На берегах Себерянки - Петр Суреев

— Мамочка, я схожу к Люсе и Нине.

— Поздно уже, — сказала мама. — Спать давно пора.

— Я сейчас же, ну вот сейчас же вернусь! Только про Серёгу расскажу…

— Завтра расскажешь. Никуда Люся с Ниной не денутся. Да и чего про него рассказывать?

— Я знаю — чего. Я теперь поняла, почему он пришёл.

— Почему? — заинтересовалась мама.

— Не скажу… Смеяться будешь.

Утром мама, поливая на окнах цветы, услышала, как Надя рассказывала своим подружкам:

— У нас куда-то ушёл кот Серёга и не пришёл. Мы ждали, ждали его, а он всё не идёт. Целых полнедели прождали. А потом мы все ревели, ревели, он и пришёл.

— Неужели все? — удивились девочки.

— Ага! — Надя лукаво посмотрела на подружек: — Только папа не плакал, да мама не плакала, да Алик не плакал…

Мама улыбнулась и тихонько отошла от окна.

Отчего свистит паровоз?

Наде давно хотелось сходить на станцию.

Она часто слышала, как за лесом свистят поезда. И Надя решила непременно побывать на станции и посмотреть — отчего они свистят? Она пойдёт, конечно, с папой. Одной ей не разрешат: может попасть под поезд. Вот только бы папа скорее кончал писать.

Когда он закрыл тетрадь и отложил ручку, Надя сказала:

— Теперь сходим на прогулку.

Папа удивлённо посмотрел на неё:

— Почему ты думаешь, что я хочу на прогулку?

— Ты всегда, как кончаешь писать, идёшь гулять и обязательно меня зовёшь.

— Гм-м!.. Какая ты, оказывается, приметливая, коза-дереза! — засмеялся папа. — Ну что ж, веди меня на прогулку, коли приглашаешь. Только куда же мы с тобой пойдём?

— Я знаю куда… Сначала берегом Себерянки…

— А потом?

— Потом я скажу.

— Тогда веди.

В лугах уже стояли большие травы. Они приятно холодили босые Надины ноги. Как хорошо поиграть на бережку, поваляться в траве, а потом — бултых! — прямо в стрежень! Но Наде сейчас не до этого. Надо спешить.

— Может, искупаемся? — предложил папа.

— Рано ещё, папочка. Вот сходим, а потом искупаемся.

— Куда же сходим?

— Куда-нибудь.

— Ну-ну.

И они идут дальше.

— Папочка, а эта тропка куда ведёт?

— На станцию.

Радостно забилось сердце у Нади: «Скорей, скорей туда!» Но тут же она подумала: «А вдруг папа не согласится?»

— Пойдём по этой тропке, — сказала Надя.

— Что ж, пойдём.

Папа опять чему-то улыбнулся.

— Хорошо бы на паровоз поглядеть.

— А уж это как хочешь, ведь ты меня ведёшь на прогулку-то.

На станции медленно ходил взад-вперёд паровоз. Его чёрные, маслянистые бока блестели на солнце. Папа сказал, что этот паровоз маневровый. Потому что он развозит вагоны с одного пути на другой, маневрирует. Надя внимательно следила за ним. Вот паровоз остановился прямо перед ней. Надя слышала, как внутри него что-то шипело, урчало — казалось, паровоз тяжело дышал: «Ох-х… ох-х… ох-х…» Из окна кабины высунулся чумазый машинист и стал внимательно что-то высматривать впереди. Надя тоже посмотрела туда. Там другой человек размахивал жёлтым флажком. Надя опять посмотрела на машиниста. Он дёрнул за рукоятку, и в тот же миг паровоз оглушительно заревел.

— Папа, папа! — радостно закричала Надя. — Теперь я знаю, отчего свистит паровоз.

— Отчего?

— Оттого, что машинист за ручку дёрнул.

Засмеялся папа:

— Выходит, за этим ты и ходила сюда?

— Ага, — призналась Надя. — А теперь пойдём купаться.

Голубянки виноваты

Мама сказала Наде:

— Сегодня обед папе понесёшь ты. Алик ушёл с ребятами на экскурсию.

Она уложила в корзиночку еду: хлеб, яйца, молоко в бутылке, передала корзиночку Наде:

— Ну, ступай. Только смотри не задерживайся, папа сердиться будет.

Надя — послушная девочка, старается нигде не останавливаться. Но как не остановиться, если на каждом шагу столько нового, незнакомого!

Увидела она в траве маленький ярко-красный цветок на хрупкой тоненькой ножке и заинтересовалась им: такого ей ещё не приходилось встречать. Может быть, прошлым летом и видела, да забыла.

Сорвала Надя цветок и стала его рассматривать. Он как большая звёздочка-снежинка. Только не белая. Лепестки у цветка словно кровью налитые. И такие трепетные — как живые!

