Танцы на льду - Андрей Кивинов

— И уберите свой автомат.

«Нет, я не плачу! — кричит мой внутренний голос. — Я пришел рассказать о новой жевательной резинке „Спортлайф“ без сахара!»

Остальные в зале не обращают на меня ровно никакого внимания. Как будто и нет меня! Знаете, что хочется сделать? Если честно? Дать залп в оштукатуренный потолок и заорать:

«А ну, на пол, труха навозная! Ключи от сейфов на стойку! Живо…»

Из радио хрипит Луи Армстронг. Плавно и нежно. Песня про прекрасный мир. И волшебную любовь.

Я опускаю автомат и понуро бреду к выходу. Сержант уже подогнал машину к парадному подъезду. Урну кто-то поднял.

— Что, Юрок, опять у них ложный вызов?

— Почему ты решил?

— Да по десять раз на дню сюда ездим.

Я зло падаю на сиденье.

— Я тебя и предупредить не успел. Ты прямо орлом выглядел. Как я в молодости. Патрон из патронника вынь, пожалуйста.

Вернувшись в отдел, я сдаю автомат, получаю тот самый, первый материал и иду к себе его изучать. Изучение занимает полчаса, и прочитанное не вызывает у меня никаких вопросов, кроме одного — почему материал отписали именно мне? А из этого вопроса следует еще один: что мне теперь с этим делать?

Посоветоваться с наставником я не могу, наставник, как я уже заметил, рейдует, а в одиночку даже при наличии всех студенческих конспектов мне ни за что не разобраться. Поэтому, чтобы не напахать сгоряча, придется идти к заместителю отдела по оперативной работе, то есть к моему непосредственному шефу Сергею Михайловичу Зимину, которого оперы зовут просто Михалыч. Михалыча, несмотря на еще довольно молодой возраст, в отделе уважают, потому что сам он вышел из простых постовых милиционеров, знает все тонкости службы и понимает, где сто́ит спросить строго, а где можно не затевать ненужного разговора. Кроме того, я узнал, что Михалыч никогда не прятался за спины оперов и всегда вытаскивал их из различных каверзных ситуаций, принимая удар на себя.

Когда я с материалом в руках объявился на пороге его кабинета, то помимо шефа застал там опера Васю Громова, амбала парня, веселого нрава и поведения. Вася сидел на диване, в чем-то оправдываясь перед Михалычем и разводя в расстройстве здоровенными руками. Михалыч же, положив на свой шефский стол деревянный стул, усиленно работал молотком.

— Михалыч, ну не специально я, ты ж пойми… Стулья, наверное, старые, труха сплошная.

— Нечего, нечего на стулья пенять. Я замечаю странную закономерность: как ты что-то раскрываешь, так у меня ломается очередной стул. Почему ты не работаешь в своем кабинете?

— У меня тесновато, сам же знаешь, Михалыч.

— В таком случае бери с собой стулья, они у тебя железные. — Михалыч врезал по гвоздю молотком, прибивая ножку.

— Да кто ж знал-то?! — Вася в сердцах хлопнул ладонью по коленке. — Я ему кодекс показываю, смотри, говорю, сколько тебе светит, а под ним хлоп — стул и ломается…

Михалыч наконец обращает внимание на меня:

— Что тебе, Юра?

— Да вот, по материалу посоветоваться.

— Хорошо, присядь… Значит, Василий Андреевич, так. Еще один стул сломаешь, с кодексом там или без кодекса, очередную квартальную премию отдашь на покупку мебели. Ясно?

Вася горестно вздыхает:

— Ясно.

— Кстати, что там возбудили?

— Сто восемь, часть два.[1] Полные обморозки, Михалыч. Спортсмены херовы. Днем в спортзале по грушам лупили, а по ночам на практику выходили. На «куклах» работали. Увидят мужичка поддатого и давай его месить по всем правилам кикбокса. За две ночи два трупа. Я, в общем-то, не из-за того, что они не кололись, кодекс показывал — там и так с доказухой порядок, а просто по жизни обидно… Что им эти мужики датые сделали?

Михалыч ставит стул, проверяет его на прочность мощным нажатием и, убедившись, что ремонт произведен успешно, задвигает предмет мебели в ряд собратьев по гарнитуру.

— Все равно завязывай, Василий.

Вася согласно кивает и, еще раз вздохнув, покидает кабинет начальника.

— Когда меня выпрут из органов, я устроюсь в мастерскую по ремонту мебели, — усмехается, глядя на меня, Михалыч.

Я понимающе киваю, хотя никак не могу взять в толк, почему, когда человеку показывают кодекс, под ним должен сломаться стул.

— Ну, что у тебя за материал?

Материал отписан мне начальником отдела, и Михалыч, вероятно, не в курсе происшествия.

