Сибирский гамбит - Евгений Руднев

Глеб булькнул из бутылки в пиалы.

– Ну, будем, – чокнулся с ним Дусов.

Выпили, закусили урюком. Лузин смотрел в угол и молчал. Ему не хотелось говорить. И то, что Дусов защитил диссертацию и шагнул вверх по служебной лестнице, не вызывало у него зависти. У каждого своя дорога. Жизнь есть жизнь.

Поглаживая кончик длинного носа, Дусов поглядывал вполглаза на Лузина. «Странно все-таки, получается, – думал, хмелея Дусов. – Почему я пришел к нему? Ведь он, по существу, – никто. Более того, он в опале. А я чувствую себя так, словно в чем-то завинил перед ним. Он диктует, а я слушаю. Смешно… Правда, когда надо было, – я сумел проявить твердость. Особенно в 1942 году… Нет, он все-таки неудачник. Рыцарь печального образа. Жаль немного его… Пожалуй, мы с ним никогда больше не увидимся… Впрочем, кто знает…»

– Ты, Глеб, не сердись на Минаева. Он очень раздражительным стал, заводится с пол-оборота. У него недавно разбились на вертолете два сына геофизика. Федор и Евгений. Вели аэрогамма-съемку в Якутии… Гавриил Захарыч целый месяц лежал в больнице. Сильное нервное потрясение… – Дусов повертел в руках пустую пиалу. Он ждал, что наконец-то заговорит Лузин. Но тот молчал.

– Зря ты, Глеб, отказался от предложения Епихина… Начальник экспедиции – это не начальник партии. Да и я бы помог… Упрямый ты…

– Тебе, значит, все равно, чем заниматься? – вспылил Лузин. – Лишь бы вверх, на Олимп, да?!

– Зачем же так узко мыслить, дружище? Мужик без честолюбия – ничто. Мы – не дети. Человек должен заниматься тем, что приносит обществу пользу. Нефть Южного бассейна – это реально. За это тебе люди только «спасибо» скажут.

– Ой, не надо. Оставь.

– Как знаешь, как знаешь… – Дусов обиженно сломал усики. В нем начинало набухать раздражение. Вдобавок еще и коньяк отдавал пробкой, а урюк был с песком. Настроение портилось с каждой минутой. «Чем идти сюда, лучше бы выспался в гостинице, завтра ни свет ни заря – в Баку», – подумал с досадой Дусов. Но уйти просто так было неудобно и, чтобы хоть как-то поддержать разговор, он спросил:

– Как там Нина? Где она?

Лузин долго катал по столу абрикосовую косточку от урюка, потом глухо обронил:

– Она уехала летом сорок третьего… Сразу же после того, как ты перевелся в Башкирию. С тех пор я о ней ничего не знаю…

– Так вы… официально развелись?

– Да. Она настояла на этом. Кому нужен зэк?!

– Вот как… – На гладко выбритом румяном лице Дусова проклюнулось сочувствие. Он грустно повел головой. Нескладно все у Лузина. Запутанно и нескладно!

Дусов хотел было снова плеснуть в пиалы коньяку, но Лузин угрюмо бросил:

– Не надо.

За какой-то миг их взгляды встретились, и Дусов ощутил, что его сочувствие не по душе Лузину.

– И все-таки, зря ты отказался от предложения Епихина. Такого шанса может больше и не быть. Минаев не любит, когда идут против его воли? У него большие связи в верхах. Тут уже тебе, Глеб, и Епихин вряд ли поможет…

У Лузина мелко задергалось веко, уши налились вишневым соком. Дусов вдруг почувствовал, что еще минута – и сидящий перед ним человек может, чего доброго, ударить его. Такое ведь было уже. Не с ним, правда, во было. Пора уходить. Каши с таким не сваришь. А на место начальника Южной экспедиции можно подыскать и другого. Страна большая.

– Прощай, Глеб. Пошел я.

– Валяй, – не поднимая глаз, буркнул Лузин.

2

Секретарь Таежноградского обкома партии Никанор Борисович Тобольский сидел в приемной заместителя Председателя Совета Министров РСФСР и задумчиво поглядывал на обшитую черным дерматином дверь. На коленях у него лежала кожаная папка, потрепанный журнал «Нефтяное хозяйство». Внешне секретарь обкома был спокоен, бесстрастен, и только тот, кто хорошо знал привычку Тобольского в минуты волнения потирать подбородок и приглаживать пятерней волосы, мог определить нынешнее его состояние. Да, сейчас Никанору Борисовичу было от чего волноваться! Сегодня в Совете Министров РСФСР должен решиться вопрос: быть Меюмскому району с его рыболовецкими поселками, большими и малыми деревнями, оленеводческими стойбищами, пушными факториями, леспромхозами, реками, озерами и марями, под которыми залегают, возможно, скопления нефти и газа, – или все это будет погребено под многометровой толщей воды? Идея затопления обширных пространств Меюма, образования огромного водохранилища и строительства на реке Обь гидро-электростанции нашла своих сторонников не только в министерстве энергетики, но и в Госплане, Госстрое, Совете Министров.

