, которая ведет табель рабочего времени, стала странно смотреть на меня. Потом начала делать замечания. Я молчала. Не считаю нужным оправдываться. Когда она указала мне на опоздание в четвертый раз, я не выдержала. Да кто она такая, в конце концов, чтобы ругать меня?!

– Галина, почему вы считаете, что можете мне делать замечания?! – звенящим от ярости голосом спрашиваю я ее.

– Мария Викторовна, вы же сами мне сказали, чтобы я следила за всеми. Я всех отмечаю, – девушка почти извинялась.

Действительно, задумка с табелем была моя. Я лично заставляла всех опоздавших или прогулявших писать объяснительные. Иногда вычитала у них из зарплаты деньги. Профессионализм превыше всего. Такая моя позиция. А профессионализм без четкой организации невозможен. Откуда я могла узнать тогда, что временные дыры настигнут меня?

Объяснения Галины были мне понятны, но сдерживаться я не собиралась. Такая боль была внутри меня, что она искала каждый удобный случай, чтобы вырваться наружу.

– Больше никогда не смей указывать мне! Ты меня поняла?! Если я прихожу позже, значит, я где-то была до работы! По делу! Это понятно? – я говорю достаточно грозно и громко. Разговор происходит в коридоре, и из нескольких кабинетов начали высовываться любопытствующие лица. Я посмотрела на них своим строгим взглядом. Все исчезли.

– Тебе понятно или еще раз объяснить? – я требую ответа.

– Мария Викторовна, мне все понятно, – отвечает Галина. Глаза она опустила в пол, голос дрожит от обиды.

Вообще, Галя была неплохим работником. У нас даже сложилось некоторое подобие дружбы с ней. Иногда мы вместе с ней ходили на обед, или шли с работы до метро, болтали о пустяках. Теперь о таком не может быть и речи. Больше она не пойдет со мной никуда. Ну и черт с ней! Кто она такая? Я заслужила и свое положение, и свою зарплату трудом. Я трудилась, не поднимая головы, долго, несколько лет. Один Бог знает, чего мне это стоило! А она? Мама с папой ленинградцы коренные. Она выросла в этом городе и считала его своим. Ей не нужно его завоевывать, зарабатывать отношение к себе. Ей и квартиру родители подарили. Живет в свое удовольствие. Избалованная дура!

***

Моя мама умерла в тот год, когда я уехала из родного города. Известие это не вызвало во мне слез. Если быть откровенной, то сиротой я была практически с рождения. Теперь же статус сироты подтвердился официально.

Я перебралась в Питер, чтобы получить хорошее образование. В школе я училась на отлично, но в институт не поступила. Это Питер не принимал меня, но отступать было некуда. Платить за обучение мне было нечем. Я стала работать – официанткой, промоутером, уборщицей. Все самые бесперспективные должности были мои. Самая грязная работа не унижала меня. Я так выживала. На работе в кафе я познакомилась с девочкой, вместе с которой снимала комнату в коммуналке. Прошло два года. Я осмотрелась, пообтесалась и привыкла к большому городу. Огромные потоки людей и транспорта уже не вызвали у меня панику, серость и сырость этого города стала привычной.

Я закончила курсы бухгалтеров. Оплата этих курсов сделал огромную брешь в моем бюджете, зато я смогла устроиться на работу. На настоящую работу – помощником бухгалтера. Я была счастлива! Два года понадобилось, чтобы уговорить Питер посмотреть на меня благосклонно! Своим трудом я заслужила маленькую поблажку. Сначала мне пришлось выполнять все мелкие поручения руководителя, как будто я секретарь или курьер. Но я не была в претензии, делала все, что мне говорили. Подавала кофе, отвозила и привозила документы, слушала настоящего бухгалтера, впитывала в себя знания, как губка.

Я хотела стать кем-то. Как жаль, что моя мама не видит меня! Но я хотела доказать самой себе. Я могу, я кто-то. Я хотела иметь право на жизнь, которое было отнято у меня при рождении! Заслужить, заработать, получить любым способом!

Первый год работы помощником бухгалтера я пропадала в офисе до ночи. Впитывала и впитывала в себя информацию, училась, ошибалась, переделывала. Меня хвалили! Хвалили чужие люди! И я старалась еще больше. Я не могла подвести тех, кто меня хвалит и рассчитывает на меня! Все свершилось. Спустя год я поняла: точно не пропаду. Я выжила! Несмотря, вопреки! Без всех, одна!

В моей жизни много было понятий, без которых приходилось карабкаться. Без друзей, без родных, без поддержки, без помощи, без любви. Я все создам для себя сама! Так мне казалось. Такими наивными бывают или очень молодые, или очень амбициозные люди. Или глупые. Моя неприкаянность и беспомощность впитались в мою кровь с молоком матери. Сейчас я знаю – ничем это не исправить. Тогда еще надеялась. Дралась с жизнью, карабкалась, пытаясь выбраться из своей родной грязной вонючей ямы! Когда мне казалось, что я уже почти доползла до верха, пусть обломав ногти, источив зубы, порвав свое бедное одеянье, исцарапав руки и ноги, полностью обессилев, тогда, в тот самый момент я каждый раз понимала, что зарылась вниз еще глубже. Вокруг меня более вязкая грязь, более липкая жижа! А до верха еще дальше и выше! И вот почти уже не видно солнца и привычного куска неба, которые я видела, когда смотрела снизу, из своей темницы! Но тогда мне было двадцать лет. Надежды еще не иссякли. Я судорожно добивалась права на жизнь, права на право. Мне еще грезилось, что я могу жить, как все остальные. Как будто меня не бросала мать, не ненавидел собственный отец. Как будто я не была всем чужой и бездомной с самого детства. Как будто я всех простила. Как будто я в самом деле признала за всеми право поступать со мной так, как они уже поступили. Как будто их оправдания кажутся мне существенными. И во мне нет злости, и обиды, и невыплаканных слез. Как будто у меня не болит душа! Я добивалась карьерных высот, не снимая розовой повязки с глаз, которая помогала мне просто не сойти с ума от одиночества.

И я добилась своего. Я дослужилась до настоящего бухгалтера, стала специалистом. Меня стали переманивать к себе разные фирмы. Цифры стали мне подчинились, стали родными, складывались в красивые грамотные расчеты. Свободного времени у меня стало намного больше, и я вновь обратила внимание на достижение своей самой большой мечты. Высшее образование. Мне казалось тогда, что люди с образованием какие-то другие, как из другого сословия, отлакированные и ограненные, законченные и имеющие право. На что? На все. Если есть высшее образование, то ты все можешь. Тебя должны слушать. А если настаивать на своем, не имея поддержки – диплома, то кто станет серьезно воспринимать тебя? Это границу я чувствовала физически.