Танцы на льду - Андрей Кивинов

Из всех оперов лично мне больше всего нравился Щеглов. В нем чувствовалась природная интеллигентность, сочетающаяся с трезвой логикой и независимостью. К тому же он был остроумен, что автоматически притягивало собеседника.

Застав Валентина на месте, я узнал про Сан Саныча следующее. Во время путча девяносто первого года, пользуясь общей политической неразберихой, Преображенский свинтил с чужого «Запорожца» два колеса, но был пойман бдительным Марковым, который к политике относился с непозволительной прохладцей. Юрка не стал закрывать Сан Саныча в тюрьму, а посадил его на жердочку, с которой тот периодически чирикал об оперативной обстановке на территории.

Щеглов предупредил, чтобы я был поосторожнее с Преображенским, и украдкой улыбнулся.

В девятнадцать ноль-ноль я стоял перед входом в кинотеатр «Подвиг», надвинув на глаза кепку, подняв воротник и сжимая под мышкой «Огонек».

— Это ты мне, что ль, звонил? — раздался за спиной скрипящий голос.

— Если ты Сан Саныч.

— Я-то Сан Саныч, а вот ты что за ком с бугра?

Сан Санычу было лет сорок, он имел добрые глаза и лицо ярко выраженного алкаша. Под его драповым потертым пальто в районе сердца угадывались очертания бутылки.

Я кивнул ему и, не вынимая «Огонька», двинулся в сторону парка.

Оглянувшись по сторонам, Преображенский зашагал следом. Ну что ж, вот оно, начало настоящей оперативной работы, которой я ждал целых три года и десять дней! Свершилось! И хотя, Юрик, ты еще не Джеймс Бонд, но уже почти Шарапов. Действуйте!

Я открываю левый глаз. Туман. Правый. Снова туман. Скажите, в каком глазу у меня туман? А вот и не угадали! У меня туман в обоих.

Пробую пошевелить руками. Ой, кажется, их нет. А запах! Свежесть зимнего утра! Запах где-то рядом, надо поднять голову и определить источник. Ой, мама! В затылок ударяет резкая боль, следующей атаке подвергается лобовая кость. Голову лучше не поднимать, а оставить как есть. Туман. Голоса. Где-то далеко-далеко, как во сне. Тени. Кажется, я умираю.

— Михалыч, ты б хоть парня предупредил.

— Да забыл как-то. Конец года, не до того.

— Не до того, не до того. Жалко ведь Юрку, совсем зеленый пацан еще. Неиспорченный.

Из тумана приближается рука моего наставника Витьки Черненко и заботливо прикладывается ко лбу.

— Рассольчика бы ему. Знал бы — оставил. Ну, Сан Саныч, попадись мне только. Давай, Юрок, давай. Вставай. К вечеру пройдет, это с непривычки.

Чьи-то руки бережно пытаются поднять меня за плечи.

Перспектива начинает вращаться и после третьего оборота занимает устойчивую позицию. Я узнаю очертания своего кабинета. Запах не исчезает. Он противен и вызывает соответствующие позывы. Несет снизу. Я наклоняю голову и прямо на свитере и брюках обнаруживаю остатки рвотных масс. Надеюсь, своих.

— Это ерунда, Юрик. Хорошая проверка для «Тикса». Отстирается и с половины дозы.

Опять хочется упасть. Руки наставника не дают. Поддерживают в трудный час.

Я ничего не помню. Парк, скамейка, бутылка. Кажется, «Русская». Зачем я пил? И с кем я пил? Не помню. Ничего не помню.

— Нормально, Юрик, нормально. У Маркова весь спецаппарат такой, привыкнешь.

Ага, точно ведь. Спецаппарат. Встреча, конспирация. «Судьба барабана». Точно! Сан Саныч.

Он предложил за знакомство. Я не отказался, потому что нас учили — надо искать точки общения. Если «человек» собирает марки, ты тоже собирай, если играет в шашки, ты тоже играй. Ищи точки. Кажется, точку Сан Саныча я нашел. Теперь бы из нее выйти.

Я пытаюсь задать Витьке какой-то вопрос, но язык вяло сопротивляется, и я замолкаю.

— Ладно, — уплывает голос в туман, — лежи, лежи… Я пока за минералочкой сгоняю. Помогает…

Спать.

На часах полдень. Я сижу на нашем диване и смотрю в одну точку. Смотреть в разные больно. Вторая бутылка минералки только что залита в бензобак. Не помогает. Мне плохо.

— Скажи, Витя, за что уволили Маркова? Только честно, — язык понемногу воспроизводит родную речь.

— Ну, тут большого секрета нет. Ждали приезда министра. В наш отдел, как в наиболее оснащенный техникой. Ввели сухой закон. Всего-то на неделю. Юрка на пятый день не выдержал. В аккурат к визиту сломался. Да еще во время дежурства.