Тобольский был против. Он неоднократно высказывал свое мнение, бывал в ЦК партии, в Совете Министров. Бороться было непросто: основным аргументом против затопления Меюмских земель могла служить найденная там геологами нефть или, на худой конец, горючий газ. Но ни того, ни другого пока не нашли. Понимал Тобольский и другое. Крупные геологи, занимающиеся поисками нефти в Западной Сибири – академик Шатков, например, профессор Назаров, начальник экспедиции Свиридов, – считали, что искать «черное золото» нужно не в северных широтах и даже не в районе Среднего Приобья, где были обнаружены в нескольких водоемах темные пленки нефтяного происхождения, а на юге. Именно это обстоятельство и подливало масла в огонь, вдохновляло сторонников затопления меюмских территорий. Тобольский чувствовал: в создавшейся сложной ситуации без поддержки академика Шаткова он вряд ли выиграет это дело, поэтому в первую очередь надо обеспечить тылы, заручиться согласием известного геолога. Никанор Борисович три раза встречался с Шатковым и в конце концов уговорил того: Петр Антонович выступил в печати со статьей, в которой призывал продолжить бурение десяти опорных скважин на Меюме, подчеркнув, правда, при этом, что главным направлением поиска по-прежнему остается Южный бассейн.

– Будущее Западной Сибири – именно там, на юге, – сказал он Тобольскому и, чуть помедлив, добавил: – Нефть Южного бассейна существует уже де-факто! Я ее видел, щупал руками, нюхал… Другими словами – она уже есть!

Тобольский не возражал – не было контраргументов. Да и не хотел он, честно говоря, пускаться в полемику: в геологии Шатков все-таки величина, а он, Никанор Борисович, – партийный работник. Главное сейчас заключалось в том, что в лице маститого геолога он получал сторонника по самому важному – как полагал Никанор Борисович – вопросу. Выиграть бы только время, не дать затопить меюмские земли в следующей пятилетке. Десять скважин – это что-то да значит. Поиски нефти будут продолжены, а там – чем черт не шутит… Иван Михайлович Губкин говорил, что даже одна глубокая скважина может многое прояснить… Иван Михайлович Губкин… Иван Михайлович…

Тобольский чуть слышно вздохнул, закрыл глаза. Память возвращала его в середину тридцатых годов. Тогда он возглавлял отдел промышленности в обкоме партии… Лето. Правый берег реки Обь. Тонко гудят комары, в синевато-темной воде реки плавает солнце. Губкин и сопровождающие его в поездке по Западной Сибири геологи дотошно изучают обнажение горных пород на высоком обрыве. Взяв саперную лопатку, Иван Михайлович начинает копать. Ловко снимает верхний, сухой слой глины, берет в руки геологический молоток…

Тобольский внимательно наблюдает за действиями Губкина – седьмой день он ездит с геологами Главного управления по Западной Сибири. Хочется побольше узнать о перспективах нефтеносности здешних территорий, познакомиться поближе со знаменитыми разведчиками недр – не так уж часто приезжают в эти края подобные гости…

Губкин кладет на ладонь кусочек глины, долго рассматривает его в лупу, нюхает. На загорелом лице появляется довольная улыбка.

– Органика, друзья! Самый что ни на есть настоящий битум! – весело говорит Губкин, повернувшись к своим спутникам.

Темно-коричневый кусок глины идет по рукам…

– Здорово!

– Да, битуминозная порода собственной персоной… Это уже – третий случай, Иван Михалыч!

– И далеко не последний, поверьте!

Тобольский подходит к Губкину.

– Простите, Иван Михайлович… Можно вопрос?

– Да-да, пожалуйста.

– Каковы же ваши выводы? Что дала вам поездка по Западной Сибири?

Геолог стряхивает пыль с ладоней, неторопливо прячет в карман плаща лупу. Шурясь от ярких лучей солнца, бьющего в стекла очков, спокойно отвечает:

– А выводы, дорогой Никанор Борисович, таковы. Я категорически не согласен с некоторыми авторитетными в геологии людьми, которые заявляют, что горные породы Западной Сибири представлены эпиконтинентальными осадками, залегают полого и спокойно, а значит и поиски нефти здесь, по аналогии с Русской платформой, – безнадежное дело. Действительно, местами третичные глины имеют горизонтальное залегание. Но ведь есть же места – и вы это сами видели! – где породы сжаты в весьма крутые складки. Есть изгибания и разломы слоев, пологие антиклинальные структуры. Более того, в трех обнажениях мы обнаружили в породах органогенный материал, нашли битуминозные глины. Налицо признаки нефтеносности! Прекрасные признаки!