Покрутила Надя в пальцах стебелёк у самой цветоножки, и лепестки зашевелились. Куда покрутит стебелёк, туда и лепестки склоняются. Как стрелки у часов. Вот интересно!

«Папе покажу», — решила она и положила цветок в корзиночку. Назвала она его по-своему: «часики». У Нади всегда так: для всех цветов и трав, для всех зверюшек и птиц у неё свои названия.

Дальше, возле бочага, попалось Наде столько желтоголовых купав, что у неё глаза разбежались. Нарвала она большой букет. И тоже назвала по-своему: «бубенчики».

«Сейчас ещё «клопиков» нарву», — решила Надя, но вспомнила мамин наказ и заторопилась.

Не прошла она и десяти шагов, как заметила на влажном песке целую стайку маленьких-маленьких бабочек. Их было очень много. И все они спали. Может, устали летать, а может быть, им жарко стало и они опустились сюда на холодный песок — Надя не знала.

Бабочки были все голубые, как цветы незабудки. Надя так и назвала их: «голубянки».

Тихо-тихо стала подкрадываться она к спящим бабочкам. Вот они уже совсем близко. Тут Надя не утерпела, кинулась в самую стаю. Взлетели голубянки, закружились возле неё, а улетать не хотят. Так и мельтешат вокруг. И кажется Наде, что она в голубом облачке, где-то высоко-высоко над землёй.

Взмахнула Надя руками, хотела схватить это облачко, да забыла, что в руке корзинка с папиным обедом. Выпал из корзинки хлеб, покатились по песку яйца, пролилось из бутылки молоко.

Вот когда спохватилась Надя и бегом помчалась к посадке.

Пришлось ей рассказывать всё, как было. И про цветы, и про бабочек.

Папа хотел было рассердиться, да передумал: уж больно расстроенный вид был у Нади.

— Значит, голубянки виноваты? — сказал он и потрепал Надины волосы. — Ну ничего. Садись, вместе обедать будем. Наверное, устала? Ведь целый час шла.

Перепёлка велела

В лугах за Себерянкой завелась удивительная птица — перепёлка.

Просыпается она рано-рано, когда ещё только начинает светать.

Случалось, и Надя проснётся на утренней зорьке и слушает, как на улице, перед самым их домом, заливается пастушья жалейка. Это дудочка такая. А как смолкнет жалейка, так и перепёлка голос подаёт.

«Подь-полоть, подь-полоть, подь-полоть!..» — громко, без умолку кричит она.

В это время обычно встаёт мама. И, если видит, что Надя не спит, говорит ей:

— Слышишь? Перепёлка зовёт на огород, грядки полоть.

У Нади от любопытства загораются глаза — не до сна теперь.

— Но ты спи, спи, — говорит тогда мама и поправляет Надину подушку. — Это она только больших зовёт.

Весь день то в одном, то в другом конце луга кричит в траве перепёлка. Но кричит она уже по-другому:

«Бить-топить, бить-топить!..»

Сколько раз Надя с девочками бегала по лугу за невидимой птицей! И Вовка бегал. Кажется, вот только сейчас была она у этого куста. Все тихонько подкрадываются, высматривают в траве затаившуюся перепёлку, а та уже с другого конца луга грозится, врагов отпугивает:

«Бить-топить, бить-топить!..»

Устанут девочки бегать — пойдут купаться. Что же делать, коли перепёлка не показывается?

А вечером, когда падёт на траву роса, удивительная птица по-новому начинает выговаривать:

«Спать-пора, спать-пора…»

И верно: как раз в это время Наде пора спать. Как не хочется тогда уходить с улицы! Но мама строго напоминает:

— Иди спать. Перепёлка велела.

«Какая умная птица!» — вздыхая, думает Надя и идёт домой.

Примета

По всей улице — из конца в конец — несётся дробный перестук молотков. Они, должно быть, все разные, эти молотки. Одни выстукивают глухо, вкрадчиво, другие — с таким весёлым звоном, что кажется, будто они сами выплясывают под эту музыку.

«Косы отбивают, — догадалась Надя. — Значит, скоро сенокос! Может, даже завтра».

Она вспомнила: и в прошлом году было так. Почти весь день слышался такой же перестук, а вечером, когда Себерянка стала окутываться туманом, в луга вышли колхозники с косами на плечах.

На скамейке у калитки беседуют папа и дедушка Яков Фадеич.

Надя услышала, как папа сказал:

— С утра начинаем. Опять наперегонки с тобой пойдём: кто кого.

— Косец ты отменный, спору нет, — ответил дедушка. — Ну, и мы… Что ж, пойду готовить инструмент.

И Яков Фадеич пошёл к своему дому.