Очерк Тайноведения - Рудольф Штайнер

Я говорю это сегодня, одновременно высказывая этим, что тогда (1909) опубликование книги казалось мне риском. Ибо я знал ведь, что требуемую непредвзятость именно те могут не достичь, которые двигают естественную науку и также мало все многочисленные личности, которые в своих суждениях от таковой являются зависимыми.

Однако перед моей Душой стоял именно факт, что во время, в которое сознание человечества наиболее далеко отдалилось от этого Духо-мира, сообщения из такого Духо-мира соответствовали самой неотложной необходимости.

Я рассчитывал на то, что существуют также люди, которые более или менее отдаленность от всей Духовности воспринимают настолько тяжело, как жизненное препятствие, что они за сообщения из Духо-мира ухватятся с внутренней тоской.

И последующие годы это ведь полностью подтвердили. Теософия" и Тайноведение" как книги, которые предполагают в читателе добрую волю чтобы входить в тяжелую стилизацию, нашли широкое распространение.

Я полностью сознательно стремился дать не некое популярное" изложение, но такое, которое делает необходимым чтобы вникнуть в содержание с мысле-напряжением. Этим, я моим книгам запечатлил такой характер, что их чтение само уже есть начало Духо-обучения. Ибо спокойное, разумное мысле-напряжение, которое делает такое чтение необходимым, усиливает Душевные силы и делает их через это способными, чтобы приблизиться к Духовному миру.

То, что я книге дал титул Тайноведение" сразу же вызвало недоразумения. С некоторых сторон было сказано, что то, что желает быть наукой" не должно быть тайным". Как мало было обдумано такое возражение. Как если бы некто, кто публикует некое содержание, желал бы с таковым обходиться тайно". Вся книга показывает, что ничто не описано как тайное", но именно должно быть принесено в такую форму, что это будет понятным как только и любая наука". Или желают, когда употребляют слово естествознание (Naturwissenschaft)", не намекать, что дело идет о естестве"?

Тайноведение (Geheimwissenschaft)" есть противоположность природоведения (Naturwissenschaft)".

Моим созерцаниям в Духовный мир всегда снова противоставляли, будто они есть измененные воспроизведения того, что в течение более древнего времени выступало в представлениях людей о Духо-мире. Говорилось, что я якобы прочитал некоторое, это вобрал в подзонательное и затем в вере, что это происходило из собственного созерцания, донес к изложению. Из гностических учений, из восточной мудрости и так далее, должен я был якобы мои изложения завоевать.

Тем, что такое утверждалось, остаются с мыслями полностью на поверхности.

Мои познания Духовного, которые я полностью осознавал, есть результаты собственного созерцания. Я каждое время при всех отдельностях и при больших обзорах строго себя проверял, делаю ли я каждый шаг так, что полностью разумное сознание сопровождало эти шаги. Как математик идет от мысли к мысли, без того, что безсознательное, самовнушение и так далее играли роль, так - говорил я себе - должно Духовное созерцание от объективной имагинации к объективной имагинации идти, без того, что нечто другое в Душе живет, как Духовное содержание ясно разумного сознания.

То, что знают об имагинации, что она есть не только субъекивный образ, но образ-воспроизведение объективного Духо-содержания, к этому приносят это через здоровое внутреннее переживание. Достигают этого Духовно-Душевным образом, как и в области чувственного наблюдения при здоровой организации верно отличают воображения от объективных восприятий.

Так имел я результаты моего созерцания передо мной. Они были сначала созерцаниями", которые жили без наименований.

Должен был я ими поделиться, то требовало это слово-описаний. Я искал тогда позднее таковые в более древних изложениях Духовного, чтобы еще безсловесное мочь выразить в словах. Я использовал такие слово-описания свободно, так что ведь едва одно из таковых в моем использовании совпадает с тем, чем оно было там, где я его находил.

Я искал, однако, такую возможность, чтобы выразить себя, всегда только, после того как содержимое восходило в собственном созерцании.

Прежде прочитанное знал я как отключить, при собственном исследующем созерцании через насторой сознания, который я именно уже описал.

Теперь, находили в моих выражениях отзвуки древних представлений. Без того, чтобы входить в содержание, задерживаются за такие выражения. Говорю я о цветках лотоса" в астральном теле человека, то было это доказательством, что я Индийские учения, в которых находят такое выражение, якобы воспроизвел. Да, говорю я об астральном теле, то было это результатом чтения Средневековых писаний. Использую я выражения: Ангел, Архангел и так далее, то обновляю я просто представления Христианского гнозиса.

Такие, полностью на поверхности движущиеся мысли, находил я всегда постоянно мне противопоставленными.

Также на эти факты желал я указать теперь при опять-появлении Тайноведения" в новом издании. Книга содержит ведь очерки Антропософии как одно целое. Отсюда, она будет преимущественно затронута недоразумениями, которым таковая подвергнута.

Со времени, в которое в моей Душе имагинации, которые книга воспроизводит, слились вместе в один целостный образ, я безпрерывно продолжал образовывать исследующее созерцание в людях, в историческое становление человечества, в Космос и так далее; я приходил в отдельных подробностях ко всегда новым результатам. Однако, что я в Тайноведении" дал как очерк, для меня ни в чем не было поколеблено. Все, что я с тех пор мог сказать, является, когда это будет вставлено в верном месте этой книги, как дальнейшая разработка тогдашнего эскиза.