Министр со свитой прибыл, все осмотрел, решил заглянуть к операм. Мы-то все свалили из отдела с глаз долой, а Юрка остался. Как дежуривший. Вышел в коридор для доклада. Народу полно, сплошные лампасы. А один в плаще и шляпе. Солидный такой. Юрка ему и доложился. По телеку все министры, кроме военного, в штатском ходят. «Здравия желаю, товарищ генерал! Оперуполномоченный уголовного розыска Марков!»

Здравствуйте, здравствуйте, товарищ оперуполномоченный. И до свидания, товарищ водитель автобуса.

Вот, собственно, и все. Юрка посетителю паспортного стола доложился вместо генерала. Министр левее стоял.

Я икаю. Во рту в чистом виде контейнер для мусора.

— Что вчера было?

— Да, в общем-то, ничего страшного. Тебя Сан Саныч где-то в два ночи на себе принес. Он мужик не вредный. Только это дело любит. Водку в ларьке брали?

— Не помню.

— Значит, в ларьке. Вообще лучше на поводу у Сан Саныча не идти. Сказал бы, что не пьешь.

— Я не знал.

— Да, это прокол. Он тебе хоть что-нибудь рассказал? Полезного?

— Не помню.

Неожиданно я вспоминаю про пистолет и начинаю хлопать по боку.

— Ствола нет, Витя!

— С тебя пузырь коньяка. Сан Саныч ствол себе переложил, чтоб ты не выронил случайно. Потом сдал в дежурку. Но на будущее имей в виду — без надобности ствол не таскай.

— Я не хотел, Вить, — жалобно бормочу я.

— Да не оправдывайся, я понимаю все. Сейчас иди домой, а то наружность у тебя никакая. Я твоей матери позвонил, сказал, что ты в засаде. Запомни на всякий случай. Давай, езжай, не свети здесь, а то нарвешься на кого-нибудь из РУВД. У нас месячник борьбы с пьянством.

Я кое-как поднимаюсь, иду в туалет, где над раковиной привожу в порядок свой гардероб, и ковыляю к выходу. В коридоре натыкаюсь на Михалыча.

— А, Юра. Как самочувствие, дорогой?

— Извините, Сергей Михалыч, так получилось…

— Ничего, ничего, все в порядке. Ты ж не по злому умыслу, а по неопытности. Как говорил товарищ Саахов: «Не рассчитал сил. Травма на производстве». Отдыхай.

Процесс восстановления сил завершился к утру следующего дня. Кефир, сметана, пиво, анальгин, контрастный душ. Здоровый сон. Мать спросила, не напрасно ли в засаде сидел и взял ли преступника. И не было ли риска. Ответил честно — риск был, преступника не взял, но все равно очень устал. Сплошные нервы. Теперь буду осторожнее.

Сейчас я еду в лифте на восьмой этаж. Продолжаю начатые накануне раскопки в истории жизни директоров обществ закрытого типа. Всяких Блюмингов, бьющих стекла в общественных местах. Ирина Алексеевна Рябинина, его подружка, соврала, кстати, участковому свой адрес. Хорошо я догадался проверить ее по адресному бюро. Спрашивается, для чего врать в рядовой ситуации? Верно — незачем. Поэтому я здесь. Отсюда и копать начну.

Я нахожу квартиру вруньи Рябининой и жму на звонок соседней. Тактика рытья в чужих биографиях. Пункт первый.

Квартира не пустовала. Ее населяла женщина лет сорока пяти, открывшая дверь. Осторожный глаз захватил часть моего тела шириной в дверную цепочку.

— Вам кого?

— Милиция. — Я сунул в щель руку с удостоверением, стараясь не светить лицо.

— Ну и что?

— Да, в общем-то, ничего. У вас вчера в подъезде мужичка опустили, ну, в смысле, денежки отобрали. Обычное дельце.

— А я-то тут при чем? Не я ж его грабила.

— Немного потише, если не трудно. И лучше не через дверь.

Женщина еще раз окинула меня взглядом и, уловив доброту моих глаз, открыла дверь. Я прошел в прихожую.

— История такая. Преступник не побежал на улицу, а рванул вверх по лестнице. Потерпевший за ним погнался, но где-то в районе вашего этажа сбился со следа. Есть подозрение, что злодей скрылся в одной из квартир на этой площадке. К вам-то он не забежал, мы знаем вас как честную женщину, а вот насчет соседей не уверены.

Ну что, классно заливаю? Как учили. Женщина удовлетворенно кивнула, давая понять, что в отношении ее я не ошибся.

— Вот, к примеру, квартира слева. Там живет некая Рябинина Ирина. Как у нее с честностью?

— Ирочка? Что вы, молодой человек, она серьезная девушка, и никто к ней забежать не мог.

— Она одна живет?

— Нет, с матерью. Тоже положительная женщина.

— Ну, мама может добросовестно заблуждаться о знакомых дочери. Это частое явление. Дома ангел, а на улице людей грабит. Чем Лена занимается, случайно не в курсе?

— Почему не в курсе? Она управляющая страховой компанией. Тут рядом, в двух кварталах. Она мне застраховаться предложила. От тайфунов, селей и оползней.