День ВМФ - Владислав Март

снова резко отворилась и тот же лейтенант, что был наверху, коренастый блондин, позвал нас на завтрак. Мы покорно шли за лейтенантом до расширения серого стального коридора, в котором каждый метр был покрыт десятками заклёпок и болтов, откуда начинались боковые пути, а также лестницы вверх и вниз. Вниз вела особо крутая. Я заглянул в недра и увидел перемещающиеся там затылки матросов, как на муравьиной ферме. Показалось, что их там многие десятки. Подняться снизу по этой лестнице было вполне понятно как, но вот спуститься, я и представить не мог, настолько она была крутой. Задом? Вряд ли здесь так ходят, скорее скольжением на локтях. Или как пожарные по столбу. Столба рядом не находилось. Вторая широкая и не столь крутая лестница вела ввысь. К ней и двигался наш сопровождающий. Какой-то небесный свет и разговоры лились оттуда, сверху. Мы сделали первые шаги по ступеням и Серёга дёрнул меня за рукав: «Пахнет едой». Я было попытался унюхать что-либо, сделал вдох и растопырил ноздри. Но кроме запаха помещения в котором скопилось много мужчин ничего не получил. Я стоял уже на третьей ступени, как неожиданно наш лейтенант-блондин остановился, начал топтаться в нерешительности и повернулся к нам, как будто забыл что-то сказать. Мой лоб был на уровне его живота, мой зад на уровне лба Сергея. Лейтенант как будто посмотрел мне за спину на моего коллегу-студента, потом снова на меня и сказал очень не к месту и неожиданно для нас.

– Мы идём в офицерскую столовую. Но вы выглядите, как… Знаете… Я не могу вас в таком виде привести наверх.

– У нас есть одежда. Гражданская. – вставил я, – быстро переоденемся?

– Рубашки, джинсы, – из-за моего зада сказал Сергей.

– Нет, знаете, такое дело, – лейтенант продолжал, – я не могу вас так привести. Вам придётся питаться в другом месте.

После этого он стал спускаться, запустив нашу обратную дорогу в серую сталь к дыре вниз и коридорам в бок. Мимо проходил человек, похожий на офицера, но форма отличалась. Лейтенант окрикнул: «Миша, возьми студентов в мичманскую столовую, не к матросам же, покажи там им всё!». Миша скривил рот и жестом показал идти за ним. Мы нагибались под трубами и перешагнули пару раз разделяющие отсеки овальные двери. Несколько раз коснулись плечами каких-то элетрощитов, пропуская матросов с поклажей и оказались в самом просторном помещении корабля, что мне удалось увидеть до сих пор. Забегая вперёд, скажу, что это было самое большое и светлое помещение корабля за всю практику. За широко расставленными столами, между которыми можно было бы легко пронести поднос сидели на редкость взрослые, усатые дядьки в форме мичманов. Все были полуодеты, но по-разному. Кто-то сидел в красивом, но расстёгнутом мундире рядом с лежащей на скамье фуражкой. Кто-то был в тельняшке и трусах, другие в спортивных штанах и белых майках. Миша куда-то растворился, шмыгнул назад в поток людей коридора. Он говорил про нас в сторону, в другое помещение, ему отвечали. Человек пять-шесть уже находившихся в столовой подняли на нас глаза, но никакой реакции не выказывали. Между нами встал сзади накачанный парень с морскими татуировками раздетый по пояс. Он держал в руке кастрюлю литров на десять. Мышцы его напряглись. «Вестовой! Неси сюда! И хлеба ещё, – громко сказал дядька с рыжими усами, самый старший по возрасту из тех, кого я встретил с момента приезда, – и этих, студентов, посади». Вестовой, прошёл, показав нам спину с драконами и парусниками, поставил перед мичманами кастрюлю, ушёл за следующей и указал нам подбородком на дальний стол, за которым могло поместится человек восемь. С Серёгой мы сели за пустой стол, что на наших глазах стал превращаться в скатерть-самобранку. Полураздетый качок-официант, вестовой, ставил и ставил перед нами, как и перед дядьками, тарелки и плошки, кастрюли и чайники. Я аккуратно потянулся к хлебу, целому батону, затем смелее налил себе полную тарелку густого супа с кусками мяса величиной пачку сигарет из кастрюли с полведра. Серёга брал кашу, макароны, всюду был смачный соус, салаты и тепло пищи. Нашлась и солонка, и другие атрибуты столовой. Без мытья рук, толком не поздоровавшись и не сказав спасибо, мы навалились и начали питаться как голодные волки. Кушанье больше походило на обед, но это был только завтрак. В полголоса с Сергеем мы решили, что очень удачно пристроились за этим дальним столом, в этой просторной далёкой каюте, без офицеров и матросов и что с голоду мы тут не пропадём. Вестовой ни тогда, ни после на нас не реагировал и не общался. На лице у него было глубочайшее безразличие, почти презрение, но тарелки он приносил в избытке, все его чашки и кастрюли были всегда с верхом, горячи и аппетитны. Сам стол, за которым мы сидели потом весь месяц три раза в день за редким исключением обращал на себя внимание. Прежде всего он был полностью деревянным и большим. Цвет сосны придавал нашему обжорству благородства. По всем его сторонам, длинным и коротким, у стола вниз свисали дощечки-плинтусы с нехитрыми креплениями. Если взять за край любой и поднять вверх, то дощечка фиксировалась выше уровня столешницы и превращала стол в этакое «корыто» с бортами высотой в десять сантиметров. Подняв досточки со всех сторон можно было внутрь хоть воды налить, вода бы осталась на столе. Дыр и сломанных частей не было. Сергей предположил, что это защита от качки. Во время шторма тарелки будут ездить по гладкой поверхности стола повторяя наклон судна, бортики станут удерживать их от падения на пол. Впервые я зауважал эту огромную стальную коробку, в которой мы жили, за продуманность. До этого момента всё вокруг казалось максимально неудобным и целящимся мне в бок или затылок чтобы ударить или оцарапать. Мы завершили свой первый завтрак с полным пузом. Никакую заначку брать не стали. Сразу поверили, что вопрос с питанием разрешён. Выходя я заметил неработающий телевизор и мешки с хлебом. Лица дядек-мичманов подобрели, в коридоре никого не было. От сердца чуть отлегла тревога и Серёга за целый час после завтрака в капитанском кубрике не сказал ни разу своё «Эхе-хе».

Отсутствие поручений, обязанностей, внимания к нам привело к тому, что мы решили заняться внешним видом. Действительно облачение наше по сравнению даже с матросами было измятым, выцветшим и каким-то несимметричным. Гюйс постоянно сползал набок. У меня не хватало пуговиц. У Серёги обнаружилась дыра подмышкой. У неизвестного нам хозяина каюты нашёлся утюг, нитки-иголки. Было желание оторвать у него пуговицу, правда я не нашёл с чего.