Гетеанум (Goetheanum), 10 Января 1925

Рудольф Штайнер

""""""""""""""""""""""""""""

Характер Тайноведения

Древнее слово: "Тайноведение" будет применено к содержанию этой книги. Слово может быть поводом того, что у различных людей современности одновременно будут вызваны противоположные чувства. Для многих оно имеет нечто отталкивающее; оно вызывает иронию, улыбку сожаления, возможно пренебрежение. Они представляют себе, что род представления, который так описывается может основываться только на праздном мечтании, на фантазировании, что за такой "мнимой" наукой может скрываться только стремление обновления всякого суеверия, которое с правотой избегает тот, кто ознакомился с "истинной научностью" и "настоящим стремлением к распознаванию". На других это слово действует так, как если бы нечто под этим подразумеваемое должно быть преподнесено им, что никаким другим путем не является доступным и к чему их, соответственно их предрасположенности, притягивает глубокое внутреннее желание познавания или Душевно утонченное любопытство. Между этими резко друг другу противоположными мнениями существуют всевозможные промежуточные ступени условного отклонения или принятия того, что представляет себе один или другой, когда он слышит слово "Тайноведение". - Не оспаривается, что для некоторых слово "Тайноведение" имеет некое чарующее звучание, потому что кажется способным удовлетворить их приверженную страсть, по естественному пути не достигнутого знания о "неизвестном", полном тайны, даже непонятном. Ибо многие люди глубочайшее желание своих Душ желают удовлетворить не через то, что может быть познано ясно. Их убежденность исходит из того, что вне того, что человек мог бы познать в мире, должно бы существовать нечто еще, что ускользает от познания. С некоторым особенным абсурдом, который они не замечают, они отклоняют ради глубочайших желаний познания все, что "есть известно" и желают зато позволить только то сделать действенным, о чем человек не мог бы сказать, что это станет известно через естественное исследование. Кто говорит о "Тайноведении" сделает хорошо, чтобы держать перед глазами то, что ему напротив стоят недоразумения, которые были вызваны от таких защитников некоторого вида науки; от защитников, которые стремятся собственно не к знанию, но к его противоположности.

Эти высказывания направляются читателям, которые не позволяют своей непредвзятости допустить, что слово вызывает предосуждения через различные обстоятельства. О неком знании, которое в каком-нибудь отношении должно считаться как "тайное", доступное только для некоторых через особую благосклонность судьбы, здесь не будет речи. Будут правы в здесь подразумеваемом употреблении слова, если подумают о том, что имел Гете (Goethe) в этом смысле, когда он говорит о "проявленных тайнах" в явлениях мира. То, что в этих явлениях остается "тайным", непроявленным, если схватывают их только через чувства и интеллект, завязанный на чувствах, это будет рассматриваться как содержание сверх-чувственного способа познания. (* Происходило так, что выражение "Тайноведение" - как оно составителем этой книги употреблялось уже в прежних издания этой книги - прямо на том основании отвергалось, потому что наука, однако, ни для кого "тайной" быть не может. Были бы правы, если бы дело так подразумевалось. Только это не есть такой случай. Так же мало естественная наука может быть названа "естественной" наукой в том смысле, что она каждому "от природы естественна", так же мало мыслит себе составитель под "Тайноведением" некую "тайную" науку, но такую, которая соотносит себя на, в явлениях мира для обыкновенного рода познания, непроявленное, "тайное", некую науку "тайного", "проявленной тайны". Тайной, однако, такая наука не должна ни для никого быть, кто свои познания ищет соответствующими ей способами.) - Тот, кто как "науке" позволяет быть действенным только то, что через чувства и им служащий интеллект становится явным, для того само-разумеется, что подразумеваемое здесь как "Тайноведение" не будет никакой наукой. Такой некто должен был бы, однако, если он сам желал бы понять себя, признать, что он отвергает "Тайноведение" не из некого обоснованного воззрения, но через некое, из своего чисто личного ощущения происходящего, безапелляционного решения (Machtspruch). Чтобы это увидеть, необходимо только произвести размышления над тем, как наука устанавливается и какое значение она имеет в жизни человека. Становление науки, по существу, узнают не по предметам которые наука охватывает; это узнают в выступающем в научном стремлении образе действия человеческой Души. Как Душа ведет себя, тем что она разрабатывает себе науку, на это должен быть обращен взор. Усваивают себе привычку, устанавливать этот образ деятельности только тогда в действие, когда откровения чувств входят в рассмотрение, тогда легко приходят к мнению, что эти откровения чувств есть сущностное. И тогда не направляют взор на то, что именно определенное поведение человеческой Души было применено только для откровений чувств. Однако можно выйти за такое произвольное само-ограничение и, не взирая на особые случаи применения, охватить взором характер научного действия. Это пред-основополагается, когда здесь о познании не-чувственного Миро-содержания (Weltinhalte) будет говориться как о неком "научном" содержании. В таком Миро-содержании человеческий образ представления желает задействовать себя так же, как он задействует себя в других случаях естественно-научных Миро-содержаниях. Тайноведение желает естественно-научный способ исследования и разумность (Gesinnung) исследования, которые в своей области удерживают себя на совместной связи и ходе чувственных фактов, освободить себя от этого особого применения, однако твердо удерживать себя в их мыслительных и прочих характерных особенностях. Оно желает говорить о не-чувственном тем же самым образом, как естественная наука говорит о чувственном. В то время как естественная наука с таким образом исследования и образом мышления остается стоять в чувственном, желает Тайноведение Душевную работу на природу рассматривать как некий образ само-воспитания Души и воспитанное применить на не-чувственную область. Оно желает так действовать, что оно говорит хотя не о чувственных явлениях, как таковых, но о не-чувственном Миро-содержании так же, как природо-исследователь говорит о чувственном. Оно твердо удерживает естественно-научным образом действия Душевный настрой в пределах этого действия, итак как раз такой, только через который естество-познание становится наукой. Тайноведение позволено поэтому обозначить как науку.