Я кладу на стол несколько листков, сцепленных скрепочкой.

— Ты мне на словах объясни.

— Ситуация такая. Некий мужичок с металлургической фамилией Блюминг покупал сегодня в универмаге галстук…

— Так.

— Купив галстук, он пошел на выход, но в дверях поскользнулся на замерзшей луже и, падая, разбил головой стекло витрины. Продавцы на всякий случай вызвали милицию, хотя Блюминг никуда и не пытался скрыться. Он тут же возместил ущерб, и претензий к нему работники универмага не имеют. Но наши постовые все-таки привезли его сюда, а участковый составил протокол осмотра витрины и записал объяснения.

— Молодцы, дело знают.

— Вот, собственно, и все. Я почитал объяснение Блюминга — он ничего не скрывает. Так получается, что состава преступления тут нет.

— Э, э, ты не торопись. Где это ты насчет состава прочитал? В учебнике, что ли?

— Да тут и без учебника ясно, что мужик разбил стекло нечаянно, поскользнувшись. Я зашел уточнить, как мне материал списать и можно ли отпускать Блюминга.

— Эх, молодо-зелено… Ты не переживай, все такими были когда-то. С чего ты решил, что этот Блюминг нечаянно упал?

— Ну, там же лужа… И в протоколе отмечено.

Михалыч быстро пробегает глазами листочек, комкает его и бросает в корзину.

— Вот и нет никакой лужи. Он и не падал вовсе. А будучи в пьяном виде, из хулиганских побуждений нахамил продавцам и разбил стекло. Что это у тебя с лицом? Аллергия? Тавегильчику хочешь?

— А он вот, а они…

— Короче, в чистом виде двести шестая часть первая. Уголовное дело вряд ли возбудим, но «протокольную форму» слепим.

Для никогда не сталкивавшихся с родным законодательством граждан поясняю, что «протокольная форма» применяется к лицам, совершившим какие-нибудь мелкие проступки, когда можно обойтись без длительного следствия, а отправить материал прямо в суд. Санкции там, как правило, штрафные, и в тюрьму человек не садится. Но самое главное, как я уже успел понять из своей небольшой практики, «протокольная форма» идет в положительный баланс раскрываемости наряду с раскрытыми кражами, грабежами и убийствами. То есть, грубо говоря, мы получаем дополнительную «палку».

— Сергей Михалыч, но он же говорит, что нечаянно… И свидетели…

— Ну что ты заладил как попугай — нечаянно, нечаянно…

Еще два листочка с показаниями продавщиц летят в корзину.

— Мало ли что он говорит. Поначалу никто не признается. Поэтому материал тебе отписали, а не участковому. Чтобы ты поработал и все довел до ума.

— А как? Как я заставлю его сказать, что он по пьяни, да еще специально…

— Не волнуйся ты. Может, форточку открыть? Ну, как хочешь. Для начала сходи в универмаг, возьми с директора заяву. Так и так, просим принять меры к неизвестному, разбившему стекло в универмаге. Больше не расшифровывай. Также возьми справку о стоимости стекла. Перепиши протокол осмотра, только чтоб лужи не было. Потом этот Блюминг… Конечно, просто так он НЕ ПРИЗНАЕТСЯ. Надо его подработать. Немножко на него накопать говнеца.

— Что значит накопать, Сергей Михайлович? В каком смысле?

— Экий ты, Юра, непонятливый. Чему вас в школе-то учили? В прямом смысле. На каждого человека всегда можно что-нибудь накопать. При желании. И на тебя, и на меня, и уж тем более на какого-то Блюминга. Чем он занимается?

— Директор общества закрытого типа «Фаворит».

— Запомни, Юрий. У нас в городе только одно настоящее общество закрытого типа, все остальные — целиком или наполовину — липовые.

— Какое же?

— «Кресты». Тюрьма такая на Арсенальной. Так что любого «Фаворита» можно сделать аутсайдером. Короче, поле твоей деятельности не ограничено, все зависит от фантазии и азарта. Можешь покопать на личном фронте. В общем, копай где угодно, лишь бы к моменту вашей следующей встречи ты располагал на Блюминга таким компроматом, что он будет готов написать, как разбил не только стекло, но и лица всего персонала, а также имел умысел взорвать универмаг к чертям собачьим. Времени у тебя дней десять, так что не затягивай.

— А если не получится?

— Получится, получится. Ты молод, энергичен, не то что Васька, которого от стула не оторвешь. Подключи налоговую, ОБЭП. Все эти «Фавориты» одним миром мазаны. Внешне — просто сказка, а внутри… Иногда дерьмо распознаешь только вляпавшись в него. Так что действуй, хватит в кабинете сидеть. Ты опер, а не домохозяйка. И главное, никого не бойся. Пусть тебя боятся.